астория вся в снегу, как в плевочках,
а чего вам хотелось? это – питер.
я бреду по городу винно-водочному
в нежном, с хитрецой, подпитии.
у меня круглое личико.
звать меня лиличка.
а он гордый, чертяка.
он, даже здороваясь,
руки из кармана штанов широченных не вынет.
мне же хочется, чтоб плакал, тявкал,
чтоб любую ладонь целовал навылет,
но мою лобызал,
как христову или как шлюхину.
чтоб катался в глазах
истерически. чтоб вынюхивал
запахи на мне не его, чужие.
чтоб мы вместе до угла не дожили,
до поворота, не дотерпели чтоб
ни за что.
астория близится. сережка есенин
там размазан по стенам.
бреду на свидание... далее... далее...
люблю ночные скитания.
а он, желвачок напрягает, как металлический шар
с постоянством безумного. нарциссизма
черви в каждом жесте его кишат,
в дыме трубочном сизом.
желвачок-ромашка: женишься? не женишься?
опасливы движеньица.
ох, как опасливы. но не трусливы.
он не плачет, давится слизью,
когда мне тычется в личико,
в имя мое лиля лиличка.
он ревностью умывается, как мылом.
мой милый. большой и милый.
а потом пуля плющит висок в кашу.
я-то, дура, боялась: мол, много кашляет.
а он жолудями холодными измесил себе всю душу,
ревностью бледной, словоблудным своим «не струшу».
ну, не выдержал, спекся, сник.
вероника
тоже из тех, кто мог бы быть ведьмой.
но ты ведь мой?
только мой?
вот такой громадой себя сам сломавший...
хотя сейчас неважно.
висок – в кашу.
слюна – в соль.
трусцой
к нему. хрупкому гулливеру.
пойдите вон! я вам не верю!
где он? пустите к нему, к мёртвому.
прорываюсь увёртками.
пуль давленые виноградины
околдовали меня, его обрадовали.
лицо совсем не узнаю. что вы мне тут подсунули?
сыр сулугуни
на столе
и бутылка сухого.
и не слова.
впоследок.
и на репетицию торопится девочка дикая
вероника.
2001/02/06
