и кто-то в закусочной требовал пудинг...
мы землянику сажали под пулями.
смеялись, нащупав чуть выше кармашка
на синей рубашке кровавое пятнышко.
чуть выше кармашка с билетом трамвайным.
мы пели. мы песнями разговаривали.
соседи с других баррикад возмущались
внезапному, в ягодных брызгах, отчаянью.
отчаянью-счастью. дитя в бескозырке,
серебрянорукое и безъязыкое,
нам приносило воды из под крана
с осадком. сиреневым в желтую крапинку.
война танцевала на старой эстраде
под музыку африки. или австралии?? –
на помню по карте. красивое место,
растоптанное в земляничное месиво.
война улыбалась породисто-хищно
и все норовила до самого личного
добраться ладонью. валютная шлюха.
животных спасали снотворным и шлюпками,
летящими в воду поспешно и нервно.
войну забавляло все это, наверное.
седые матроны и сэры в крылатках
за наши рубахи упрямыми лапками
цеплялись. и мы невоспитанно, дико
от них откупались едой земляниковой.
мы верили в небо, в достоинство сосен,
в то, что непременно порушим отцовское,
в совокупленья, в каминные камни,
в возможность минуту схватить фотокамерой.
война нам кричала: вы – дети, вы – боги,
вы – то, что осталось от мертвых, не более...
