Просыпался он долго. Сон держал его в своих цепких объятьях, разбивал в щепки сознательные мысли, затягивал в темноту. Но никто, даже человек в жутком похмелье, не может игнорировать позывы мочевого пузыря и холод. Натан пытался сопротивляться, но, в конце концов, открыл глаза.

В салон проникал свет серого, неприятного утра. По окнам текли дождевые струи.

— Блин, — прохрипел Натан и откашлялся. — Вот черт.

Следующие 15 минут доказали ему, что жизнь может быть более мерзкой, хотя бы целой серией неприятных мелочей. Он еще не распаковал еще теплых тапочек и должен был идти босиком по холодному полю. Он замерз в ванной, не смог найти щетку, которую уронил вчера. Кофе и сахар лежали наготове, но в микроскопической кухне не нашлось чайника, кипятильника или ковшика, в котором можно было бы вскипятить воду. Когда мужчина вернулся в салон, то увидел своего приятеля кота, дожирающего последний кусочек салями.

Холодный и пустой дом с равнодушием снес серию хриплых ругательств. Не переставая изрыгать проклятия, Натан со злостью натянул джинсы и свой любимый, немилосердно растянутый черный гольф, зашнуровал тяжелые ботинки и взял с лавки документы и мобильный телефон.

— Иду на поиски завтрака, — сообщил он немного удивленному коту. — А что ты будешь делать, меня совершенно не касается. Тем более, что будешь это делать на улице. Вон!

Он открыл дверь, впуская струи холодного дождевого воздуха. Кот понял, что от него хотят, поднялся и вызывающе медленно вышел.

Когда Натан двинулся вслед за ним, то пожалел о своей враждебности к зверьку. Сильный ветер злобно терзал верхушки сосен и проникал под теплую одежду. Капли дождя больно били по лицу. Прежде чем Натан дошел до машины, он высказал много ругательств, которые выучил по обе стороны Атлантики.

Он завел мотор, оперся ладонями на руль, ожидая, пока кондиционер подогреет воздух в салоне машины.

— Завтрак, — пробормотал писатель. — Как называется та забегаловка?

Забегаловка называлась “Меконг”, и находилась в каких-то двух милях от последних строений Нонстеда, недалеко от перекрестка, на котором пересекались дорога номер 113, ведущая к городку, шоссе, соединяющее разные штаты. Обширный паркинг и туалеты с душевыми демонстрировали, что заведение было предназначено для водителей грузовиков. Но Натан знал, что в середине есть сцена для музыкальной группы и несколько биллиардных столов.

“В ВВС бы сказали, что основатель предприятия нацеливался на самую широкую аудиторию”, - кисло подумал Натан, выключая двигатель “ранглера”. — “Очевидно понятие “Голова на плечах” уже не подходит большому миру”.

Он улыбнулся, вспомнив большие снимки, украшающие забегаловку. На них запечатлены моменты солдатской жизни в дельте Меконга. На некоторых из них молодой основатель бизнеса, ныне вечно мрачного толстяка в цветастой рубахе, который по вечерам лично стоял за стойкой. Фиона, компьютерный график по профессии, на каждом указала не менее двух доказательств использования “Фотошопа”.

Он горько усмехнулся. Писатель прошел через стоянку, на которой находились несколько старых автомобилей, в большинстве, внедорожники. Натан вошел в заведение, пахнущее кофе и жареными яйцами. Через минуту его оглушили раскаты смеха.

Смеявшиеся не заметили его появления. Ближе всего к двери сидел небритый гигант с редкими волосами, который стучал кулаком по столу так, что подпрыгивали тарелки и кружки. Его сосед, широкоплечий толстяк с колючей проволокой, вытатуированной на шее, с трудом дышал. Сидящий далее нескладный дылда откинулся на спинку кресла и бился плечами о стену, что вызывало новые раскаты смеха.

Натан подошел к хозяину заведения, который опирался локтями о стойку бара и ржал вместе со всеми. Он не сразу заметил нового клиента. Мужчина вытер слезы и дружелюбно улыбнулся.

— Что подать, сынок? — спросил он точно так, как тогда, несколько лет назад, когда они остановились тут после ночи езды из Нью-Йорка.

— Попрошу какой-то еды, — ляпнул Натан, сбитый с толку бурно веселящейся компанией. — Комплексный завтрак. И кофе, побольше кофе. — Он старался, чтобы его американский акцент казался настоящим.

— Обычный комплексный завтрак? — переспросил толстяк. В глазах его что-то промелькнуло, будто бы обдумывал прикол.

Он уже хотел спросить: “А бывают необычные?”, но тут компания умолкла. Писатель ощутил их взгляды на себе.

— А что он включает? — осторожно спросил Натан.

— Яичница, две булки, помидор, сыр и бекон, — разочарованно ответил толстяк. — Ну и кофе.

— У тебя не получилось, Серж, — заорал кто-то. Еще кто-то протяжно засвистел.

— Заткнитесь, — выкрикнул хозяин, идя в кухню. — Сейчас будет еда, — сказал он через плечо.

Натан медленно развернулся. Их смеющиеся губы, пристальные взгляды и трудная для определения, но явственно ощущаемая аура общности дали ему понять насколько он здесь чужой. Он понял, что должен что-то сказать — все равно что, только бы завоевать симпатии этих крепышей, но в голове было пусто.

— Успокойтесь, — раздался знакомый голос. Натан моргнул и к своему удивлению узнал Скиннера, который сидел среди собравшихся. Он так хорошо вписался в компанию, что стал почти неузнаваем. — Это новичок в нашем городе. Я встретил его на дороге.

Он хлопнул по плечу толстяка с колючей проволокой на шее и подошел к Натану, улыбаясь.

— Как дела? — спросил он. — Как тебе Нонстед?

— Пока одни загадки, — ответил Натан, не спуская взгляда с разношерстой компании за столом, которая уже утратила к нему интерес.

— А, они. — Скиннер посмотрел на своих приятелей. — Это лесорубы. У нас тут бытует прикол с завтраком. Серж должен спросить, хочешь обычный или необычный. Если бы ты спросил, чем они отличаются, то услышал бы — необычный для настоящих крутых парней. Если после этого выбрал бы обычный, то парни бы тебя освистали и обругали как… Да, неважно. А если бы выбрал необычный — подсаживались бы за твой столик и подбадривали, пока не доешь.

— А что я должен был бы съесть? — спросил Натан, присаживаясь за столик.

— Тарелку фасоли, две не маленьких колбаски, яйцо и несколько ломтей хлеба, — пояснил Скиннер, и указал на стол, уставленный тарелками. — Типичный завтрак лесоруба. После такого крушишь до темноты, и не чувствуешь голода.

Натан открыл рот, чтобы задать очередной вопрос, но в этот момент снова раздался взрыв смеха. Серж, ставя тарелки с едой, веселился так, что пролил кофе.

— Это Даймплз. — Скиннер указал пальцем на неприметного мужчину с черной бородой, который смеялся громче всех. — Никогда не прекращает злословить о своей страшной теще. А мы не устаем над его рассказами хохотать.

— Веселая у вас банда. — У Натана сложилось впечатление, что компания лесорубов излучает интенсивную жизнерадостность, энергию настолько сильную, что с ними он позабыл о пасмурном дне, нещадно льющем дожде и даже о проблеме Анны Крэйг. — Кофе?

— Нет, спасибо. Мы уже уходим. — Скиннер развалился на стуле. — Уже проясняется, а шеф поехал на просеку, чтобы выяснить, можно ли сегодня работать.

— Тут всегда так льет?

— Часто. — Скиннер кивнул головой. — Это одно большое чертово болото.

— Я снял дом у озера. — Натан ковырял вилкой яичницу. — В нем жутко холодно. Забыл спросить у того парня. Как его там…

— Макинтайр?

— Да, именно. Забыл его спросить об отоплении. Он что-то говорил о паровом котле. Но я, наверное, слишком хотел, чтобы он убрался.

— Почему? — нахмурился Скиннер.

— Не знаю. — Натан прикусил губу. — Может, потому, что ищу тишину, а парень из кожи вон лезет, чтобы угодить клиенту.

— Удивляешься? А на что ты рассчитывал, разъезжая на крутом “ранглере”? Но, в общем, я не удивлен. Макинтайр — говнюк. У него бзик — любит всем нравиться. Будто бы, хочет кому-то что-то доказать. Но не судьба. Он живет в дыре, и этого нельзя изменить.

— Интересно, сколько мне понадобиться времени, чтобы научится тут жить, — пробормотал писатель.