— А потом все начало портиться, — сказал Натан уже совсем другим тоном. Он ощерил зубы, будто в нем неожиданно пробудилась агрессия.

— Кто облажался? — тихо спросил Скиннер.

— В том то и дело, что никто. В любом случае, не я. Когда забрали автомобиль и вернулись в Нью-Йорк, Фиона перестала быть собой. Начала… гммм… размываться. Это случилось не вдруг. Процесс занял около полугода. Все хуже разговаривали, все реже смеялись, по-прежнему вместе делали многие вещи, но уже без энтузиазма с ее стороны. Засыпала на фильмах, не хотела танцевать на приемах, всю ночь могла пить теплое пиво без газа или холодный кофе без вкуса. Не дочитывала книги, заваливала проекты, в конце концов перестала ходить на работу. Я узнал об этом случайно. Уронила свой мобильник в мусоропровод, а ее шеф позвонил именно тогда, когда я выходил из дома. Я нашел мобильник и узнал, что она не справилась с двумя проектами.

— Нашла кого-то другого?

— Нет. Пробовал с ней поговорить, даже затащил на сеанс терапии, все без толку. Становилось все хуже, она даже о еде забывала. И я стал следить за ней. Она делала разнообразные вещи, каждый день что-то другое. Однажды пересаживалась целый день на разных станциях метро, на другой день обходила церкви в Челси, читала газеты из-за плеча разных людей, гладила деревья в парке. Нет, она ни с кем не встречалась. Просто угасала на глазах. Ее связь с материальным миром с каждым днем ослабевала. А потом она исчезла.

— Вот так просто?

— Более чем просто. Кажется, она вбросила в рюкзак несколько случайным образом выбранных предметов и ушла. Это произошло после того, как мы выпили бутылку вина, посмеялись, и первый раз за несколько недель занялись сексом. Она все время выглядела как тень, но мне кажется, что остатки сознания все еще тлели в ней. Настолько, чтобы усыпить мою бдительность.

— Искал ее?

— Как безумец. — Натан махнул рукой. — Не хочу даже вспоминать о всех этих не реальных, идиотских идеях, которые приходят в голову от отчаяния. Скажу только, что в своих поисках добрался до Мэйна.

— И не нашел, — Скиннер скорее утверждал, чем спрашивал.

— Нет, не нашел. Сдался. — Натан вытер лоб. — В конце концов, я сдался. Мое отчаяние превратилось в меланхолию, а затем в горе. Ненадолго вернулся в Нью-Йорк, где меня ждал агент с планом турне по Канаде и контрактом на новую книгу. Избавился от него при помощи нескольких ничего не значащих обещаний, а вскоре уехал в Нонстед, единственное место, где был по-настоящему счастлив. И поэтому, Скиннер, я не отстану от вашей Тайны.

— Потому что надеешься: жизнь тут окажется милой и приятной?

— Нет. Потому что такая тайна забрала у меня женщину, которую я действительно любил. Не удалось мне понять, что случилось, и никогда, никогда себе этого не прощу. Поэтому я сделаю все, чтобы раскусить вашу загадку. Понимаешь?

Скиннер кивнул. Он закурил. На этот раз Натан не возражал.

— Кроме того, — добавил он, — мне здесь больше нечего делать.

Остаток дороги они провели в молчании. Радио играло тихо, теряя волны среди гор, мотор время от времени резко рычал, джип входил в повороты. Когда впереди появились они Нонстеда, Скиннер сказал:

— С чего начнем, партнер?

Он произнес эти слова спокойным тоном, в котором не было и тени сомнения. Натан скрыл усмешку и ответил:

— С посещения места, в котором я вчера якобы кого-то сбил.

“Дьявол — это до…” — гласила надпись на стене старого, давно закрытого магазина. Свет далеко стоящего фонаря отражался от поспешно черных букв.

Скиннер прочитал надпись и бросил чем-то в сторону Натана. Тот непроизвольно поймал. Это была пустая банка из-под краски.

— Такую же надпись видел на продуктовом магазине неподалеку от церкви, на спортзале и на задней стене библиотеки. Мне кажется, что тот тип, которого мы сбили, пытался четвертую стену прибавить к своей коллекции.

— Интересно, — Натан доставал сигарету из пачки “лаки страйк”. Заскрежетала зажигалка “зиппо”, пламя, которое терзал ветер, осветило его лицо. — Авангардный метод евангелизации, не так ли?

— Что? — Скиннер скривился. — Ты можешь говорить по-человечески?

— Это дело рук Рансберга. — Писатель глубоко затянулся, не отрывая взгляда от граффити. — Боже мой, пастор по ночам носится по городу и пишет какие-то глупости на стенах. Ты что-то понимаешь?

— Я в целом немного понимаю. Знаю точно, отче любил выпить.

— Лечащий врач ни о чем таком не говорил. Я бы поставил на другую причину. Скиннер, — он повернулся к коллеге, — как думаешь, что должно лежать на столике священника в ризнице?

— Откуда же мне знать? — пожал плечами Скиннер — Святое Писание?

— Именно. Но у нашего пастора я видел только телефонную книгу. Также я дважды видел, как он реагирует на телефонные звонки. Мягко говоря, с сильным испугом. Мне кажется, что у нашего священника проблемы намного серьезнее, чем нам казалось. Кажется, пришла пора заглянуть в его святыню.

— Ты серьезно хочешь туда вломиться?

— Серьезней некуда.

— А зачем?

— Слышал о методе лягушачьих прыжков? Кажется, он применялся твоими предками давным-давно на Тихом океане? Если удастся нам разгадать его секрет, возможно, все остальное станет более понятным.

— Я думаю… — начал Скиннер, но Натан прервал его, энергично замахав головой.

— Нет. Извини, Скиннер, но “Отшельница” не является причиной этих проблем. Не спрашивай, откуда я знаю. Это догадка. Но думаю, что источник всей этой катавасии надо искать в другом месте.

В кармане Натана завибрировал телефон. Писатель посмотрел на экран, скривился и не принял звонок. Через минуту они со Скиннером сидели в “ранглере” и медленно ехали к дому.

В отдалении за их спинами через дорогу перебежало какое-то животное.

Натан помнил небольшую церковь как место тихое и спокойное. Запомнил сильный аромат дерева, еле ощутимый запах краски и пыли, витражи, расцветающие яркими красками в свете солнца или успокаивающую атмосферу, которая обволакивала гостя, переступившего порог, и склоняла присесть на деревянную лавку, посмотреть на крест и задуматься. Не помолиться. Просто задуматься.

Это все исчезло с приходом темноты.

Ни в церкви, ни в окружающем ее саду не было ни одного фонаря, и дом Божий был оплетен тенями, мягкими, склизкими и влажными, будто бы издевающимися над Его величием. Тени ползли по стенам, ползали между лавками, вились по алтарю, лежали на амвоне. Скрип деревянных половиц, казавшийся милым днем, сейчас звучал как приглушенный крик.

— Твою мать… — прошептал Натан и облизал сухие губы.

— Что? — лихо спросил Скиннер, но голоса тоже не повысил.

— Ничего. — Писатель покрутил головой. — Просто…

— Просто начались сомнения, ага?

— Нет. Возможно. Слушай, где ты так научился открывать замки. В Ираке?

— Нет. В Нонстеде. Что ищем?

— Идем в ризницу.

И пошла в темноту. Каждый шаг отзывался волной скрипов, будто под ботинками была сеточка из мелких трещин. Каждый шаг приближал их к ризнице, но отдалял от того, что было знакомым и безопасным. Припаркованный за несколько улиц до церкви джип с таким же успехом мог стоять на другой планете.

Скиннер включил фонарик. Сноп белого света пробился сквозь тени, прошелся по витражам, скользнул по балкам потолка, и остановился на дверях ризницы.

— Скиннер, если ты собираешься меня испугать каким-то “буууу”…- хрипло сказал Натан, но закончить не успел.

В ризнице зазвонил телефон.

Не звонил, и не отвечал. Раздирался. Резкий, проникающий звонок рвал тишину в лохмотья, пугал тени, клубившиеся в углах помещения. Натан посмотрел на побледневшего Скиннера, который показал ему циферблат часов. Скоро наступит час ночи.

— Кто, твою мать, звонит в церковь после полуночи? — спросил он в промежутке между звонками.

— Не знаю. — Натан сглотнул слюну. — И именно поэтому необходимо ответить.