Делают вид, что все в порядке. — Улыбнулся Натан.

— О, вижу, что вы долго беседовали со Скиннером. — Скривился полицейский и отвел взгляд. Писателю показалось, что неудовольствие стража порядка наиграно. Он склонился к полицейскому.

— Да, немного поговорили, — равнодушно признался он. — В этом же нет ничего плохого, не правда ли?

— Нельзя верить ни одному слову, сказанному Скиннером. — Оуэн сейчас излучал напористость и уверенность в себе. — Это врун из тех, которые упрямо хотят привлечь к себе внимание. Кто-то такой, как вы — чужак в городе — для него “идеальная жертва”.

— Это все, сержант?

— Да. — Полицейский поднялся, чтобы пожать руку Натана. — Прошу в течение какого-то времени не уезжать из города. Возможно, нам понадобятся ваши показания.

— Ясно.

Над крышами Нонстеда разливался серый, сентябрьский свет. Тяжелые тучи нависали над антеннами, столбами линии электропередач, и бомбардировали город тугими струями дождя. Возле полицейского участка промчался фургон, обрызгав ботинки Натана.

Англичанин сжал веки так сильно, что голова пошла кругом. Он всю ночь провел в полиции, уже давно переварил вчерашнюю пиццу. От усталости перед глазами плясами темные пятна, но возвращаться домой он не хотел. После того, что довелось пережить в “Прэттс Хэт”, возвращение домой казалось ему трусостью. Где-то между этими избитыми дождем домами скрывалась Тайна, возбуждающая в его душе страх и любопытство. Он знал, куда обязан пойти.

Дом Анны Крэйг выглядел также мрачно и понуро, как и соседние. Потоки дождевой воды катились по покрашенным белой краской деревянным стенам. Дождь бил вьющиеся по шесту розы, без жалости стучался в окна. Даже пластиковый гном в саду казался грустным и угнетенным.

Едва Натан добежал до калитки, дверь открылась, в проеме появилась Анна и выкинула кипу бумаги. Некоторые бумажки пристали к мокрым ступеням, другие пробовали взлететь во влажном воздухе и опускались в саду, на траву, ветки самшита, колючки роз, одна приклеилась к щеке гнома.

— Анна! — закричал Натан. Его крик пробился сквозь шум ливня. Анна остановилась.

— Чего?

Натан стоял как вкопанный.

— Я… Э-ээ-э… Хотел убедиться, что у тебя все в порядке.

Она покачала головой, как бы просыпаясь от глубокого сна.

— Все ли у меня в порядке? — повторила она. — Да, наверное, да. Входи, о Боже. Входи. Не мокни там.

Он вошел. Анна закрыла дверь.

— Извини, я… — Она не окончила и только махнула рукой в сторону нескольких ящиков, стоявших в коридоре. Один из них был приоткрыт, из него торчал рукав мужской пижамы.

— Понимаю. — Кивнул головой Натан. — Не думаешь, что полиция захочет осмотреть его вещи?

— Придется им тогда их собрать, — сказала она сквозь зубы. — У меня нет желания жить в доме, в котором есть напоминание о… о…

Она отвела взгляд и несколько раз сглотнула слюну.

— Хочешь кофе? — Не ожидая ответа, она прошла в кухню. Натан пошел следом за хозяйкой. Он с благодарностью принял протянутое полотенце.

При свете дня кухня показалась более приятной, хотя за окном и хлестал дождь, а по конам текли струи. Натан отметил стильные занавески ручной работы, старую кофемолку на деревянной подставке, горшки с луком-резанцом, базиликом и какими-то травами, названий которых он не знал, и несколько толстых свечей на столе. Не колеблясь, писатель подошел и зажег некоторые из них. По кухне разнесся запах лаванды.

Анна, наливающая воду в стильный жестяной чайничек, улыбнулась.

— Где малышка? — спросил Натан.

— Спит. Я ее не будила — зачем? У меня есть время, чтобы… чтобы очистить дом. Дай мне зажигалку.

Ее рука подрагивала, но газ зажегся, в чайнике весело зашумела вода, и вскоре кофе был разлит в чашки. К аромату лаванды прибавился успокаивающий запах кофе.

Первый глоток, хотя кофе был чудовищно горячим, стал для Натана благословением.

— Тебе не кажется сейчас все каким-то… нереальным? — спросил он, всматриваясь в залитое дождем окно.

— Да. Да. Это все нереально. Первый мужчина, которого отважилась полюбить за столько лет, планировал покуситься на самое ценное для меня. Да, это нереально. Не могу поверить, что ничего не заметила. Не могу поверить, что интуиция меня так подвела. Знаешь, почему я его полюбила? — В ее взгляде как две бури сражались отчаяние и ярость.

Натан покачал головой. Ему не хотелось отвечать.

— Не потому, что всегда умел меня развлечь. Не потому, что прекрасно готовил и умел отремонтировать разные вещи. Это все не имело большого значения. Я его любила за то, что он так прекрасно ладил с Ванессой. — Ее голос увяз в горле. — Он мог… мог часами читать ей сказки, водить ее на мороженное, научил ездить на велосипеде, даже раз ходил с ней к зубному врачу. Отец Ванессы, Тимми, покинул нас быстро.

Взгляд Натана переместился на фотографию на стене, хотя она и не была видна с того места, где он сейчас сидел. Анна перехватила его взгляд и махнула рукой.

— Не знаю, почему никогда его не снимаю. Может для того, чтобы каждый день мне напоминал — нужно более рассудительно инвестировать чувства. Должна была понять, что Тим, изображающий мачо, всего лишь обычный умничающий ребенок, слюнтяй в мундире. Его раздражало, что дочку надо пеленать и кормить, что она плачет по ночам, что беспокойно себя ведет, когда режутся зубы. Ему мешало, что не может громко включить музыку в автомобиле. Спаковал манатки и ушел. Я тогда поклялась, что не буду связываться с мужчинами. Но потом появился Тревор.

Она подула на горячий кофе и медленно сделала первый глоток.

— Я держала его на дистанции около года, а размякла потому, что уделял столько внимания Ванессе. Я вынуждена была признать, что совершила ошибку, что мне нужен мужчина. Нам обеим нужен. Ну и началось. Началось одним весенним вечером, когда цветет сирень, и одинокие люди начинают ненавидеть свое одиночество.

— Полюбила его. Иногда он тут спал. Часто с нами ел. Читал, купался, работал. Играл с моей дочкой. Думали о том, чтобы он сюда переехал. Забавно.

— Что в этом забавного? — хрипло спросил Натан.

— Это, наверное, единственный дом в Америке, в котором жили два чудовища, — рассмеялась она. — Боже, этот сукин сын все время это планировал… Он только хотел выбрать момент и остаться один на один с моей дочкой… Гнусная гнида! Извращенец! Какой же я была дуррой…

Она зарылась лицом в ладони.

— И это мне кажется нереальным, — с сомнением сказал Натан. — Демон сообщает твоей дочке, что на нее охотится извращенец, обещает, что будет ее опекать, а потом убивает преступника, высосав из него жизнь. Начинаю верить, что все мы стали жертвами массовой галлюцинации…

— Ты видел его эрекцию? — прервала его Анна. По ее щекам текли слезы. — Помнишь, что все происходило в дамском туалете? И единственным ребенком там была Ванесса? Тебе еще чего-то нужно? Это все Нонстед.

— Ладно. — Натан махнул рукой и отхлебнул кофе. — Как малышка это пережила?

— Она ничего не помнит. — Анна усмехнулась сквозь слезы. — Ничего. Сладко спит, будто ничего не произошло. Ничего не спрашивала, ничего… Скорее всего… ее опекун позаботился и об этом.

— Наверное, — вздохнул писатель. — Ладно, мне пора. Мне просто необходимо поспать, всю ночь был в полицейском участке. Спасибо за кофе.

— Ясно. Натан…

— Да?

— Спасибо.

— Не за что. Поверь мне.

Задумавшись, он прошел через сад, не обращая внимания на дождь. Открыл калитку, сел в автомобиль, повернул ключ в замке зажигания. Двигатель замурчал. Натан медленно ехал за размазанными дождем красными огоньками старого “плимута”, пока не оказался на небольшой площади, которая называлася Мэйн Сквее. Посреди площади находился памятник основателю, окруженный мокрыми лавками и кустами роз. Далее стояли общественные здания. Натан все это помнил со времен прошлого приезда. Ветеринарная лечебница. Супермаркет “Мэддиз”. Мэрия. Аптека. Овощной магазин. Их неоновые вывески и огни пытались сражаться с потоками дождя. Въехал на место на стоянке, которое только что освободил развозчик товаров, и быстрым шагом прошел в кафе “Сохо”, втиснувшееся между хозяйственным магазином и почтой. Утро понедельника, но все столики были заняты. И никто не торопился уходить. Запах выпечки и кофе, а также композиция Эни показывали, что единственное кафе в Нонстеде оставалось местом, не подверженным течению времени.