Саша стоял с обратной стороны площади, рядом с олерисом и смотрел на разворачивающееся действо. Народ, вслушиваясь в тревожный звон колокола, стекался к площади. Вокруг звонницы образовывалось бурлящее скопление сотен горожан. Из толпы неслись вопросы и возгласы.
— Пошто сбор то?
— А ты не слыхал? Лесники появились на востоке!
— Ну дак, гляньте, сколько народу бежало…
Князь стоял на помосте перед колоколом. Он был одет в багрового цвета сапоги, штаны и рубаху с короткими рукавами. Под рубахой скрывалась кольчуга. Отливавшая синевой, длинная, почти до колен. На поясе Бореада висел неизменный изогнутый меч, а плечи укрывала тяжелая багровая мантия, отороченная мехом.
Самым примечательным Саше показался головной убор. Выполненный в виде четырех равноудаленных тонких дуг, из красного металла. Дуги, как четырехпалая рука, охватывали голову. Две скрывались в волосах, еще две, как у венца, уходили к вискам. В месте схождения дуги образовывали небольшой острый треугольник, вершиной направленный к носу. И в центре этого треугольника красовался огромный черный камень, окаймленный четырьмя поменьше. С крайнего левого, по часовой, это были камни зеленого, как изумруд, белого, как алмаз, желтого, как топаз, и голубого, как сапфир цветов.
— Адения, — пояснил олерис название венца, в ответ на Сашин вопрос.
Перед толпой собралась группа людей, одетых в простую, но добротную одежду. Большей частью они были немолоды, многих украсили белые нити старости. Это были главы городских общин и ремесленных слобод. Один из них выступил вперед и проговорил, прижимая к груди шапку:
— Уюта в твой дом, гибкости твоему мечу, мудрости уму и удачи рукам. Позволь спросить, светлейший, зачем созвал народ? Али напасть какая?
— Верно говоришь, напасть, — ответил князь.
Бореад говорил неспешно, каждое слово веско ложилось поверх голов.
— Слушайте же, кровь неба, беда надвигается. Племя лесное выходит на наши окраины, жгут наши села, опустошают земли. Да вы и сами знаете. Мало ли среди вас тех, кто бросил свои дома и бежал под защиту стен?
В толпе загомонили, оглядываясь. Многие кивали, поддакивали.
— Да что их боятся, всегда их били и бить будем! — прокричали в толпе.
Возглас этот поддержали одобрительным ропотом.
— Страшен наш старый враг. Не тот он, что знали мы раньше, — произнес князь, — изворотливы стали и хитры, зверей на нас гонят и сами зверям подобны. Ни старых, ни молодых не жалеют. Более того, священного ящера извели.
Толпа забурлила, возмущенная.
— Созывай ополчение, княже! — крикнул кто-то, и крик его подхватили соседи.
А князь продолжал:
— Но и это не все. Вести дурные пришли с севера. Видели корабли ришей на Ледяных берегах… а все вы знаете, что это значит.
Саша смотрел, как толпа неожиданно притихла. Новость придавила людей внезапно, но разом, пробрав каждого. Похоже, горожане действительно знали, что это означает. И ничего хорошего в этом не видели.
— Что же делать, светлейший? — выступил один из старост.
Люд молчал, ожидая слов князя.
— То же, что и прежде, кровь неба. Не был никогда Верск сломлен и не будет. Защищать будем нашу землю и никому нас с нее не согнать, не испугать, — мрачно произнес князь, — на кого нам рассчитывать, кроме как на себя? И пока северные берега пусты, следует нам расправиться с лесным племенем. Потому и созвал я вас здесь. Сроку у нас — меньше седмицы и нужны мне лишь самые храбрые и расторопные, — он повысил голос. Теперь речь разносилась далеко, добираясь до самых крайних. — Готовы ли вы? Поддержите ли меня, защитите ли родную землю?
Площадь захлестнула волна одобрения и криков поддержки. Задвигалась площадь, забурлила, а князь уже подозвал старост. Следовало организовывать отряды, вооружать народ и собирать обозы. Не впервой было горожанам покидать дома ради бранного поля и доблести жаркой битвы. Деловито собирались, без суеты. Каждый знал, что делать. Но, как и положено, князь уточнял, раздавал указания, направлял.
* * *
Саша стоял напротив огромной каменной статуи Пальда. Так же, как и на малых деревянных статуэтках, стоявших в домах горожан, здесь было четыре образа, сливавшихся в один — правитель, ученый, торговец и мать. Только на этой статуе образы не держали рук соседа, а протягивали их вперед. Четыре руки, четыре чаши в них. Чаши едва заметно дымили, испуская приятный пряный аромат.
Внутри храм был украшен золотой лепниной, расписан картинами, изображавшими создание мира, рождение Пальда и первого ласчи. Светлый и просторный, он, как и знакомые Саше земные храмы, построен был так, чтобы голос читавшего службу разносился во все концы храма. И потому здесь говорили шёпотом.
Сейчас служба не проводилась. Но даже при этом в храме было полно народа — ведь это был один храм на весь многотысячный город.
Олерис пригласил его сюда не случайно. Несколько минут назад он закончил службу, где предъявил народу Сашиного ласчи. Сам мальчик в белом одеянии, как у священников, хотя и попроще, стоял рядом с олерисом, держа ящера на руках. А олерис говорил о том, что Пальд снизошел до людей. Указывал на священного ящера, признавшего человека.
Эффект был потрясающий. Люди молились и кланялись, и после службы отправились разносить весть по городу.
— Пальд с нами, — говорили они.
А Саша получил возможность поговорить с олерисом о храме.
— А где все служители?
За все время Саша заметил лишь одного, в серой одежде, пробежавшего по храму и исчезнувшего также таинственно, как и появился.
— Под землей. Видишь дверь? — олерис указал на небольшую, малозаметную дверь в основании статуи, под образом ученого. — Там служители Пальда.
— Почему именно там? Разве они могут там жить?
— Почему ты решил, что они там живут? Они живут в городе, как и все. Подземелье строится со времени основания храма, на протяжении десяти лет. Между прочим, до сих пор.
Саша хотел спросить зачем, но в этот момент вмешался Ворон.
— Думай и наблюдай, сказал он.
Саша подумал и понял сам. Где могут спрятаться люди, во время осады? Конечно здесь, в храме. И где, как не в самом надежном строении, хранить продукты и материалы на случай той самой осады? Только здесь и в тереме. Но деревянный терем мог гореть. А каменный храм — нет. Поэтому и храм был один, зато надежный.
Олерис подтвердил его мысли. Удивленно заметив, что мальчик довольно наблюдателен. Хотя под землей Саша не был, но олерис рассказал, что там все гораздо проще — узкие каменные коридоры, переходившие в такие же темные каменные мешки, где хранились городские запасы зерна, воды, вяленой рыбы и мяса.
Саша слушал олериса и думал о том, что ему пора идти. Ворон звал его за город.
* * *
Саша помогал олерису со службой не просто так. Олерис поселил его в тереме. Хотя Саша и сомневался — выбрать дом Ярда или резиденцию князя, перевес был слишком большой. Если и можно было где-то узнать больше об окружающем мире — то только в тереме. И он, тепло попрощавшись с Паном и его братом, перебрался в княжеские хоромы.
Бывало, и к Пану захаживал. У него теперь имелась уйма времени, и оно не пропадало зря. Хотя самое важное для Саши дело не двигалось с места совсем. Прошла почти неделя, а он так и не смог найти способ добраться до цели. Наездник наотрез отказывался куда-либо его отвозить. Родам вообще был теперь довольно раздражен. Еще тогда, когда Остег принял решение помочь князю, старший наездник на трое суток улетел в горы.
Горный князь не отменил решения Остега, узнав о его участии в походе. Более того, он не согласился с мнением наездника о силе лесного народа. Он считал, что это лишь преувеличение. И Родам вернулся ни с чем.
В отсутствии старшего наездника Саша свободно входил в шатер. Благодаря ящеру и разрешению Родама, Сашу пускали стражники, и он мог общаться с другими наездниками. Родам показал однажды Остегу, что карраны слушают ласчи, снова подведя мальчика к птице. Остег также разрешил помогать наездникам — именно он был командиром Небесных Владык. И Саша убирал за карранами, седлал, чистил и кормил. Делал все то же, что делал каждый начинающий наездник для своего каррана.