Нет. Он остаётся жить в загаженных пещерах, куда не только царь захаживал. Ради чего? Ради грабежей.

В это время умер Самуил. Вместо оплакивания своего «помазателя», Давид занялся примитивным рэкетом.

Знаменитый музыкант узнал, что неподалеку живёт зажиточный лох, у которого только овец три тысячи голов, а коз — тысяча. Зовут его Навал. А жена у него красавица! Авигеей кличут.

Как такого жирного карася не выпотрошить? Какие похороны, какие пророки? Одним словом, всё происходило, как в фильме «Бригада».

«Наезд» проводился по классической схеме. К Навалу, стригущему овец, подошли десять ребятишек от Давида и завели рэкет-беседу.

— Здравствуй, уважаемый. Всё овечек стрижёшь? Видали мы твоих пастухов неоднократно, но не трогали. Ничего у них не отнимали, по лицу не били. А ведь, могли!

Спроси у них сам, если не веришь. Так вот, если хочешь, чтобы и в дальнейшем всё шло у тебя хорошо, поделись с нами, чем бог послал.

Навал «не вкурил тему», подорвался с места — пальцы веером.

— Кто он такой, ваш Давид, я не понял! Беглых рабов и бродяг развелось — нельзя по лесу пройти. С какой радости я отниму у своих работяг хлеб и вино — вашего урку кормить?

А у него попка не слипнется? Может быть, вам ещё и губы вареньем намазать? В общем, так, идите домой, ребятки. Идите, пока я добрый.

Ребятки пошли.

Давид выслушал своих «быков» и велел играть побудку. Вооружил четыре сотни людей и повёл их на «стрелку». Две сотни оставил при обозе — на всякий случай. Параллельно послал несколько человек к красивой Авигее.

Смазливая жена скотовода возилась по хозяйству, когда у ворот остановились запылённые «шестисотые» ослы.

— Слышь, подруга, наш пахан твоему мужику дело предложил — защиту и покровительство. Времена нынче, сама знаешь — лихие. Неровен час, наедет кто-нибудь. Что делать будете?

А он упёрся рогом, от «крыши» отказывается, нормальным пацанам слова обидные говорит. Смотри, горе будет, а ты молодая, красивая. Тебе ещё жить и жить.

Авигея не зря слыла умной женщиной. Она быстро нагрузила на ослов двести буханок хлеба, два меха вина, пять овечек, пять мер зерна, сто связок изюму, двести связок смокв и повезла дань.

Выехала в степь и повстречала Давида с людьми. Давид показал себя мастером непростого рэкетирского ремесла. «Лошица» созрела, теперь её надо было «развести».

Как бы не замечая перепуганной бабы и всего её добра на ревущих ослах, Давид начал бормотать себе под нос.

— Охраняешь их, охраняешь, ночей не спишь — и вот тебе благодарность! Да я теперь этого урода почикаю в натуре. До утра в этой местности не останется в живых никого, кто писает стоя!

Авигея приняла позу прачки и поползла к Давиду, бормоча извинения. Битый час она валялась в пыли, униженно извинялась, хаяла своего мужа и восхваляла доброго Давида. Музыкант благосклонно ей внимал.

Насладившись, он принял её дары и отпустил восвояси. Усталая, но довольная она вернулась домой.

Муж праздновал окончание стрижки овец, то есть, находился в нетрезвом состоянии. Авигея ничего ему не сказала и легла спать.

Через десять дней гордый овцевод скоропостижно скончался. Ещё бы! Давид тут же предложил Авигее руку и сердце. Она согласилась и заявила, что будет счастлива ежедневно мыть ему ноги. На том и порешили.

Давид, имея в жёнах царскую дочь, женился ещё раз. А потом ещё раз — на некоей Ахиноаме. Чем занималась она, неизвестно, но мытьё ног уже «забила» Авигея.

Саул прознал о женитьбах своего зятя и поступил соответственно. Его дочь Мелхолла, жена Давида, была выдана замуж. Теперь её мужем стал некто Фалтий из Галлима.

В сцене примирения Саула и Давида возле туалетной пещеры было что-то мистическое. Оба персонажа напрочь забыли о своём примирении. Давид вернулся к разбою. Саул вернулся к погоням за ним.

В очередной раз ему донесли о местопребывании Давида. В очередной раз Саул отправился его ловить. Набегавшись по буеракам, он лёг спать в окружении верных соратников.

Давид ночью пробрался в царский шатёр. С ним был один из соратников по оружию. В шатре мирно похрапывал царь, обняв копьё, воткнутое в землю. Саул вообще без своего копья никуда.

Рядом с царём выводил носом рулады верный генерал Авенир. Идиллия. Авесса, спутник Давида, предложил приколоть царя к земле его же копьём, как мотылька. Давид не согласился. Они украли царское копьё и царский горшочек с водой — и были таковы.

Отойдя на безопасное расстояние, Давид стал громко звать Авенира. Авенир протёр глаза и недовольно спросил, что за идиот орёт по ночам.

— Как ты царя своего охраняешь, генерал? Тебе лампасы надоели?

— Кто там тявкает, я не пойму? Охраняю, как умею.

— Да? А где царское копьё? Где горшочек, я тебя спрашиваю?

Перепалка разбудила Саула. Он подключился к разговору.

— Это ты, Давид?

— Это я. За что ты гоняешь меня, как блоху по простыне? Я хороший мальчик. Дважды мог тебе кровь пустить, но не сделал этого.

— Я больше не буду, сынок. Предлагаю вернуться к исходному положению дел. Верни мне копьё, и мы забудем обо всём.

— Пришли человека за копьём.

Так они в очередной раз помирились. И разошлись своими дорогами. Почему? Неисповедимы пути не только господни, но и помазанников.

И в очередной раз забыли о своём примирении. Давид решил, что Саул от него не отстанет, и начал искать политического убежища у филистимлян. Как ни странно, филистимляне ему это убежище предоставили.

Закрыли глаза на его подвиги, хотя подвигов хватало. Одно глумление над мёртвыми — оскопление трупов — чего стоило. Ведь по верованиям древних народов вся сила мужчины хранится в его детородном органе и волосах.

Поэтому убитых врагов оскопляли и скальпировали, а «трофеи» эти бережно хранили в прикроватных тумбочках.

Давид со своей бандой осел у филистимлян. Более того, все бандиты прихватили своих родственников — доверяли филистимлянам.

Вообще, я заметил, что на Ближнем Востоке можно доверять всем народам — кроме некоторых.

Живя у филистимлян, Давид не забывал о своём происхождении. Он обратился к приютившему его царю с невинной просьбой.

— Ты так добр ко мне, ваше величество. Но зачем я буду докучать тебе своим присутствием в столице? Позволь мне и моим людям поселиться в одном из твоих приграничных городков. Да хотя бы Секелаг, чем не подходящий городок для бедных переселенцев?

Царь Анхус согласился и на это.

«Тогда дал ему Анхус Секелаг, посему Секелаг и остался за царями Иудейскими доныне».

Как они наивны, все эти филистимляне, моавитяне и прочие персы!

Продолжаем. Давид превратил Секелаг в разбойничье гнездо. Совершал набеги на маленькие селенья Сирии, Палестины и даже Египта. По стандартной схеме. Весь скот угонял. Всё добро забирал. Все дома сжигал.

Свидетелей не оставлял — убивал всех. Его проклинали на всём Ближнем Востоке. Даже земляки его возненавидели. Не верите? Думаете, я заврался? Цитирую, а вы наслаждайтесь.

«И выходил Давид с людьми своими и нападал на гессурян и гирзеян и амаликитян, которые издревле населяли эту страну до Сура и даже до земли Египетской. И опустошал Давид ту страну, и не оставлял в живых ни мужчины, ни женщины, и забирал овец, и волов, и ослов, и верблюдов, и одежду…

И сказал Анхус Давиду: «На кого нападали ныне?» Давид сказал: «На полуденную страну Иудеи…»

И не оставлял Давид в живых ни мужчины, ни женщины, и не приводил в Геф, говоря: «Они могут донести на нас и сказать: «Так поступил Давид…»

И доверился Анхус Давиду, говоря: «Он опротивел народу своему Израилю…»

Насладились?

Это — не боевик, это — наша священная книга, хотя, она с успехом могла бы конкурировать на рынке «палп фикшн». Просто мы её не читаем.

Филистимляне в очередной раз пошли воевать израильтян. Собрали ополчение. Анхус вызвал Давида и велел ему собираться в поход на земляков.

Угадайте с трёх раз, что сделал Давид? Правильно, он присоединился к финикийскому войску и пошёл в поход против своих земляков.