— И тебя, командир! — крикнул Калатин.

Фабриций кивнул, узнав его. Потом ободряюще взглянул на сына и пошел к своему коню.

В третий раз после рассвета Бостар забирался по грязному склону туда, где расположился часовой. Больше чем чего-либо он хотел просто согреться. К сожалению, подъем был слишком недолгим, чтобы изгнать холод из застывших мышц. Он глянул вниз, на крутой берег реки. Долина была заполнена воинами Магона — тысяча всадников-нумидийцев и тысяча пехотинцев, ливийские застрельщики и копейщики. Несмотря на то, что тепло одетые воины набились как яблоки в бочку, казалось, что они провели тут уже целую вечность. На самом деле прошло не больше пяти часов. Нельзя человеку так долго обходиться без тепла и горячей пищи, тем более в этой проклятой богами земле, с горечью подумал Бостар. У него заломило кости, когда он представил себе солнечный день в Карфагене.

Наконец, достигнув верха, Бостар пригнулся, укрываясь за повсюду растущими невысокими кустами. Поглядел вдаль, но так ничего и не заметил. Никакого движения с тех пор, как мимо тихо проехали нумидийские всадники, переправившись через реку на берег, занятый римлянами. Бостар вздохнул. Пройдет еще немало часов, прежде чем случится хоть что-нибудь заслуживающее его внимания. Но надо быть настороже. Ганнибал поручил им самую важную задачу. Будто в тысячный раз, Бостар медленно поднял голову и опять внимательно осмотрел раскинувшуюся внизу местность.

Долина, ставшая убежищем войскам Ганнибала, была образована речушкой, служившей небольшим притоком Требии. Она текла с севера на юг через равнину, раскинувшуюся перед лагерем карфагенян. Согласно приказу Ганнибала они укрылись в полумиле от места, где командующий хотел дать сражение римлянам. Командующий руководствовался простыми причинами. Позади них местность начинала подыматься выше, к пологим холмам, видневшимся на горизонте. Если римляне клюнут на приманку, вряд ли они туда пойдут. Хорошее укрытие, подумал Бостар. И лишь надеялся, что план Ганнибала сработает и они не окажутся слишком далеко от места битвы и не опоздают, когда придет время наступать.

Он обнаружил Магона лежащим рядом с часовым, в неглубокой ложбине. Судя по всему, он не обращал внимания на холод. Бостару нравился младший Барка. Как и Ганнибал, Магон был отважен и обаятелен. А еще он был невероятно доброжелателен и весел, пытаясь уравновесить излишнюю серьезность Ганнибала. Миниатюрнее старшего брата, Магон напоминал Бостару охотничьего пса: поджарый, мускулистый и пылкий, рвущийся с поводка.

— Что-нибудь видно, командир? — прошептал он.

— Тебе тоже неймется? — спросил Магон, поворачивая голову.

Бостар пожал плечами.

— Как и всем, командир. Тяжело ждать здесь, не понимая, что происходит там, у римлян.

— Терпение, — с улыбкой ответил Магон. — Римляне придут.

— Как можно быть уверенным в этом, командир?

— Ганнибал верит, что они придут, а я верю ему.

Бостар кивнул. Хороший ответ, подумал он.

— Мы будем наготове, командир.

— Уверен в этом. Именно поэтому Ганнибал выбрал тебя и твоего брата.

— Мы благодарны за такую возможность, командир, — проговорил Бостар, стараясь отогнать мрачные мысли о Сафоне.

С того самого времени, как они оба получили выговор от главнокомандующего, братья не проронили ни слова. Бостар пожалел, что едва успел поговорить с Ганноном, уходя из лагеря. Злился, что младшему брату удалось договориться с Сафоном по-дружески. И все время твердил себе, что это вовсе не его дело.

Магон поднялся.

— Воины уже поели? — спросил он.

— Нет, командир.

— Ну, если уж я проголодался, то и они тоже, — заявил Магон. — Пусть раздадут паек. Не горячий завтрак, как у тех счастливчиков, что остались в лагере, но лучше, чем ничего. Ведь человек с полным желудком и на мир глядит по-другому, не правда ли? — Он глянул на часового. — Ты тоже успеешь. Я скоро пришлю кого-нибудь тебе на смену.

Воин ухмыльнулся.

— Благодарю, командир.

— Иди первым, — приказал Магон Бостару.

Тот подчинился. Упоминание о лагере вернуло его к мыслям об отце и Ганноне. Если дойдет до битвы, они будут в первых рядах. Не в центре — эту честь предоставили новым союзникам Ганнибала, галлам, — но тоже в опасном месте. Бой будет жестоким на всех участках. Он вздохнул и помолился богам. А коли приведется погибнуть, пусть мы погибнем достойно.

Сведя воедино своих кавалеристов и остатки конницы Публия, Семпроний Лонг получил в сумме почти четыре тысячи конных. Когда собравшиеся турмы получили приказ, они начали выезжать за пределы укрепленного лагеря. Фабриций и его воины были в числе первых.

Квинт моргнул от удивления. За постами часовых была открытая местность, постепенно понижавшаяся к реке. Обычно там никого не было, кроме воинов на строевых тренировках или возвращающихся патрульных. Сейчас же там хозяйничали тысячи нумидийцев. Орущие воины волнами накатывались на позиции римлян, метали дротики и, резко развернув коней, отступали. Злосчастные часовые, которых было по четыре-пять человек на пост, не знали передышки. Едва одна волна нумидийцев откатывалась, как тут же ее сменяла следующая, крича и улюлюкая во все горло.

— Построиться в боевой порядок! — крикнул Фабриций. Его команду мигом повторили остальные командиры, чьи отряды только выезжали из лагеря.

С бешено бьющимся сердцем Квинт выполнил приказ, как и Калатин, Цинций и другие их товарищи. Каждая турма развернула строй в пять рядов по шесть кавалеристов в каждом. Как только они были готовы, Фабриций отдал приказ:

— В атаку!

Кавалеристы подняли коней с рыси в легкий галоп, а потом и в полный галоп. Для максимальной эффективности атаки они должны были врезаться в нумидийцев на полной скорости. «Если вражеские всадники останутся и примут бой?» — с нехорошим предчувствием подумал Квинт. Опыт боев с этими свирепыми всадниками говорил о другом. Но Лонг поступил правильно. Он не мог позволить, чтобы часовых безнаказанно убили в прямой видимости от лагеря. Воинов Ганнибала надо отбросить. С шестью тысячами велитов, идущими по пятам за ними, это будет несложно.

Грохот сотен копыт заглушил все. Слышны были лишь ободряющие крики Фабриция.

— Вперед! — кричал он.

Когда они приблизились к врагу, каждый кавалерист отпустил поводья и переложил копье из левой руки, в которой был еще и щит, в правую. Теперь они управляли конями лишь коленями: сказывались месяцы долгих тренировок. Но при всей выучке товарищей Квинт все равно опасался нумидийцев, учившихся ездить верхом едва ли не раньше, чем ходить. Успокаивала только мысль о велитах. Их помощь должна все решить.

— Гляди! Они нас заметили! — закричал Калатин, показывая на осаждаемых врагами часовых; выражение ужаса на их лицах сменилось облегчением. — Держитесь!

— Бедняги, наверное, не на шутку испугались, когда внезапно навалились нумидийцы, — проговорил Квинт.

— Мы поздновато явились, — заметил Калатин. — На многих постах уже никого в живых не осталось.

Они уже были в полусотне шагов от врага.

— Пора сравнять счет! — крикнул Квинт, выбирая себе целью худощавого нумидийца с заплетенными в мелкие косички волосами.

Цинций скривился в злобной улыбке.

— Они развернутся и сбегут в любой момент, как всегда.

Но вместо этого, к их изумлению, вражеские всадники развернули коней и поскакали навстречу римской кавалерии.

— Они не бегут, будут биться! — крикнул Квинт.

Его слегка подташнивало, но он продолжал смотреть на нумидийца, скакавшего прямо на него. Как ни странно, похоже, вражеский воин тоже приметил именно его.

— Выбрать цели! — скомандовал Фабриций, молясь, чтобы эта стычка была удачнее, чем у Тицина. — Пусть каждое копье ее найдет.

Увидев, что нумидиец метнул в него дротик, Квинт испугался. К счастью, враг промахнулся, и дротик упал между ним и Калатином. Квинт грубо выругался. У нумидийца есть по крайней мере еще два. Едва он успел подумать об этом, как в него полетел следующий дротик. Юноша пригнулся к шее коня и услышал, как оружие просвистело над его головой. Отчаяние когтями вцепилось в него. Сколько еще ему будет везти? Он уже меньше чем в двух десятках шагов от врага. С такого расстояния тот вряд ли промахнется.