Нервишки изрядно истрепались, и он ловил себя на том, что невольно прислушивается к шуму работающего лифта, особенно когда тот достигал их этажа, к шагам на лестничной площадке. Иногда в дверь звонили, и он замирал, боясь неосторожным движение выдать свое присутствие. Потом наступала тишина, он подходил к окну, выглядывая вниз и наблюдая, кто выйдет из подъезда.

Выходили, как правило, такие же забулдыги, как и Колян, и он, хоть и не на долго, успокаивался.

…А кейс стоял в изголовье дивана, готовый к использованию.

Несмотря на позднее время в клубе «777» продолжала кипеть жизнь. В интимном полумраке, на освещенной софитами крохотной сцене наигрывал джазовый оркестр. Между столиков, обслуживая запоздалых клиентов, лавировали официанты.

Мягкое освещение выхватывало из темноты барную стойку. Стеклянные полки позади бармена, натирающего салфеткой бокал, ломились от обилия бутылок.

Из смежной комнаты доносился стук костяных шаров; загрузив поднос кружками с пивом, туда то и дело уходил официант.

Публика в заведении была вполне пристойная, охранник при входе скучал, поглядывая на часы.

В стеклянную дверь позвонила девушка. Охранник привычно потянул на себя ручку, пропуская ее и… влип в стену.

Перед ним, ниоткуда, вырос здоровяк в черной униформе и маске с прорезями для глаз. Раструб короткоствольного автомата нацелился ему в лоб.

— ОМОН! — рявкнул автоматчик, и мимо него в зал пробежали другие бойцы.

Саксофонист оборвал мелодию, растерянно опуская инструмент. Все смешалось. Группа бритоголовых парней, любезничавших с девицами в темном углу зала, бросив подруг, ринулась к пожарному выходу.

— Стоять! Руки за голову!

Сопровождаемые тычками, парни покорно улеглись на пол, широко раздвинув ноги и сцепив пальцы на бритых затылках. Омоновцы проверяли их карманы.

— Командир! — окликнул боец милиционера атлетического телосложения, держа двумя пальцами за рукоятку найденный пистолет.

Атлет, как и остальные, прятавший лицо под маской, обвел зал рукой.

— Отлично. Проверить всех.

Прикрываемый автоматчиком, он вошел в бильярдную.

Завсегдатаи, отложив кии на столы, выстроились вдоль стены, попирая ее руками. Забросив автомат на плечо, их сноровисто обыскивал омоновец.

— Есть что, Кирьянов? — спросил атлет.

Тот повернулся и молча покачал головой.

Догадавшись, что перед ними старший, от стены отделился немолодой мужчина в костюме строгого покроя и, не скрывая эмоций, стал возмущаться:

— Что это значит?! Я заместитель префекта округа.

— Ничего особенного, — ровно ответил атлет. — Плановая проверка документов.

— Удосужьтесь представиться. Завтра я буду разговаривать с вашим начальством…

— Бога ради. Сколько душе угодно. Я — старший лейтенант Васильев, командир взвода ОМОНа… Середа, ты досмотрел господина префекта?

— Пустой, — ответил боец.

— Тогда вы свободны, не смею больше задерживать.

Гордо вскинув голову, чиновник прошел мимо старшего лейтенанта, процедив напоследок:

— Это возмутительно! Безобразие…

Проверка заведения принесла изъятый пистолет, на который у посетителя не оказалось разрешения, горсть пакетиков с опием и нож. Когда задержанных отвели в спецавтобус, Васильев поманил к себе бармена.

— Этот не появлялся? — показал ему фотографию.

Бармен отрицательно затряс головой.

— Ты уверен?

— Точно, не было. Да его каждый день по телеку показывают. Разве б не узнал?

Старший лейтенант убрал фото в нагрудный карман.

— Если увидишь, звони 02.

Спустя полчаса ничто не напоминало о визите ОМОНа. На крохотной сцене по прежнему наигрывал джаз. Между столиков ловко лавировали официанты, обслуживая поздних клиентов…

Сажин засиделся на работе допоздна. На столе светила настольная лампа под зеленым абажуром, подле нее валялась пустая пачка сигарет. Это уже третья, выкуренная за сегодняшний день. Голова разламывалась; не помогала даже таблетка анальгина, принятая еще засветло.

Уже десятое, а наработок практически ноль. Выходит, они даром хлеб едят, раз не могут выловить опаснейшего террориста, угрожающего жизням москвичей.

Они все делали правильно. Омоны и Собры день за днем чистили злачные места города; не осталось, наверное, такого увеселительного или игорного заведения, куда бы они не наведывались. Участковые шерстили гостиницы: официальные и нелегальные, проверяли притоны; группы задержания круглосуточно работали на вокзалах и в аэропортах, но тоже без ощутимого результата.

Нет, результаты, конечно, были. Отловили злодеев, числившихся долгое время в Федеральном розыске, попутно раскрыли массу преступлений, но главное, для чего все это было затеяно, — задержать Журавлева, пока не удалось.

По телевидению и в газетах появлялись предупреждения и фото наемника, в милицию поступали тысячи звонков, и на каждый приходилось реагировать. Журавлева видели на Речном вокзале, на станции Москва-товарная, в парке на Филях и в Раменках. Вроде бы видели, а вроде бы и нет. Разыгрывалась та же массовая истерия, что и неполный год назад, когда в столице взрывали дома чеченские диверсанты.

Сеть раскинута по всей Москве, но Сажин чувствовал: преступник просочился сквозь ее ячейки. Он здесь, в многомиллионном городе, и пока затаился. До поры, до времени. А времени оставалось мало.

Москва. 12 июня.

7 ч. 30 мин.

Будильник настойчиво трезвонил. Оторвав голову от подушки, Васильев, вгляделся в расплывающиеся цифры, пересилил себя и, осторожно убрав с груди руку жены, поднялся. Она даже не проснулась.

Отключив звонок, он замер у полки с прислоненной к книгам, выцветшей от времени фотографией, задумчиво глядя на двух молодых солдат, беззаботно улыбающихся в объектив камеры.

В плохом настроении он ушел в душ, костенея под ледяными струями воды. Обтираясь полотенцем, бросил взгляд на зеркало, в котором отражался рано седеющий мускулистый мужчина с печальными глазами, коснулся пальцами старого пулевого шрама на плече.

«А случись столкнуться с Журавлем, узнал бы меня или нет?.. Наверное, нет. Слишком много воды утекло…»

Он действительно сильно изменился за четырнадцать лет. Где тот худощавый парнишка, с трудом подтягивающийся на турнике и умирающий на марш-бросках, на котором обмундирование висело, как на вешалке?.. После ранения он дослуживал в Союзе; демобилизовавшись, устроился на работу в казавшийся тогда экзотическим ОМОН, куда афганцев принимали с распростертыми объятиями. Он был и рядовым бойцом, и, отучившись в Школе милиции, поднялся до командира взвода. Успел повоевать в горячих точках, то и дело вспыхивающих на Северном Кавказе, отличился в Чечне, и на груди его уже не умещались награды…

«Да, много прошло времени.»

Пока закипал чайник, он упал на пол и десяток раз отжался в стремительном темпе. Почувствовав, как горячая кровь загуляла по мышцам, полный сил, он запрыгнул на перекладину самодельного турника…

Наскоро перекусив вчерашними бутербродами, Васильев оделся: но не в привычную за месяц усиленной, без выходных и проходных, службы, черную форму с желтой нашивкой «ОМОН», а в гражданскую одежду. Джинсы плотно сидели на нем, как влитые. Безрукавка с трудом сходилась в плечах, и нити на швах подозрительно потрескивали при неосторожном движении.

Откинув тюлевую занавесь, он вышел на балкон. День обещал быть жарким. Утреннее небо кристально чисто, ни облака. Воздух успел прогреться, и в нем уже нет ночной прохлады.

Со вздохом, он напялил на майку «оперативку», облачился в джинсовую куртку, представляя, как тяжко в ней придется днем, и вышел на площадку.

— Еще раз напоминаю, какая ответственность возложена на нас…

Командир Отряда полковник Подберезкин расхаживал вдоль строя, заложив руки за спину. Выстроившийся личный состав напоминал пеструю толпу, и никак не воинский контингент. Человек десять лишь были в форменной одежде — снайпера, которым предстоит занять позиции на крышах окрестных к Театральной площади домов и оттуда отслеживать обстановку. Остальным придется работать в среди митингующих, что называется «методом личного сыска».