Собеседник Антона говорил спокойно, серьезно. Почтальон подумал: в коридор не прорваться, но за окном второй этаж, может и получится…

Но Егор вдруг сам сбросил обороты:

— Впрочем, если ты так хочешь — я расскажу. История слишком невероятная, чтоб в нее кто-то еще поверил. Тем более, что после рассказа единственное ее доказательство будет у меня. Ведь так?

— Так…

Про копию, спрятанную в ножке кровати, Антон благоразумно промолчал.

— Хорошо, — кивнул Егор. — Ты знаешь историю?

— Историю чего?..

— Историю вообще…

— В школе изучал…

— Значит, не знаешь.

— Ну так расскажите. Время будто бы есть…

— С какого места?

— С самого начала…

В году 1854 три державы взяли в осаду город Севастополь.

То была странная война. Война, которой не было ни до, ни после, ибо случилась она на стыке времен старых и новых, когда старое еще не умерло, а новое рождалось в муках.

Это была война, где парусный флот столкнулся с новейшим, паровым. Где броненосцы еще не обрели башни, зато оделись в броню.

Время, когда ружьям капсульным противостояли ружья кремниевые.

Телеграмма, отправленная по подводному кабелю из оккупированной Евпатории в болгарскую Варну пролетала за мгновение. Зато из Петербурга в Севастополь письма везли фельдъегеря, и мало кому удавалось проделать этот путь быстрей, чем за восемь дней.

Если не считать потешной Царскосельской линии, первая железная дорога в этой стране была уже проложена — из Петербурга в Москву. Вторую проложили интервенты, чтоб удобней было подвозить снаряды на батареи.

Даже время мерили стороны по-разному — русский юлианский календарь отставал тогда от европейского, григорианского на двенадцать суток.

Войну вели джентльмены — потому осада города велась «правильно», и из Севастополя можно было свободно выехать хоть в Симферополь или Херсон. Город брали не голодом, не измором, а только чугуном ядер и свинцом пуль.

Но как всегда, в противоборство двух сторон вмешалась третья — природа.

В ночь на 14 ноября 1854 года по новому стилю начался шторм. Первым пошел на дно американский транспорт «Прогресс» — разбился о берег, сорвавшись со своих якорей. Вторым — «Резолют». Далее разбился вдребезги американский парусник «Вандерер» — с него не уцелел ни один человек. Затем, на том же месте, где ушел на дно «Резолют», разбился транспорт «Кенильворт».

Пятым пошел на дно новейший винтовой пароход «Принц» — это был его первый рейс.

Кроме того, в тот день на дно пошло пятнадцать кораблей союзников — цена настоящего морского боя, кордебаталии.

И донские казаки, отправленные в дозор, вылавливали из моря людей, бочонки с ромом, ящики с подмокшими сухарями.

Но, конечно же, большая часть грузов пошла на дно.

Меж тем, в армию интервентов везли не только виски, не только сухари, шинели, палатки. Да что там — даже гвозди для нужд гарнизона везли из-за моря. Эта огромная армия требовала так же жалования — английская армия в те времена была наемной, профессиональной. И очень, очень дорогой. Жалование рядового равнялось шиллингу в день. Двадцать шиллингов составляли фунт стерлингов. Может показаться, что полтора фунта стерлинга в месяц — это мало. Но только по нынешним временам, по нынешним ценам.

Упомянутый «Принц» обошелся в полторы сотни тысяч фунтов стерлингов, а груза на нем было на полмиллиона.

Полтора фунта так же следует помножить на количество английского корпуса — оно достигало пятнадцати тысяч. Учесть, что не все там были рядовыми, что на какие-то деньги надо было содержать лошадей.

Да, чуть не забыл сказать, — платили тогда исключительно золотом, никак не ассигнациями, не бумагой.

Затонувшее золото никогда не было особой тайной — его искали, пытались поднять во все времена. Зажав руками ядра, на дно со шлюпок бросались ныряльщики. За золотом спускали чуть не первых водолазов, появившихся в Крыму. Ныряли на удачу даже местные мальчишки.

Но вот беда — возле Балаклавы корабли тонули и раньше, и после 1854 года. Те, что уходили на дно, рассыпались, теряли очертания. Опознать утопленников не было никакой возможности.

Через шестьдесят лет в Крым пришла иная война, сперва Первая Мировая, которая грохотала все больше далече, если не считать сомнительных рейдов германо-турецкого флота. Затем — гражданская. Владеть сокровищами и даже их искать было делом смертельно опасным.

Еще через двадцать — появились иные солдаты, оккупанты: немцы, итальянцы.

И вот одному итальянцу за неделю удалось то, что другие пытались сделать без малого сто лет. Впрочем, у итальянца было преимущество — у него был легкий водолазный костюм — то, что позже начали называть аквалангом. Он не был связан кислородным шлангом, лагом. Кроме того, в воде он чувствовал себя ну совершенно как рыба — счет часов проведенных под водой у него, верно, шел на месяцы. Еще немного, и эволюция закрутит обратное колесо, и появятся у итальянца жабры.

Как-то он нашел золото, поставил над местом буек. Сумел поднять клад в лодку.

Золото было в монетах. Может, они представляли историческую ценность как таковую, но довольно скоро итальянец на паровом молоте спрессовал монеты в слитки — так их стало проще транспортировать.

Сначала возил ценный груз в своем катере. Благо, занимало оно совсем немного места.

Но катер итальянца был оружием чуть не одноразовым, и сокровище было спрятано — на этот раз в землю.

Неизвестно как о золоте узнали немецкие танкисты — может, они с самого начала были извещены о подъеме ценного груза со дна морского. Может, итальянец сболтнул что-то лишнее за картами, хлебнув до неприличия крепкого украинского самогона.

Тем более неизвестно, что, в конце концов, с этим итальянцем стало. То ли тихонько немцы его придушили, то ли действительно погиб. Все же война шла — шансов умереть для солдата предоставлялось предостаточно.

Но владельцами координат золота стал экипаж машины боевой. Вопреки известной песне экипаж среднего танка состоял из пяти человек.

Танком командовал некий оберлейтенант Хенрих Шульц. Будто бы у него были координаты сокровища, а по иным слухам он даже помогал итальянцу прятать сокровища.

Конец танка, по сути, соответствовал финалу всей немецкой армии: каким бы победоносным не был боевой путь, заканчивается он коротким росчерком снаряда. Танк подбили на Кубани. Экипаж успел выскользнуть из машины, но противотанковые орудия с перепугу еще долго лупили по нему и раздолбали его в лоскуты. Машина восстановлению не подлежала.

Новой техники не предвиделось — армия как раз готовилась к эвакуации, и танкистам пришлось повоевать в пешем строю. Механика, Дитриха Земрау, довольно скоро ранило, его первым эвакуировали с полуострова. Радиста — Пауля Эле, хоть он и сидел все больше в тылу, убило при взрыве авиабомбы.

Экипаж танка растрепало по свету.

Будто бы бывший командир танка смог эвакуироваться, но дальше его следы терялись.

Оберлейтенант Шульц пропал без вести. Говорили, будто он попал в плен. Но в списках пленных его имени не оказалось. Его искали как родственники, так и бывшие сослуживцы.

Но потихоньку накал страстей стал спадать. После войны надо было решать проблемы насущные. Затем, Германию разделили, потому остатки экипажа оказались разделены границей.

Но это стало вроде семейной легенды, дескать, покойный дедушка Хенрих в войну возил на танке полцентнера золота…

Что, впрочем, не соответствовало действительности.

Егор поперхнулся, закашлялся. Налил себе в стакан воды. Пил долго и тщательно.

Затем продолжил:

— И вот летом прошлого года оберлейтенант Хенрих Шульц перестал быть пропавшим без вести. В Крыму произошел оползень — может, помните новости?

— Кажется, тогда человек погиб?

Егор кивнул:

— Ну да… Засыпало одного, а отрыли пятерых. Среди них откопали и господина танкиста. Опознали по личному медальону, организовали перезахоронение. Теперь он покоится где-то под зеленой травой Шварцвальда. Вспомнили семейную легенду. У них ветеранские организации — хоть сейчас боевые части комплектуй. Все всех знают, связи налажены, потерявшихся ищут. В Интернете существуют сайты дивизий вермахта. По ним можно восстановить боевой путь чуть не каждого солдата, не говоря про танки, самолеты. И вот, в базе данных фронтовиков изменилась одна запись… Проснулись потомки его сослуживцев — у них в семьях тоже были свои семейные легенды.