Затем пили пиво. Чтобы не бегать по холоду, Егор купил его много — по два литра на каждого. Преимуществом бункера было то, что время вне его стен совершенно не влияло на мировосприятие жильцов, и вечер можно было утроить, когда того возжелала душа.

Пили, валяясь на нарах убежища. По такому случаю, телевизор снесли в спальню и поставили в проходе меж тумбочками.

— Партай? — и тут же поправился, — в смысле — Геноссе?..

— Чего? — отозвался тот.

— А вот скажи? Ты что, в этом бункере с рождения живешь?

— Не-а… Только три года…

— А раньше как жил?

— Как жил?.. Плохо жил… Как все…

— А сейчас ты, по-твоему, хорошо живешь?..

— Думаю, все же хорошо. Не как все — это факт. Почти сам себе хозяин.

— А кем ты был?.. Где работал до бомбоубежища?

— Да в собесе местном. Работа липкая, что болото. Занимался компьютерами. Они там допотопные, вечно что-то не работает. Коллектив — правильно бумагу вставить не может. А если провод где-то выпадет — пеняют на уборщицу. Я сделал вывод, что уборщицы — это полумифические существа, которых мало кто видел, и кои выполняют функции гремлинов: как то выдергивают шнуры, сбивают настройку принтеров и протча…

Он помолчал, вероятно, что-то вспоминая. Действительно — вспомнил.

— Повезло, что не женился… Хотя, в общем и не на ком. Там либо предпенсионные тетки, либо барышни уж слишком в теле. Такие хороши на случай голодной или холодной зимы…

Антон взглянул на Геноссе удивленно.

— А почему холодной?..

— Ну вроде как прижаться и перезимовать. Была, впрочем, девчонка. Вроде бы ничего особенного, но флюидная. Такая, что рядом просто стоит — хочется как минимум обнять. Но был недостаток — я, кажется, никогда не видел ее молчащей. А бухтение надо запретить международной конвенцией. Приравнять его либо к оружию массового поражения, либо к противопехотным минам. Все равно — страдают ни в чем неповинные люди. Но были у меня друзья… Как лето — куда-то едут. Приезжают — худые, что скелеты, но загорелые и веселые. Иногда даже при деньгах. Теперь-то я знаю — ездили раскапывать могильники. Черные археологи… Только вы уж никому.

Антон и Егор кивнули — не сильно и велика тайна… Геноссе продолжал:

— И как-то друзья говорят, мол, поехали в Бердянск. К понедельнику, к восьми часам, будешь на работе. Правда, немного не выспишься, но в этом ли суть? Короче, я решился. Из-за чего до сих пор не пойму. Правда предупредил на работе, что, может быть, немного задержусь в понедельник. Сели на машины, поехали. А Бердянск-то что? Небольшой городишко на Украине. Всем-то знаменит, что оттуда родом тот самый лейтенант Шмидт. Именно оттуда — просто в «Золотом теленке» ошиблись, «переселили» его родителей в Мариуполь. Но нынче славен он, пожалуй, только дешевой рыбой. Но есть в городе, среди прочего, и мостовые. Будто обычные — камешек к камешку. И тут мне кто-то сказал на ухо, а знаешь, сколько лет этим мостовым? Без малого три тысячи. У греков здесь была колония… И корабли, что сюда шли за зерном брали из Греции балласт — камни. А потом, этими камнями мостили улицы.

Геноссе замолчал, о чем-то задумавшись. Вероятно, думал о чем-то приятном, поскольку на лице блуждала усмешка. Из кружки он сделал глоток пива. Улыбка стала отчетливей.

— И стоя на трехтысячилетней мостовой, я понял — никакого права возвращаться на работу я не имею. Короче… На работе в понедельник я не появился. Не пришел на нее и во вторник, в среду… Вообще туда не зашел. И где-то в сейфе, вероятно, до сих пор пылится моя трудовая книжка…

— И как попал в это бомбоубежище?

— Да все те же друзья присоветовали. Говорят, мол, надо присмотреть за точкой. Дескать, с нее и кормиться можно. Ну а там — летом рою землю, зимой — пью чай. Даю приют таким как вы… Разве плохо?..

На это Антон не смог ничего ответить. В самом деле, было бы гораздо хуже, если бы податься им было некуда.

Утром Егор валялся на кровати, читая какую-то книжку в мятой обложке. Рядом Антон, наверное, в десятый раз перечитывал выкраденные отчеты. Перекладывал бумаги, искал какое-то зерно, ускользнувшее от всех. И совершенно неожиданно даже для самого себя он его нашел.

Получилось это случайно, в соседней комнате чем-то громко хлопнул Геноссе — может, упала у него книга или пачка журналов.

На мгновение Антон отвел взгляд от бумаг, а когда вернулся, то зацепился глазом за случайную фразу, первую попавшуюся строчку.

Она удивила Антона — странно, а ему казалось, что в отчетах о нем нет ни слова. А тут…

Вчитался. Действительно, о нем не говорилось, хотя и касалось его косвенно. Поэтому он задумался над этой фразой чуть больше, чем над остальными. Странно, что на это никто не обратил внимания. Может быть, именно тут и ответ. Промелькнула шальная мысль: продумать его самому? Возможно, найти шифровку, золото?

Нет, самому не потянуть…

— Егор?..

— А?..

— Тут что-то интересное.

— Хде?..

Фломастером Антон подчеркнул строку, подал лист Егору. Тот прочел, ухмыльнулся:

— Что, знакомое слово увидел? Почта? Ну и что с того?

— А что он на почте делал? Этого в отчете нет…

— Ну да… Покойные за ним туда не заходили. В целом логично. Старик мог кликнуть кого на помощь, или после их могли опознать.

— А вот зачем он на почту заходил?

Егор задумался, но вполсилы, пожал плечами:

— Ума не приложу. Зачем заходят на почту? Купить газету, подписаться на журнал, погреться просто.

— Когда старика обыскивали, газеты при нем не было. Экзархо тоже про нее не упоминал. Квитанция отметается по той же причине. Да и старое поколение обычно подписывается в конце года. Издержки советского воспитания.

— Погреться?.. — уже осторожней спросил Егор.

Он не ожидал подобной прыти от своего подручного, единственным предназначением которого видел перенос тяжестей.

— На почте греться неудобно — там не так уж и тепло, да и охотники за дармовым теплом заметны. К тому же перед этим он заходил в магазин. Где, собственно, купил чекушку, распитую в квартире у Экзархо.

— Мг… Как говориться — мне бы новые часы и голову. Пожалуй, сходится. И что дальше?..

— Думаю, если копия шифровки и существует, она появилась на столе в почтовом отделении и была написана казенной ручкой на купленном тут же листе писчей бумаги.

— Дальше…

— Думаю, что с листом бумаги был куплен и конверт.

— И кому он был отправлен?

— Этого я не знаю…

Как обычно, трубку долго не брали. Антон знал — перемотанный скотчем и изолентой аппарат был ровесником той самой печки и звонил достаточно громко, чтоб его можно было услышать во всех комнатах небольшого отделения. И в этих комнатах сейчас минимум три человека. Но играют они в привычную игру — у кого первым сдадут нервы: у звонившего или у них.

Прошло минуты две. Антон стал немного нервничать — а вдруг обрыв, вдруг шалит АТС?.. Да нет, не может быть — в его бытность трубку и дольше не подымали.

Наконец, нервы не выдержали у кого-то на том конце провода. Антон думал, что нарвется на кого-то из новеньких, но вместо того услышал голос закаленного бойца почтового фронта:

— Девятое отделение связи на проводе.

— Привет, Авралыч…

Там задумались.

— Тоха?.. Ты что ли? Как ты?..

— Ну, я… Нормально — потом расскажу. Главный там далеко? Дай мне его…

Эбонитовая трубка с грохотом легла на столешницу. Послышались шаги, голоса. Опять шаги. Трубку взяли.

— Антон, ты?

— Я…

— Там тебя искали… — начал почтмейстер осторожно.

— Я в курсе… Они уже не ищут…

После этой фразы почтмейстер оживился: очевидно, криминальные новости он не смотрел и мрачную шутку не понял.

— А, ну так ты не в обиде? Надумал вернуться что ли?.. Буду рад видеть.

Зато Антон уразумел все сразу: да, Егор был прав, залетные молодцы первым делом завалили на почту, и те сдали своего вчерашнего коллегу со всеми потрохами.