— В бункере телефон не работает… — ответил Геноссе.

Из кармана Егор вытащил трубку. Действительно, вместо названия оператора значилось «Network searching».

Не говоря никому ни слова, Егор выключил телефон.

Следующим днем был вторник. Деньги ожидались лишь завтра, идей особых не было.

И Егор опять пошел на рыбалку.

Когда зазвонил телефон, он отсидел у лунки может быть час-полтора.

Егор достал трубку. Светился номер не из адресной книги, и вообще незнакомый. Межгород?.. Да нет, вроде бы, номер с мобильного. Нажал кнопку:

— Алло…

— Здорово, — голос был определенно незнакомым. — Жорж это ты?..

— Положим, что я. А ты кто?

Но вопрос был проигнорирован. Вместо ответа последовал иной вопрос:

— Ты новости смотрел? Криминальную сводку… Там твою квартиру показывали.

— А что за дурацкая привычка отвечать вопросом на вопрос. С кем я разговариваю.

— У тебя большие проблемы, братишка… — по-прежнему продолжал собеседник игнорировать его вопросы. — Тебя ищут многие. И в твоих интересах, чтобы мы нашли тебя первыми.

— Да ну… Не верится…

Егор осторожно огляделся по сторонам. Но вокруг было будто тихо. Рыболовы были заняты своими удочками. Лишь порой кто-то бросал на него осуждающие взгляды: дескать, тише, рыба все-таки шума не любит.

— Так вот, парень… Чего я тебе предлагаю, — продолжал собеседник. — Мы сейчас забиваем стрелочку и там устраиваем обмен. У нас есть деньги. Положим, пятьдесят тысяч вечнозеленых. А что есть у тебя?

— Ума не приложу…

— Да ты шутник… Это отступной за шифровку.

— Моему клиенту это не понравится.

— Да плевать на твоего клиента. Ты о своей шкуре подумай!

— Знаете, милейший… Мне еще мама наказывала не разговаривать с незнакомцами.

— Слышишь, паря… Ты не выделывайся. Делай, что тебе сказано!

Егор дал отбой. Через мгновение телефон зазвонил опять. В трубке кричали так, что, вероятно, вздрогнула рыба подо льдом:

— Ты че, не понял! Завтра мы мочканем какого-то мента. Просто так… Из того же пистолета, из которого стреляли в твоей квартире. И тебе небо с рогожку покажется…

Не говоря ни слова, Егор прервал звонок. Чуть подумав, выключил телефон, вернулся к рыболовству.

Клевало неважно…

— Зря звонил, — подытожил Макс. — Может быть, ты его спугнул и теперь он сбросит карточку.

— Карточку он не сбросит хотя бы потому, что играет в частного детектива, стало быть, любопытен. Мне было просто интересно с ним побеседовать.

— Ну и какой вывод?

Игорь пожал плечами: дескать, надо еще думать. Выводы появятся позже…

Тогда заговорил Макс.

— Ну что, надо вызывать кавалерию.

Игорь кивнул.

За обедом Егор рассказала о звонке.

— Пятьдесят тысяч, — удивился Антон, — а если поторговаться?.. Надо было соглашаться.

— Не уверен…

— А что тут думать, это же какие деньги!

В ответ Егор тяжело вздохнул: будто ему предстояло объяснить нечто неимоверно простое:

— Скажи мне, студент… Ты когда-нибудь держал в руках сто тысяч?

— Нет…

— И не подержишь, если так будешь волноваться. Деньги тебе такие они не дадут. А если и дадут, то придушат за углом. Ты что, не понимаешь, что тех троих убили они. И тебя убьют, даже без нужды — просто так, чтобы сноровку не терять.

— И все же… — начал Антон и замолчал.

— Ну, говори уже…

Антон набрался смелости:

— И все равно. А если подумать. Положим, в людном месте? Опять же — затея наша то ли выгорит, то ли нет, а тут такие деньги.

— А жить ты дальше тоже думаешь в людном месте?.. А насчет выгорит, скажу тебе, что счет моей… Нашей… Да, счет нашей доли пойдет на сотни тысяч. Может, даже миллион.

— И все же, я против…

— А здесь не парламент, все будет как я скажу. Ты голоса не имеешь.

— Это почему?

Егор вдруг резко повысил голос почти до крика:

— Ты, вероятно, что-то не понял. Я всю жизнь сам-один. Я или прорвусь или порвусь в лоскуты. И без твоей помощи как-то обойдусь. А вот обратное — сомнительно. Как ты не понимаешь! Я дал итальянцам честное слово!

Немного помолчали.

— Почтальон?.. — наконец, заговорил Егор.

— Да…

— Вообще-то, ты можешь спрыгнуть с этого дела… Очевидно, что тебя уже не ищут. Кто бы не положил эту троицу — они о твоем существовании не извещены.

— Ты меня выгоняешь?..

— Да при чем тут «выгоняешь»… Я втянул тебя в эту передрягу — я за нее расплачусь. Но если хочешь выйти из игры, то сейчас самый лучший момент. Такого может больше не быть. Этим ребятам убить — что высморкаться. И то, что «враг моего врага — мой друг», в этом случае не работает.

— А если я не хочу уходить?

Теперь задумался Егор — парень будто не был бесполезной обузой. Выходка с возвращением мусорного ведра старику определенно не была лишена изящества. Можно и придержать при себе.

— Если не хочешь уходить, тогда, конечно, не уходи. Чего уж тут…

Когда в бункере тушили свет, становилось темно, как в могиле, — свет сюда не проникал. Тоже касалось и звуков — в квартале должно было произойти что-то достаточно громкое, чтобы в бомбоубежище услышали хоть звук.

Потому просыпались здесь поздно — обитателей не будил ни утренний свет, ни шум соседей…

Но спать ложились, как многие одинокие мужчины, нестесненные графиками, а именно: глубоко заполночь. Затем еще где-то час разговаривали на темы важные и не очень.

Уже казалось — последняя фраза сказана и сон берет свое. И тишина держалась столько, что нарушать ее было бы неприличным — уже минуты три. Тут снова заговорил Егор:

— И все же я не пойму…

Сказал он это негромко, чтобы не разбудить, возможно, уже спящих. И было бы ответом ему молчание, он бы сам повернулся на другой бок и заснул. Но отозвался Антон:

— А что тут непонятного?

— То, что они себя не назвали. Обычно, когда наезжают, хвастаются своими авторитетами, буграми, паханами. Дескать, ты такого знаешь?.. Или вот, скажем, прием, когда прессуемого спрашивают — тебя как зовут. А меня, мол, так же, стало быть тезки мы… Это, чтоб у жертвы возникло чувство, словно с преступником они родня, чтобы легче с имуществом расставаться было… А эти ребята имен не сказали. Отчего?

Теперь ответом ему было молчание. Все трое не спали. И все трое не знали, что сказать.

Не будем называть эту организацию вслух.

Это совсем небезопасно, да и за всякой аббревиатурой стоят люди. Сокращение звучит как заклинание, но дает ли оно знание того, что творится за обложкой?

Как-то случилось, что организация эта была втянута в игры, которые были выше зоны ее компетенции. Ситуация сложилась так — надо было выбирать кого-то из двух мятежников, которые, впрочем, претендовали на легитимность.

Надо было кого-то поддержать. Вопрос был пиковый — если поддержать не того, то Организации придет если не конец, то времена несладкие.

В Организации решили — начальники приходят и уходят, а вот такие Организации за день не делаются и ее надо сохранить. Пусть и с потерями. Потому для посторонних разыграли спектакль, дескать, у нас у самих тут борьба нешутейная, и в нее посторонним лучше не соваться, потому как затопчут.

Наконец, битва гигантов закончилась. Кто-то вверху выиграл, а кто-то, как это ни странно, проиграл.

Кто-то должен уйти. Вопрос решили без нервов, банальной монеткой. Кому выпадет орел — тот остается. Решка — уходит, становится козлом отпущения, снимает мундир.

Ибо честь мундира нужно сохранить, но ненужные могут уйти.

Так в один день организация поредела наполовину. Было представлено это, как зачистка от людей, поддерживающих того, который проиграл.

Но кастовость это не отменило. Ушедшие и оставшиеся не перестали дружить семьями, ходить друг к другу в гости.

Те, которые ушли в изгнание, организовали охранную фирму и даже форму себе пошили наподобие снятых мундиров.