— Поразительно! Мы не ожидали здесь увидеть строительство такого масштаба, — замечает Мак Рэд.

— Не верили в наши силы? Ленин завещал нам индустриализировать Россию. И мы, — старые большевики-ленинцы, честно выполняем его завещание, — горделиво произносит полный пятидесятипятилетний мужчина. Петлица его пальто украшена красным эмалевым флажком члена правительства.

Они сходят вниз и оживленный Шеболдаев ведет иностранцев по территории завода.

— Большой завод, — соглашается Мак Рэд.

— Э, батенька… Русский богатырский размах! Одна строительная площадка тридцать квадратных километров… Не то, что вникнуть в дело, а обойти невозможно. Здесь в стужу, лютые сорокаградусные морозы, когда руки прилипают к металлу, советские, рабочие, отказывая себе во многом, строят детище пятилетки, — объясняет Шеболдаев.

Десятки бездействующих экскаваторов напоминают стадо железных слонов, запутавшихся в непроходимых джунглях строительных материалов.

Горы цемента, леса и рельс свалены в хаотическом беспорядке, Рядом с подъезными путями, в грязи, под открытым небом ржавеют сложные машины и оборудование.

Мак Рэд и Де-Форрест останавливаются перед копировальным американским станком, застрявшем до половины в тинистом неустойчивом грунте.

— Это расточительство!… — возмущается Де-Форрест — вы заплатили долларами за станки и теперь выбрасываете их на свалку…

— Это наш приемный двор… — объясняет Шеболдаев.

— О… Это техническое варварство! Первым долгом необходимо навести порядок здесь, устроить крыши, смазать машины…

— Мне пять раз меняли главных инженеров… Они действительно здорово напутали. Сам я по профессии пекарь и занимаюсь только организационными вопросами. Лишь только теперь мне дали настоящего инженера. А вот и он, — говорит Шеболдаев, кивнув в сторону направляющегося к ним навстречу стройного молодого человека с интеллигентным лицом.

— Познакомьтесь, Илья Николаевич, со своими иностранными коллегами, — произносит Шеболдаев и повернувшись к инженерам добавляет, — это мой заместитель. Инженер русской школы. Универсал. Золотые руки.

— Очень приятно! — по-английски отвечает Шахматов, — очень рад. Мы остро нуждаемся в вашей помощи!

Инженеры пожимают друг другу руки и продолжают шествие.

Мак Рэд и Де-Форрсст всматриваются в лица людей. Монголы и финны, русские и грузины, узбеки ц стройные аджарцы, говорящие на разных языках, удивленно рассматривают американцев.

Мак Рэд тоже удивленно рассматривает группу плохо одетых рабочих, подымающих огромную строительную рельсу.

— Почему вы не используете механизмов? — спрашивает Мак Рэд, указывая Шахматову на бездействующий электромагнитный кран.

— Он наверное снова испорчен, — с досадой отвечает русский инженер, — из-за большой текучести рабочей силы мы не в состоянии как следует обучить специалистов…

Шахматов направляется к крану и, устранив неполадку в моторе, пускает машину в ход… Отбежавшие в сторону рабочие наблюдают, как кран легко, будто соломинку, подымает тяжелую рельсу.

— Какое у тебя впечатление от этого строительства, Джордж? — спрашивает Мак Рэд.

— Мне, кажется, что я попал на вавилонское столпотворение, где смешались двунадесять языков.

— Вавилон двадцатого века! Образное сравнение, но оно мне не нравится…

— Почему?

— Я не суеверен и лишен предрассудков, но сравнивать… строительство социализма с Вавилоном, не совсем приятно для идейного коммуниста, — недовольно отвечает Мак Рэд.

— Мой друг! — многозначительно и с укоризной качает головой Де-Форрест. — Поживем-увидим.

Большой шестиместный автомобиль мчится по улицам еще недостроенного города. Развертывается панорама однотипных пятиэтажных домов, напоминающих огромные упаковочные ящики расставленные на сером конвейере улиц.

— В этих домах живут рабочие, — объясняет Шеболдаев.

— Мало комфортабельно… — замечает Де-Форрест.

— Выглядят они действительно немножко… ну, как бы это сказать… — скучно, но в Западной Европе…

— Скажите, мистер Шеболдаев, вы бывали в Западной Европе?

— Нет.

— Я замечаю, что у вас часто ссылаются на Европу и Америку люди, не имеющие о них представления. Поглядели бы вы как выглядит рабочий поселок в Америке или Западной Европе. Отдельные односемейные домики, удобные, масса зелени, тишина… Прелесть!… Мне, кажется, что у вас совершенно ложное Представление о том, как живут в других странах… Это очень неправильно.

Лицо Шеболдаева становится сосредоточенным и он ничего не отвечает.

На площади возвышается цементная фигура Ленина. Взглянув на монумент, Шеболдаев снова оживляется:

— Это вождь пролетариата и преобразователь России. Идея создания здесь второго металлургического центра страны принадлежит ему. Если бы он .был жив, мы бы имели еще большие достижения.

Сидящий у руля Арбузов оборачивается и неодобрительно глядит на Шеболдаева.

Автомобиль въезжает на вторую большую площадь, где возвышается памятник в виде огромной неуклюжей глыбы, изображающей человека в шинели.

Замедлив ход автомобиль проезжает мимо. Шеболдаев не обращает внимания на этот монумент… Тогда Арбузов, остановив машину, обращается к инженерам при помощи переводчицы.

— Этот величественный обелиск воздвигнут в честь инициатора и личного вдохновителя нашей стройки — великого вождя народов. И когда мы выполним его заветы, — с апломбом говорит Арбузов, показывая рукой на высящиеся вдали трубы, кауперы и доменные печи металлургического комбината, — тогда наступит первая фаза коммунизма. И это будет скоро!

— Неужели вы считаете, что создав индустрию, этим самым автоматически построили коммунизм? Мне кажется, вы ошибаетесь. Из имеющегося исторического опыта в ряде стран, давно создана первоклассная индустрия, однако, он там еще не наступил! — говорит Де-Форрест.

— Ну это же само собой понятно… Там ведь частный капитал и эксплоатация… Там буржуазия и пролетариат… — говорит Арбузов.

— Какая разница для рабочего в том, что индустрия принадлежит частному капиталисту или государственному капиталу? — ставит вопрос ребром Де-Форрест.

Арбузов смущен. Он, не находя ответа, поворачивается к рулю, и тихо, по-русски бормочет:

— Американские вопросы… Они однако очень острые на язык… и этот язык нужно…

Но Де-Форрест не унимается:

— Мы, коммунисты Нового Света, видевшие уже индустрию не вашего масштаба, не согласны с вашим толкованием коммунизма. Мы видим идеальный коммунизм в полном раскрепощении человека и возвышении его на небывалую высоту. Коммунизм наступит не тогда, когда государство отберет у всех их имущество и сосредоточит его в своих руках… Не тогда, когда всех сделают таким образом равными в бедности, нищете и зависимом от произвола государства состоянии. Нет, мы склонны думать, что царство коммунизма наступит тогда, когда все станут богатыми, имущими, т.е. буржуями, капиталистами… При коммунизме государство должно стараться давать тем, кто не имеет, а не отбирать у тех кто имеет. Но это все утопия!

Во время речи Де-Форреста Шеболдаев сидит угрюмо уставившись в одну точку. Молотова, переводя презрительно гримасничает, Ирина с интересом прислушивается.

— Вы, господа, как я вижу, принадлежите к сторонникам утопического коммунистического мировоззрения. Но такой коммунизм никогда не наступит. Это мировоззрение чуждо генеральной линии нашей партии. Кроме того, мы уважаем специалистов, которые не привыкли рассуждать и дискуссировать в вопросах, в которых мало компетентны, а засучив рукава помогали бы выполнять мудрое решение нашего любимого вождя, — недовольно произносит чекист, показывая рукой на обелиск.

Начальник «Металлургостроя» лично открывает краны с горячей и холодной водой, искренне радуется этой технике и довольно улыбается сопровождающему их управляющему домом.

— Молодец! Не ударил лицом в грязь перед иностранцами!