— Вы убили ее!

— Я? Это абсурд! Я очень любил Айше, — отвечает Де-Форрест. В его отяжелевшей, будто налитой свинцом, голове все перемешалось; весть об убийстве Айше, железные решетки, малиновые петлицы следователя и конвейер — за всем этим смертельная усталость, жажда и пустота.

— Обвиняемый Де-Форрест! Сознайтесь! Тогда вы понесете лишь небольшое наказание. Если будете упорствовать — вас расстреляют!

— Нет. Я никогда не смогу сознаться в несовершенном преступлении!

— Все равно придет время и вы сознаетесь… Здесь все сознаются…

— Нет… нет! Этого не будет…

— Примите подследственного на конвейер! — кричит следователь.

Де-Форрест вздрагивает. Два чекиста уводят его. В пустой комнате ему одевают огромный тяжелый кожаный шлем, наполненный песком. Стоящий сзади чекист опускает с размаху тяжелую дубину на голову американца. Подследственный падает на пол, хватая воздух, будто выброшенная на берег рыба.

Довольные мастерским ударом чекисты обмениваются репликами:

— Прекрасная работа.

— Знаменитый удар!

— Гидра шпионская! Возьмем в ежовые рукавицы — сознаешься, что было и чего не было…

— Хотите закурить? — предлагает следователь сигару.

Де-Форрест жадно затягивается несколько раз дымом, чувствуя странный привкус какого-то сильнодействуюшего наркотика. Спустя несколько минут его охватывает удивительное оцепенение. Его воля будто уплывает в бесконечную перспективу. Сопротивление сломлено. Ничего не нужно. Все безразлично.

— Может быть, смерть будет лучшим избавлением, — шепчет он, — я больше не могу переносить побоев и жажды… Две недели ни капли воды… а впрочем все равно… а пока так приятно…

Де-Форресту, кажется, будто он плывет на волнах чудесной фантастической реки в сказочный город.

Следователь протягивает обезумевшему Де-Форрссту протокол допроса для подписи.

И странно. Так рьяно и упорно отбрасывающий ранее это несуразное обвинение Де-Форрест чувствует, что это ничтожная привычная и до невозможности надоевшая пошлая шутка, будто совершенно не касающаяся его…

— Давайте! Я подпишу! Я хочу конца, — говорит помимо воли он.

— Вот и прекрасно! — доволен следователь.

Де-Форрест лежит на койке в своей одиночке. Охватив руками голову, узник постепенно начинает сознавать неисправимую, роковую ошибку, совершенную им на допросе. Подписанный протокол, кажется, медленно опускающимся паровым молотом, на его череп.

— Не хватило силы воли сопротивляться до конца, — шепчет он, — но конец у них смерть… Теперь я понимаю почему признавались обвиняемые на московских процессах. Для того, чтобы понять этот ужас — необходимо пережить.

В камеру, будто гадюка, вползают вечерние сумерки…

Небольшой судебный зал. По сторонам сидящего Мак Рэда стоит вооруженная охрана из солдат конвойных войск НКВД.

— Встать! Суд идет!

Перед взором обвиняемого появляется три субъекта в военной форме и переводчик.

Сразу же один из членов суда читает:

…Военная коллегия Верховного суда… в закрытом судебном заседании слушает дело по обвинению гражданина Дугласа Мак Рэда в преступлениях предусмотренных ст. 58-1, 58-6 уголовного Кодекса. Обвинение поддерживает государственный обвинитель — прокурор республики, при защите юриста Абрамова. Обвиняемый, вы знакомы с обвинительным заключением?

— Это какая-то чудовищная нелепость и потрясающее недоразумение. Я требую элементарной справедливости. Будучи честным инженером я точно выполнял взятые на себя по договору обязательства, не вмешивался в политику, ни в кого не стрелял и не призывал к свержению существующего строя. Я совершенно не виновен и настаиваю на немедленном освобождении из под стражи, — произносит Мак Рэд.

— Будем говорить языком конкретных документов. Это ваша подпись, обвиняемый? — спрашивает председатель суда.

Мак Рэд внимательно изучает свою подпись под заявлением о приеме в советское подданство, написанное рукой Зеркаловой.

— Подпись здесь действительно моя, но содержание текста мне неизвестно, потому, что он написан по-русски.

— Этим заявлением вы изъявили желание стать советским подданным, и правительство удовлетворило вашу просьбу.

— Повторяю, мне совершенно незнаком текст…

— Это ваше письмо? — спрашивает судья, показывая письмо к консулу.

— Это письмо явилось следствием явного нарушения договора…

— Обвиняемый Мак Рэд, садитесь. Суду понятно. Слово предоставляется государственному обвинителю.

Человек с седой шевелюрой, едва взглянув на обвиняемого, произносит:

— Товарищи судьи! Этот агент, состоящий на службе мировой буржуазии, заслан в нашу страну под видом члена одной из братских компартий.

— Это наглая ложь и провокация! — возмущается Мак Рэд.

— Он, для лучшей маскировки, даже принял советское подданство и женился па советской гражданке. Это все не случайно и является одним из коварных приемов, которыми пользуются наши враги. Фотографии экскаваторов с компрометирующим текстом, найденные при обыске, являются неоспоримым доказательствами шпионажа. Найденное письмо доказывает антисоветскую связь с контрреволюционными группами. Государственное обвинение настаивает без никаких компромиссов на вынесении приговора — высшей меры наказания!

После речи прокурора, слово предоставляется представителю государственной защиты. Адвокат лениво произносит:

— Преступление моего подзащитного так велико, что я, как честный советский гражданин, могу сказать, что он, достоин самого тяжелого наказания и не должен рассчитывать на снисхождение советского суда.

— Последнее слово предоставляется обвиняемому. — произносит судья.

Обессиленному Мак Рэд кажется, что из него уже выжаты все соки, но тем не менее он подымается:

— Никогда не может правда стать неправдой! — громко и отчетливо произносит он по-английски.

Суд уходит на совещание.

Сосредоточенное лицо обвиняемого слушающего чтение приговора:

…именем советской… коллегия… Верховного суда… рассмотрев дело по обвинению гражданина Дугласа Мак Рэда, родившегося заграницей, бывшего члена коммунистической партии, с высшим образованием на основании материалов предварительного и судебного следствия, признала его виновным в преступлении, предусмотренном статьей 58 пункт 1, то есть в измене родине и приговорила: ПОДВЕРГНУТЬ ГРАЖДАНИНА ДУГЛАСА МАК РЭДА, ВЫСШЕЙ МЕРЕ СОЦИАЛЬНОЙ ЗАЩИТЫ-РАССТРЕЛУ.

Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Осужденному предоставляется последнее право — подать в течении семидесяти двух часов просьбу о помиловании на имя председателя ЦИК.

Мак Рэд довольно спокойно выслушивает приговор.

— Это все?

— Да. Это все! — отвечает судья.

— Благодарю вас! — иронически отвечает смертник.

Лежащий на соломенной подстилке Де-Форрест рассматривает маленькое окно, кроме решетки закрытое глухим металлическим козырьком.

Узник припоминает, что произошло с ним. Он становится на колени и совершает крестное знамение.

Он видит изображение Христа в терновом венце, влекомого на страсть. И как странно, его ведут солдаты… с красными звездами на шапках…

— Если ты перед смертью уверовал в Него этим спас свою душу! — крестясь вспоминает Де-Форрест слова Священного Писания.

Полночь. Бьют глухие удары часов. Узники встревожен- но прислушиваются. В эти страшные часы, обычно, выводят на расстрел.

Их нервы напряжены до крайности. Смертники прислушиваются к каждому шороху и даже к ударам собственного сердца.