Себя Ниязов, тоже закончившего вуз в Ленинграде, работавшего в Москве, считает, конечно, исключением.
Теряюсь в догадках, когда пытаюсь объяснить иные действия президента. Неужто власть может так опьянить нормального человека? О чем, вернее, чем думал “баши”, когда закрывал целый ряд техникумов, училищ, научно-исследовательских институтов и научно-производственных объединений и, наконец, саму Академию наук, создав вместо нее другую академию — Полицейскую? Или взял за правило через каждые два-три года, а то и чаще, смещать министров, председателей комитетов, руководителей ведомств, особенно силовых структур, послов, а хякимов велаятов, городов и этрапов. Судей и прокуроров всех звеньев также меняет, как перчатки.
Здравого рассудка кажется лишены его так называемые нововведения: вчерашних чекистов или высоких правительственных чиновников, не стоявших ни одного часа в армейском строю, назначает министром обороны или начальником генерального штаба, а боевых генералов, за спинами которых Академия генерального штаба и война в Афганистане, отправляет послом, на худой конец, военкомом. Долгие годы в качестве министра торговли президент держал своего соплеменника Х. А. Агаханова, которого не случайно народ прозвал Халназар-баем, но когда о нем все настойчивее пошли нелестные слухи, то его спешно отправили за границу послом, назначив на “доходное место” родного племянника бывшего министра.
Замечено, что Ниязов наиболее перспективных работников, в коих ему стоит заподозрить конкурентов, соперников, старается под всяческими предлогами, вплоть до компрометации и шантажа, устранить с политической арены, а иных, тоже способных, но осуждающих его диктаторскую политику, норовит упрятать за решетку. Своим жертвам окружение Ниязова выискивает и предъявляет уголовное преступление, конечно, надуманное, дабы иметь основание фарисействовать, будто в Туркменистане нет политических заключенных. А бороться с “уголовниками”, мол, внутреннее дело каждого государства.
Показательна история с кандидатом экономических наук Байрамнуром Союновым, с которым у президента были давние счеты. Союнов — интеллектуал, способный организатор, инициативен, и Ниязов пытался его приручить, ибо знал, что тот по образованию и профессионализму стоял на голову выше своих коллег. Союнов — потомственный интеллигент, в годы, когда Ниязов занимал в республике высшие посты, работал секретарем горкома, заведующим отделом ЦК, его знали как перспективного работника, журналиста и политолога. Уже тогда в партийном аппарате иные консервативные чиновники за глаза называли его “диссидентом”, “либералом”, но расправиться с ним не решались: сказывались веяния демократизации.
Занимая пост руководителя ведущего отдела ЦК КПТ, он без оглядки шел наперекор консервативному секретариату во главе с Ниязовым, противившемуся всяким новшествам. Союнов выступал за демократизацию партийного строительства, общественной жизни, печати, ратовал за многопартийную систему, за признание туркменского языка государственным.
Первый секретарь ЦК Ниязов, все еще находившийся в плену рутинных указаний и инструкций Старой площади, такую дерзость Союнову не простил и в 1990 году “диссидента”, в наказание, во вновь избранный состав ЦК Компартии Туркменистана не рекомендовал. Не высовывайся! Однако Союнова, чей авторитет был велик, вопреки воле высокого начальства, на альтернативной основе все же избрали народным депутатом. Ниязов, ставший к тому времени председателем Верховного Совета республики, подобного оборота в судьбе Союнова не ожидал, и, верный своей политике кнута и пряника, рекомендовал визави заведующим отделом Верховного Совета, а затем и министром. Ниязов изменил бы себе, забудь о самостоятельности Союнова: он ждал своего часа, который, по его расчетам, пока еще не пробил. Возможно, где-то в душе надеялся, что Союнов оценит “добро”, станет сговорчивее, покладистее, но тот и не думал под кого-либо подлаживаться.
Вскоре с избранием президента освободилось кресло председателя Верховного Совета республики. Ниязов, разумеется, намеревался посадить туда послушного его воле человека. Пока всеми республиками верховодила Москва, страна, охваченная эйфорией перестройки, жила идеями демократии, робкими нововведениями. На освободившийся пост председателя Верховного Совета депутаты единодушно рекомендовали кандидатуру Б. Союнова. Но не тут-то было. Предложение народных избранников вызвало у Ниязова отрицательную реакцию: “Он не нужен мне. Не хочу иметь дело с воспитанником Москвы, учившемся там демократии. На посту председателя я хочу видеть такого безотказного во всем человека, как Мурадов”.
К открытому выпаду президента Союнов внешне отнесся спокойно: “Пусть мою судьбу решают сами депутаты”. Этого заявления было достаточно, чтобы Ниязов прибег к лисьим уверткам: “Союнов отказывается от предложенного ему поста”, — обрадовано возвестил он и, воспользовавшись положением председательствующего, стал выкручивать депутатам руки, и они потрафили краснобайствующему президенту и впрямь проголосовав за Сахата Непесовича Мурадова, человека равнодушного и возраста пенсионного.
Теперь Ниязова ничто не сдерживало. Он уже старался не походить на прежнего закомплексованного деятеля республиканского масштаба, боявшегося сказать на заседании Политбюро лишнее слово, вздрагивавшего при каждом звонке правительственного “ВЧ”, связывавшего с Москвой; он уже оставил ряды КПСС, а Компартию республики, как уже говорилось, реформировал в карманную Демпартию, поставив во главе ее себя. Благо, Москва в свою очередь отмахнулась от своего “подбрюшья”: глотайте, мол, суверенитета столько, сколько сможете. Расстрел Российского парламента, беспредел в России, подзуживания новоявленных так называемых друзей и братьев развязывали руки Ниязову, уже почувствовавшего силу и сладость власти, но еще не осознававшего ее губительность.
Президенту все же не давал покоя авторитет Союнова, которого, освободив вскоре от поста министра, перевели председателем комитета, затем понизили до руководителя третьеразрядной ведомственной выставки. Здесь к Байрамнуру применили испытанный метод провокации: по наущению силовых структур Союнову преподнесли “взятку” в меченых двухстах американских долларах, арестовали “на месте преступления” и осудили на двенадцать лет лишения свободы. Через год-другой, видимо, чувствуя, что “дело” Союнова шито белыми нитками, его по амнистии освободили, но цели своей Ниязов достиг: соперник скомпрометирован, теперь он будет тише воды и ниже травы и с такой биографией претендовать на власть не посмеет.
Туркменский президент на редкость “жалостлив”. Особенно к тем, кого считает потенциальным конкурентом или возмутителем спокойствия. Его “сердоболие” проявляется следующим образом. Сначала он применяет к ним методы воспитания: травит их со страниц республиканской печати, с экранов телевизора. Целая свора научных сотрудников, переворачивая горы архивных материалов, выискивает о них компрометирующие свидетельства. Затем жертву на чем-то провоцируют, арестовывают, осуждают, широко возвещая о том в СМИ, и вся эта вакханалия сопровождается гонениями и преследованиями близких, родственников осужденного; через год-другой президент, проинформированный силовыми министрами, что тюрьмы, лагеря переполнены и не на что кормить заключенных, уже давно перешедших на содержание родственников, вынужденно объявляет амнистию, помилование. Несмотря на плохую игру, делается это с красивой миной на лице: всемилостивейший вынужденный жест выдается за “гуманизм” “сердобольного” вождя. Ну как тут не умилиться?!
Довольны обе стороны: узники получают свободу, а их “благодетель”, потирая руки, чувствует себя именинником. Ему кажется, что своим благодеянием он предстает перед народом добрым, милосердным. Хотя он и очень заблуждается, но ублаготворен уже потому, что обезопасил себя от соперников, которым с запятнанной репутацией дорога во властные структуры заказана.
Президент давно замыслил “нейтрализовать” заведующего кафедрой мединститута, профессора Пиримкули Тангрыкулиева, отличавшегося редкой непокорностью и во многом не разделявшего методы правления Ниязова, часто критиковавшего его с высоких трибун парламента и Халк маслахаты. Тангрыкулиев, пользующийся в народе заслуженным авторитетом, уже однажды, наперекор “сердару”, был избран депутатом на альтернативных выборах. На очередных выборах 1999 года в меджлис он собирался выставить свою кандидатуру, предпринял шаги для создания альтернативной партии и, зная, что его инициатива будет встречена в штыки, обратился за помощью к местному представителю ОБСЕ, в американское посольство.
