Хеннинг отказался рубить деревья дальше, и Марта принялась выращивать сад.

Нелегко было вырастить хоть что-то на скудной песчаной почве. Одни растения не выдерживали морозов, другие погибали летом от жары. Когда из колодца уходила вода, Марта ведрами носила соленую из моря.

Шиповник чуть не засох — сначала было принялся и пустил побеги, но потом вдруг листочки облетели, и Марта его еле выходила.

Не удалось спасти орех и карликовую розу. Не выдержали морозов кусты пионов и клематисы, которые Марта посадила около туалета. Погибли малина и роскошная форзиция, которые росли у ворот, обвитых хмелем, и вдоль дорожки. Розовые бутоны и яблоневый цвет раз за разом поедали косули, поэтому Марте приходилось накрывать ветви сеткой.

Но Марта терпеливо высаживала, пропалывала, прореживала, подрезала листья, поливала, покупала новую рассаду и снова высаживала. Постепенно перед домом раскинулся дивный сад: звездная магнолия и лилия, шиповник и карликовая роза, форзиция и азалия, черная и красная смородина, крыжовник, малина, ежевика, арктическая малина и горная смородина…

Сад был ее гордостью.

И превратился в пустошь: рододендрон, райские кущи, пионы, сирень, сакура, звездная магнолия, привезенная из Голландии, — все полетело к черту.

Хеннинг пилил, рубил и сжигал дотла.

Он подошел к делу с присущей ему обстоятельностью: изводил каждое насаждение по отдельности, тщательно, одно за другим. Когда последний куст был сожжен, Хеннинг раскидал золу по земле и покончил с делом.

Он никогда и ни с кем об этом не говорил.

На месте сада теперь голая земля. Глинистая почва среди сосен. Она заросла бы крапивой и прочими сорняками, если бы не Хеннинг, который и тут остался верен себе: он кропотливо ухаживал за глиняным пустырем. Если кто-нибудь иногда начинает удивляться, Хеннинг бормочет в ответ, что это, мол, его земля и он что хочет с ней, то и делает.

Его земля — пустошь. Его дни — ожидание ночи. Ночи — ожидание дня. Глинистое ничто меж высоких сосен. Незаживающее поле боя, где каждый побег, каждая травинка, пытаясь вырваться на свет, погибает от беспощадной руки Хеннинга. Любой пробивающийся росток Хеннинг вырывает с корнем. С той же методичностью, с которой он по вечерам убирает на кухне, словно желая уничтожить следы своей жизни.

Хокан протоколирует жизнь своей семьи. Он снимает всех на видео, фотографирует, сортирует, систематизирует и раскладывает материалы по папкам.

Вообще-то они никогда не смотрят фотографии. Хокан их просто каталогизирует.

«Рождество — 1990». «Рождество — 1991». «Рождество — 1992».

Семья за праздничным столом. Семья вокруг елки.

«Праздник раков — 1990». «Праздник раков — 1991».

Анна, Фредрик и Сара в забавных колпаках чокаются перед камерой.

Одни и те же фотографии. Одни и те же улыбки. Одно и то же злосчастное счастье.

Запротоколированное, систематизированное, каталогизированное.

Засвидетельствованное.

Хокан расставляет папки на полках в платяном шкафу. На папках красивые подписи.

«Плайя-дель-Инглес — 1987». «Египет — 1988». «Эланд — 1989».

«Ульф Лундель и Брюс Спрингстин».

«Награждение сборной по футболу в парке Роламбсхов».

Помолвка, свадьба, крестины, дни рождения.

Рождение Йеспера. Рождение Никласа.

Сморщенный новорожденный младенец лежит у Анны на животе.

Такой сохранится их жизнь.

Жизнь в полароидных цветах.

Вспышка освещает их и превращает в статуи.

В статуи с кроваво-красными, как у инопланетян, зрачками.

Одна фотография, другая, третья. Их жизнь запротоколирована, систематизирована и каталогизирована.

Засвидетельствована.

Она не канет в Лету.

Что-то да сохранится.

Например, призраки с красными светящимися глазами.

Хокан протоколирует без устали, чтобы наконец проступил тайный смысл.

Будто во всем этом можно разглядеть какой-то чертеж.

Хокан ищет ответ на вопрос, который не может сформулировать.

И продолжает пополнять свой склад.

Хокан хранит письма, использованные билеты и зонтики от коктейлей.

Копит доказательства того, что он действительно существует. Документирует и протоколирует, коллекционирует и архивирует.

Целая жизнь, запечатленная в полароидных снимках и видеокассетах, — чтобы сохранить то, что сохранить невозможно; чтобы удержать то, что удержать нельзя, — жизнь утекает сквозь пальцы, как песок, но Хокан продолжает собирать снимки и видеокассеты — чтобы найти хотя бы след сокровенной истины, которой, может быть, никогда и не было.

Чтобы забыть, что от Саккары остался лишь песок.

Саккара — некрополь Мемфиса, бывшего в свое время столицей Египта. Сейчас от великой цивилизации остались только гробницы фараонов — свидетели минувших времен.

В 1988 году Хокан и Анна отправились на неделю чартерным рейсом в Египет. Хокан, как обычно, фотографировал, Анна мучилась желудком. Во время одной из экскурсий они на полчаса остановились в Саккаре.

Анна сидела в автобусе, потому что ей было плохо, а Хокан пошел фотографировать.

От Саккары остался лишь песок.

Хокан пытается навести порядок в хаосе. Он чувствует, что должен это сделать. Но у него не хватает ресурсов для решения этой задачи.

Что-то не сходится в уравнении. Кто-то перемешал все цвета на кубике Рубика.

Но Хокан просто обязан попробовать навести порядок в хаосе. Он должен перекрутить кубик, чтобы все цвета вернулись на свое место.

Словно играешь в дженьгу, а тебя кто-то все время толкает под локоть.

Словно играешь в тетрис, где фигуры все падают и падают, и сначала их еще удается укладывать в ровные ряды, которые исчезают один за другим, но сверху падают все новые и новые, без остановки, нескончаемым потоком, и хотя Хокан пытается сортировать и избавляться от них как можно быстрее, но фигуры все падают и падают и в конце концов нагромождаются друг на друга, и Хокан погибает между фигурами и верхней границей поля — GAME OVER. Хокан — мертвец, игрок, не справившийся с заданием. Именно этому его учит игра: сколько бы он ни бился, чего бы он ни достиг, в итоге он все равно проиграет.

Смерть в компьютерной игре.

Урок поражения.

Это единственное, о чем следует помнить. Где-то впереди тебя ждет Неведомое. Что-то неведомое и чуждое ждет тебя, чтобы напасть, разорвать и убить. Ты должен усвоить урок: тот, кто говорит об опасности, всегда прав. Прав тот, кто не верит в защищенность.

Защищенности не существует, это обман. Покой невозможен. Страхи всегда оправдывают себя. Хаос — вот единственная истина.

Можно сколько угодно выстраивать оборону, устанавливать системы безопасности, протягивать колючую проволоку под напряжением. Life finds a way. Жизнь найдет, как тебя достать: напрямик или в обход, сверху или снизу, и нет спасения.

Коза вдруг исчезнет, останется только волк. Устоит ли твоя защита против сил зла? В лучшем случае ты сам спасешься, улетев на вертолете, а призраки будут торжествовать на руинах твоей жизни, пожирать твоих друзей, разрушать все, что ты так долго строил. Будет именно так и никак иначе. Life finds a way. И даже если этот фильм закончился, продолжение неминуемо следует. Куда ты убежишь? Where do you think we’re goin’![8]

Если Фредди Крюгер и умирает, он все равно восстанет в следующем кошмаре.

Если в конце фильма героиня бросается в огонь, чтобы спастись от монстров, мы заранее знаем, что это ее не спасет, — обязательно выйдет сиквел, в котором героине опять придется противостоять злу, и даже бросившись в огонь, она не избавится от чудищ, которые были созданы специально для нее.

Так оно устроено: побег невозможен. Ты должен это помнить.

Где-то впереди тебя всегда поджидает самое худшее, чтобы наброситься, разорвать и убить. Убить снова и снова.