Выпендрежник!

В день, когда «Аполлон-15» совершил посадку на Луне, в августе 1969-го, Хеннинг собирался, как и остальные, смотреть прямую трансляцию по телевизору. Марта куда-то уехала с Хоканом, и Хеннинг был дома один. Наедине со стареньким телевизором, в котором то и дело что-то дребезжало. Разумеется, он задребезжал как раз в тот самый момент, когда космонавты высадились на Луне. Хеннинг несколько раз ударил по нему кулаком, но стало только хуже.

Что ему оставалось делать? Он выключил телевизор и вышел из дома. Если уж Бог задумал приколоться, сопротивляться бесполезно.

Хеннинг уселся на своем любимом камне и смотрел на море. Высоко в небе светила луна, как белая полупрозрачная пластинка. Хеннинг бормотал себе под нос, что не стоит расстраиваться, все это ерунда, не очень-то ему и хотелось.

Так вот и вышло, что Хеннинг не видел космонавтов на Луне.

Двадцать пять лет спустя, когда газеты пестрели статьями и заголовками на тему юбилея, Хеннинг вырезал только одну маленькую заметку про База Олдрина — того, второго, забытого. На все остальное ему было плевать.

Хеннингу кажется, что между ним и Базом Олдрином есть что-то общее. У обоих судьба сложилась бы иначе, если бы Бог не вздумал над ними приколоться. По сути, они ничем не хуже других, просто их не взяли в расчет. Потому что они ни у кого ничего не отнимали, никуда не лезли, расталкивая локтями. И были такими же, как все. Да, черт возьми, точно такими же.

Хеннинг достает из морозилки пачку блинчиков с креветками и разогревает их на сковороде. Если бы Олдрин был здесь, Хеннинг бы его сейчас угостил. А этому, другому, Армстронгу, хрен бы он чего предложил.

Когда блинчики съедены, посуда помыта, а стол вытерт, Хеннинг принимается за газеты. Он быстро просматривает заголовки новостей и останавливает внимание на рубрике «Письма в редакцию».

Хеннинг сам пишет письма в редакцию.

Несколько раз в неделю.

Яростные письма в редакцию, которые он сочиняет, сидя за кухонным столом, предварительно помыв посуду и убрав на кухне.

Хеннинг осуждает расизм, антисемитизм и порнографию. Ругает правительство, бюрократию, призывает отменить льготы бывшим депутатам.

Опубликованные письма Хеннинг аккуратно вырезает, убирает в файл и подшивает в папку. Файлы Хеннинг тщательно заклеивает, чтобы ничего не случилось.

Бумагу так легко замарать, посадив на нее жирное пятно. Например, если останется недомытым один-единственный миллиметр на столе. Или если жуешь бутерброд, листая бумаги. Любой мелочи может оказаться достаточно.

Письма Хеннинга публикуют довольно часто. Их теперь даже почти не правят. С годами он научился формулировать свои мысли лаконично.

У Хеннинга есть бесчисленные доказательства того, что люди его письма читают. Однажды кассир в банке спросил у него: «А это не вы, случайно, пишете в рубрику «Письма читателей»?»

Это просто как пример.

Хеннинг — не единственный, кто пишет в редакцию.

Он каждый день внимательно изучает письма читателей в рубриках обеих центральных газет и знает всех, кто пишет туда регулярно. Случалось, что между ним и другими авторами писем разгорались жаркие дискуссии почти на месяц. А с некоторыми из этих авторов он почти подружился.

Например, с Эриком Нильсоном.

Бывало, кто-нибудь напишет в рубрику нечто вопиющее, требующее немедленного возражения. Если Хеннинг не успевает ответить сам, он может быть спокоен: Эрик Нильсон обязательно выскажется и расставит своим острым пером все точки над «i».

Хеннинг в курсе, что Эрик Нильсон тоже его ценит.

Они чем-то похожи. Иногда кажется, что они — патриархи рубрики «Письма читателей». Именно они выбирают курс, указывают путь и устанавливают границы. Порой они даже ссылаются друг на друга: «Как точно подметил Эрик Нильсон…» или «Эрик Нильсон уже справедливо указывал…».

В этих отсылках нет особой необходимости. Это просто своего рода приветствие, кивок: дескать, я знаю, что ты существуешь.

Однажды Эрик Нильсон сослался на Хеннинга так: «Я полностью согласен с Хеннингом Лагерквистом по поводу скинхедов и социального центра «Фрюсхюсет». Это очень своевременные слова, и я надеюсь, что их услышит Андерс Карлберг и другие представители местных властей в столице».

Когда Хеннинг это прочел, у него защекотало в животе. Он внезапно совершенно четко осознал, что не один на свете. Это его так взволновало, что ему пришлось немедленно все бросить и выйти на улицу. Он сел на свой камень, некоторое время смотрел на воду и был счастлив. Он чувствовал: никто и никогда не был ему столь близок, как Эрик Нильсон. Даже со своими домашними Хеннинг не ощущал такого родства душ, как с неведомым Эриком Нильсоном в эти несколько мгновений.

Что они, собственно, знают друг о друге? Ничего! Они никогда не виделись.

Хеннинг старается представить себе Эрика Нильсона.

Когда он читает его письма, сквозь текст как будто проступает лицо автора. И Хеннинг видит самого себя: одинокого мужчину без семьи, праведника, над которым прикололся Бог. Хеннинг не хочет думать, что Эрик Нильсон, возможно, вовсе не одинок. Существование жены или целой семьи в жизни Эрика повергнет Хеннинга обратно в глухое одиночество.

Нет уж. Они должны быть равны. Они должны быть одинаково нужны друг другу.

Несколько раз Хеннинг задумывался, не написать ли Эрику письмо — быть может, даже предложить встретиться… Но у Хеннинга нет его адреса, а в редакции, конечно, не скажут.

Поэтому он так и не написал.

Где-то в Швеции живет такой же Хеннинг, они знают друг о друге, симпатизируют друг другу, но не могут друг друга найти.

Где-то.

Все их общение происходит исключительно через рубрику «Письма читателей». Как знать, может, этот Эрик Нильсон думает о Хеннинге совсем не так часто, как Хеннинг о нем. Вдруг Хеннинг просто выдумал, что между ними есть связь? Погряз в мечтах, сидя вечерами за кухонным столом, обложившись газетами и папками с вырезками, один на один с собой, когда вся посуда вымыта, на кухне убрано и не осталось ни одной крошечки, чтобы стереть со стола…

Раз в несколько лет Анне удается уговорить Хокана поехать в отпуск кататься на яхте или на лыжах или отправиться еще куда-нибудь, куда все просто обожают ездить.

Хокан к таким развлечениям совершенно равнодушен.

Все нормальные люди мечтают получить сертификат по дайвингу, альпинизму или парашютному спорту. Надо ведь идти в ногу со временем. А не плестись где-то в хвосте.

Надо ездить в Индию, Вьетнам, Таиланд и другие экзотические страны, где у тебя неминуемо начнется диарея.

Надо в начале лета полетать на воздушном шаре над Стокгольмом с коллегами по работе. Или хотя бы прыгнуть с тарзанки.

Это необходимый минимум. Иначе ты ничего не испытал в жизни.

Ты ничего не видел, не можешь оценить величия природы — горных хребтов, океанов и всякого такого прочего.

Полноту жизни возможно почувствовать только тогда, когда не на что полагаться, кроме собственных сил. Поэтому надо подвергать себя разнообразным испытаниям, учиться преодолевать препятствия.

Надо брать от жизни все.

Мы — обыватели, жители мертвого царства, наше бытие похоже на тяжелый сон. Подобно тому, как дождь способен заставить пустыню цвести, впечатления делают человека живым. Необходимо искать и бережно хранить впечатления. Это единственная ценность, которая делает человека по-настоящему богатым.

Впечатления можно коллекционировать и хранить, как хранят полароидные снимки и видеозаписи. Это единственный аргумент, понятный Хокану. Поэтому иногда он все же позволяет Анне себя уговорить.

Анна перед каждой поездкой приходит в настоящий экстаз — радуется и болтает без умолку, потому что каждое впечатление надо пережить от и до. Анна представляет, как она, дитя природы, мчится куда-то вдаль, против ветра, такая прекрасная, сильная, неукротимая, как стихия. Дышит полной грудью. Живет полной жизнью.