Он не хочет получить сертификат по дайвингу, потому что боится утонуть. Не хочет летать на воздушном шаре, потому что боится упасть и разбиться, не хочет прыгать с тарзанки.
Прыгнуть он готов лишь в одном случае. Один-единственный раз. Без страховки.
И это станет очищением.
Тогда в гроте перестанет капать.
А до тех пор цель в жизни — не лазить по горам и не гонять по воде, а разыскать в глубине стеллажа упаковки со свежим молоком, которые спрятаны за упаковками со вчерашним, и перехитрить тем самым продавца в ближайшей «Ике».
На этой неделе в «Ике» действуют голубые купоны на скидку. На следующей будут действовать желтые.
«Аякс Ультра» в экономичной упаковке. Два тюбика пасты «Пепсодент Супер Фтор». Колбаса с содержанием мяса не менее 51 %.
Чем отличается «Фтор» от «Супер Фтор»? И насколько чище в действительности становятся зубы? Как осознать человеку свое величие? Как его вынести?
А как же ресторан Джеймса Бонда?
Они туда так и не попали. Дул сильный ветер, и канатная дорога не работала. Они смотрели на ресторан снизу, задрав голову. Он сверкал там в лучах солнца, похожий на летающую тарелку, приземлившуюся на вершине самой высокой горы.
Теперь Анна лежит на водяном матрасе и вспоминает его.
Прекрасный круглый ресторан. Недоступный, как загадочное божество, которое можно узреть, но к которому нельзя прикоснуться.
Там обитают счастливые.
7.
Одиночество — это когда ты просишь в супермаркете «Консум» разрезать пополам упаковку фарша, потому что полкило — это слишком много.
Продавец вздыхает, закатывает глаза и оглядывается по сторонам, не обслужит ли этого покупателя кто-нибудь другой.
Пии хочется крикнуть: «Да я не жадная, я просто одинокая!»
«Ах ты, жадная свинья, — думает продавец, с ненавистью откладывая в сторону часть фарша, — сто пятьдесят грамм тебе достаточно? Или еще отложить?»
В двадцать лет можно хотя бы притвориться, будто ты ценишь свою свободу и независимость. Дескать, не хочешь связывать себя лишними обязательствами. И тебе, скорее всего, поверят. Когда же тебе за тридцать, то близок час, когда люди на улице станут водить вокруг тебя хороводы, припевая: «Какой позор, какой позор, никто ее не выбрал!» (Древняя народная традиция.)
Все, о чем мечтает Пия, — более или менее симпатичный молодой человек, с которым можно поболтать о жизни, который умеет рассмешить и который при этом не оказался бы геем.
Неужели она требует слишком многого?
Одиночество в тридцать лет — это когда ты становишься все более одинокой с каждым днем, потому что у всех вокруг дети, карьера, «слушай, ужасно хочу повидаться, но все некогда, сама понимаешь: дети, работа…».
Когда Пия возвращается из фитнес-центра, дома ее ждет автоответчик. Если красная лампочка мигает, значит, кто-то звонил. Лампа-лампочка, гори, кто же, кто же мне звонил?
Осознаешь свое одиночество, когда снимаешь с почтового ящика записку «Просьба не класть рекламу», которую еще недавно с такой гордостью туда прикреплял.
Потому что, кроме рекламы, другой корреспонденции ждать не приходится.
Недавно Пия разорилась и купила себе дорогой мобильный телефон, чтобы всегда быть на связи. В настройках можно было выбрать массу разных языков: русский, сербохорватский, итальянский… Не то чтобы ей постоянно кто-то звонил. Но все-таки.
В новом телефоне можно хранить номера ста двадцати пяти друзей. И это внушает надежду. Идея понятна: ведь в теории у нее могло бы быть сто двадцать пять друзей. Всякое может быть. Пия могла бы действительно оказаться везунчиком, и это не вина компании «Нокиа», что телефон попал не в те руки.
Где водятся одинокие люди? Поройтесь в картотеке абонементов видеопроката — там вы найдете их имена в алфавитном порядке.
Скоро девять вечера. Звонить друзьям и предлагать куда-нибудь выбраться уже поздно: парочки давно уселись ужинать, те, кто собирались идти в кино, наверное, идут навстречу друг другу, — выпить пива никого не позовешь. Но супермаркет «Консум» еще работает, можно успеть закупиться сырными чипсами и орешками.
Вечер выдался серый и промозглый, но сырные чипсы содержат 31 % умиротворяющего сытного жира, а через несколько часов пора будет ложиться спать.
На выходе из «Консума» Пия сталкивается с одним знакомым и не успевает спрятать сырные чипсы. Он видит пакет в ее руках и, конечно, все тут же про нее понимает. И не может сдержать эдакой характерной ухмылки. «Ну да, ну да, очередной вечер перед телевизором…»
Упиваясь своим превосходством, он сообщает ей, что едет на ужин к своей наверняка толстой и жирной сестре, и показывает бутылку вина, которую они собираются распить.
Пии не остается ничего, кроме как сказать: «Ну, что ж, удачи тебе!»
Знакомый отвечает: «Тебе того же!» — и снова эдак характерно ухмыляется. А Пия внезапно ухмыляется в ответ — а что, ведь тоже выход? Знакомый наконец сваливает, а Пия бежит домой дворами, пряча у груди чипсы и орешки.
Войдя в дом, она первым делом мчится к автоответчику — проверить, не звонил ли кто-нибудь за те пятнадцать минут, что ее не было. Да, это смешно, она прекрасно знает.
И вот Пия замирает перед маленькой красной лампочкой, которая горит не мигая, потому что никто не звонил. Автоответчик замкнут и безмолвен, словно мидия, но Пия давно заметила: если долго, не отрываясь, смотреть на лампочку, то она в конце концов начнет мигать.
Теперь уже точно поздно, чтобы звонить кому-то из знакомых. А до того, чтобы звонить незнакомым, Пия пока еще не докатилась.
Пока.
Это потом, ближе к рассвету, когда соберешься вешаться, тогда захочется найти хоть кого-нибудь, кто бы тебя остановил.
А сейчас рано. Сейчас Пия сидит перед телевизором и щелкает пультом в поисках того, чего нет, и все почти в порядке. Пия привыкла к тому, чего нет.
Она ест сырные чипсы, чтобы поправиться, и пьет красное вино, чтобы напиться, а завтра будет новый день.
Одиночество — это когда ты покупаешь вино в маленьких бутылочках, потому что большую одной не осилить.
Наступает ночь, холодная и пронзительная. В базе данных видеопроката хранится ее имя. Компьютер знает о ее существовании.
Очередная одинокая ночь на грешной земле, незадолго до наступления нового тысячелетия, а Пия все еще жива.
8.
Жена Хеннинга, Марта, бросила его. Ушла к какому-то идиоту, торговцу автомобилями. Черт бы его подрал! Это случилось, когда Хокан поступил в гимназию и уехал из Коппома. В ту же осень.
Марта терпеливо ждала этого момента.
Да она и не стала скрывать, что все решила давно, просто ей было нужно дожить до момента, когда Хокан подрастет и уедет. Она все спланировала много лет назад. И понимала, что, пока момент не настал, ей придется вести себя как ни в чем не бывало — жить с Хеннингом, праздновать Рождество, проводить вместе отпуск, делить с ним постель и будничные заботы.
Откуда ему было знать? Когда ему следовало спохватиться? Был ли у него шанс все исправить? Ему и в голову не приходило, каким ужасным был их брак, какой невыносимой казалась Марте их совместная жизнь.
Он ничего не знал.
Он думал, что у них все в порядке.
Он наивно полагал, что они состарятся вместе. Он и Марта. А теперь она стареет с каким-то отвратительным торгашом.
Хеннинг не сказал ни слова, когда Марта ушла. Он встретил свое поражение молча. Продолжал ходить на работу, словно ничего не случилось. Никому не жаловался, не плакался в жилетку. Ждал, когда слабость перерастет в силу.
А в начале весны он вырубил весь сад. Взял и вырубил.
Этот сад был детищем Марты.
Когда они поженились и переехали сюда, на всем участке росли только многолетние сосны. Марта заставила Хеннинга срубить почти все деревья. Тридцать сосен в первое лето, тридцать в следующее, а на третий год он срубил еще десять сосен и большую ель, что росла справа от нынешней стоянки для машин. Ей было под сотню лет, ствол 34 сантиметра в диаметре, весь в огромных кольцах.
