Полная тишина.
Вокруг — сплошные легко моющиеся объекты.
Мебель, подсвечники, деревянные тюльпаны.
Здесь нет и не может быть никаких приключений. Катастрофы, раковые заболевания — все, что угодно, но не приключения.
Холодильник хранит молоко при оптимальной температуре. Дата изготовления и срок годности указаны на упаковке. Правда, Анна обычно без них определяет, скисло молоко или нет.
Душа Анны витает по комнатам этого дома со времен основания мира.
Тишина предвещает будние дни.
Скоро начнет светать, а до тех пор над морем и брегом сияют часы на видеомагнитофоне.
Вдали, на востоке, погас Орион.
Когда звонит телефон, Хеннинг спешит в коридор, чтобы взять трубку. Почему-то телефон стоит в том единственном месте дома, где он никогда не бывает. Должно быть, это и довело Марту в конце концов. Потому она и ушла.
Это либо Анна, либо Хокан. Если Хокан, то он просто звонит, чтобы поздравить Хеннинга с Рождеством.
— Пап, привет, просто звоню поздравить тебя с Рождеством.
— Ну что ж, спасибо.
— С Рождеством.
— Тебя тоже.
Если звонит Анна, то она хочет пригласить его к ним на праздники. Это может занять очень много времени, потому что Анна ужасная болтушка, она унаследовала это от своей матери, которая полная дура.
Но Хеннинг не будет невежливым. Как мило, что Анна помнит о нем.
Анна приглашает его каждое Рождество, и он может лишь догадываться, какое облегчение она испытает, когда он с благодарностью отклонит приглашение.
Потому что он никогда и никого не хочет напрягать. Никогда. Он держится на расстоянии и наблюдает.
Он всегда был один. Даже если кто-то был рядом, на самом деле он все равно был один. Даже когда Марта и Хокан жили с ним — когда они еще были одной семьей, — в действительности он всегда был совершенно один.
Они сами по себе, он сам по себе. Только так.
На Рождество он купил себе копченую ветчину. Запекать окорок ему неохота. К тому же самый маленький окорок в магазине весил три килограмма. Как он один может съесть три килограмма? В общем, копченая ветчина вполне сойдет.
Он вырезал из рекламного каталога супермаркета «Ика» купон на десятипроцентную скидку и купил ветчины. С горчицей и яблочным вареньем будет то же самое, что и окорок. Очень даже ничего.
Анне он, конечно, не станет обо всем этом рассказывать. Иначе ее замучит совесть. К тому же это вовсе не Анна звонит, а Хокан.
Но после того, как Хокан поздравил его с Рождеством и Хеннинг произнес ответное «тебя тоже», Хокан вдруг выдает что-то совершенно неожиданное: он спрашивает, не хочет ли Хеннинг, чтобы Хокан с детьми приехал навестить его в Коппоме, на праздники, где-нибудь между Рождеством и Новым годом. И голос его звучит взволнованно.
Хеннинг говорит «нет».
Он был бы очень рад, конечно, но, к сожалению, нет.
У него совсем нет времени.
Когда Хокан начинает его уговаривать, Хеннинг, как обычно, произносит: «Извини, я сейчас не могу разговаривать!» — и кладет трубку. Затем он протирает телефон влажной салфеткой, чтобы не осталось жирных пятен.
Покончив с этим, Хеннинг отправляется к своему любимому камню и долго смотрит в декабрьскую мглу над морем.
Ни корабля не видать, ни птицы. Ни одного признака жизни. Мир затаился. Хеннинг всматривается в тьму.
У него есть внуки. Это как-то совсем не укладывается в голове. Иногда, лежа в кровати перед тем, как заснуть, он пытается решить это уравнение в уме, но получается плохо: неужели у него есть внуки? Ему же всего пятьдесят.
Ответ приносит с собой и разочарование и удивление: ему вовсе не пятьдесят. Ему семьдесят четыре. Через два года он достигнет среднего показателя продолжительности жизни среди мужчин в шведском королевстве.
Хеннинг иногда шутит, что когда закончилось его основное время, ему назначили дополнительное. Да уж, особым юмористом Хеннинга не назовешь, но прикалываться — это удел Господа.
Уж он-то умеет.
Все друзья исчезли из его жизни вместе с Мартой. Именно она поддерживала с ними отношения. С тех пор уже лет двадцать прошло. Хеннинг успел привыкнуть. Успел оценить горький юмор Господа.
Здесь, на мысу, он прожил свою жизнь. Зимы сменяли весны. Хеннинг ухаживал за домом, за участком, ездил на велосипеде в соседний поселок на работу. Он был охранником в Доме культуры, пока тот вдруг не взяли и не закрыли ни с того ни с сего. Хеннинга выгнали на пенсию.
Так еще немного сузилась его жизнь.
Сейчас жизнь Хеннинга напоминает фрукт, который высох и стал несъедобен. Такое все время случалось с фруктами, когда они с Мартой жили вместе и Хокан был маленьким. Теперь это произошло с ним. Вокруг та же самая мебель, те же телевизор, радиоприемник и кресло из темно-коричневой кожи.
Жизнь его стала маленькой, жесткой и упорядоченной, и он очень далек от своих внуков, — да что там, он их вообще почти не видит. Он даже не представляет, каким образом мог бы с ними сблизиться. Должно быть, он для внуков — совершеннейший анахронизм. Кто-то непонятный, кто изредка приходит, дарит подарки, сидит с ними за столом, ест их еду и странно пахнет.
Он хотел бы стать для них кем-нибудь другим, но не знает, как это сделать. Не представляет, что надо говорить, как себя вести.
Кажется, он нашел решение.
Он возвращается в дом и звонит Хокану.
Когда тот берет трубку, Хеннинг, откашлявшись, говорит, что вот он тут подумал… Да, вот сел тут, прикинул кое-что… В общем, наверное, будет неплохо, если они все же приедут.
Голос его при этом дрожит, и Хеннинг смущается. Черт, ну почему он не может сейчас быть таким же твердым и сдержанным, как обычно?
И чтобы Хокан не подумал вдруг, что ему без них не справиться, Хеннинг переходит на ворчливый тон и добавляет уже почти сердито: «Только на пару дней, не больше, у меня тут слишком много дел. Ты это учти. Да, и продуктами, там, готовкой мне тоже некогда будет заниматься, так что вы как-нибудь сами. Да. Ну, договорились. Ну все, мне некогда. Не могу сейчас разговаривать».
Хеннинг быстро кладет трубку, но еще некоторое время стоит в коридоре перед зеркалом и рассматривает в полумраке свое лицо.
Йеспер и Никлас. На рубеже тысячелетий они только-только пойдут в школу. Почти всю свою жизнь они проживут в другом тысячелетии, в котором такие, как Хеннинг и Баз Олдрин, будут персонажами прошлого века.
Средство для борьбы с насекомыми из древних времен.
А Бог все смеется над ним и смеется.
По дороге домой Хокан заезжает на автозаправку «ОК» на Слюссене. В пещере горы Катаринаберг есть гараж и автосервис «ОК». В глубине — мойка машин. Это полностью отрезанное от внешнего мира место. Лампы дневного света горят одинаково ярко и днем и ночью, зимой и летом. «ОК» работает круглосуточно, без выходных, весь год.
Здесь есть ручная, автоматическая и бесконтактная мойка. Рекламный щит приглашает выпить кофе, чаю или горячего шоколада в буфете, который расположен на полэтажа выше. В буфете стоят переполненные пепельницы, которые, похоже, никто никогда не чистит, и автомат с кофе. Ни столов, ни стульев, ни людей.
Автомойка в недрах горы. За те небольшие деньги, которых стоит мойка машин, ты получаешь на некоторое время доступ в свободный мир, где внешней среды не существует.
Существуют только зал, мойка машин и эти люди, которые натирают воском, очищают от жира, пылесосят, споласкивают и полируют машины. Не произнося за все время ни слова. Словно, из желания подчеркнуть серьезное отношение к работе, люди подчеркнуто не замечают друг друга — каждый сосредоточен на машинах, на своем текущем деле.
Эта пещера в горе оправдывает доверие человека, оберегает от мелких житейских неудач, замыкает в себе и хоронит человечество.
Сегодня ночью, накануне Рождества, Хокан пришел сюда. Это один из его тайных миров. Сюда, в каменные недра, не проникают ни день, ни ночь; здесь нету Анны, детей, работы. Скоро они снова вернутся в его жизнь, но здесь, хотя бы недолго, не будет никого — только он и его серебристый пятилетний «Форд Скорпио» с двигателем на 2,9 литра, 1992 года выпуска, и еще, неподалеку, два других человека, которые так же, как и Хокан, не спешат возвращаться в свою жизнь.
