Я вырвал у него из рук кожанку с теплой подстежкой и прощупал ее. Так и есть, к подкладке изнутри пришит карман. Я расстегнул спрятанную в мехе потайную молнию и достал бумажник.

- Ерунда какая-то, - пробормотал Сван. - Он в барсетке диски таскает. Порнуха, наверное.

Я взвесил свою добычу, кошелек у Ашота был под стать ему - пузатый и тяжелый. Но похвастаться своими заслугами не успел. С конца квартала, где стоял Бац, донеслись какие-то подозрительные звуки. Вообще-то мы договаривались, что наш "стремной" станет насвистывать что-нибудь легкое, если к нам будут приближаться люди. Но, кажется, этот свистун выводил "Muter" "Рамштайна".

- У меня есть, уходим, - я показал Свану бумажник, сунул его в карман и повернулся к темной подворотне, рассекавшей надвое квартал прямо напротив дома Ашотика.

И тут калитка распахнулась и на "сцену", где разыгрывалась маленькая трагедия, явилась низенькая полная женщина в болоньевой куртке поверх черного платья. На лице у матери Ашота недоумение молниеносно сменилось решительностью. Она потянулась куда-то вбок и извлекла из-за кирпичной кладки забора садовую метлу. Вам случалось биться с разъяренной матерью? Более позорного дела для благородного рыцаря и не представишь. Как сладить с ополоумевшей бабой, охаживающей вас пыльными прутьями по спине, плечам и мордасам? Не бить же ее, не наставлять в лицо ствол - мы ведь благородные разбойники и хотели только вернуть должок. А сражения с женщинами и детьми не по нашей части, уж лучше орда голодных драконов. К тому же, на подмогу армянской воительнице, поливавшей нас отборным русским матом, уже спешила ее родня.

- Дергаем! - я вырвался из-под "огня" и побежал к подворотне. Матушка Ашота развернулась к Бобу.

Сван, вместо того, чтобы двинуться следом, зачем-то сунулся в машину и начал там возиться.

"Идиот!" - единственная характеристика, которая пришла мне в голову.

- Быстрее! - я дернул за рукав Боба, увлекая его за собой.

Хрясь! Метла опустилась на его голову и разлетелась на две половинки. И тут сидевший на земле Ашотик решился на подвиг. Не вставая, как-то неловко оттолкнувшись задницей, он прыгнул на Вовку и схватил его за ногу. Американец взбрыкнул, и его кроссовок остался в руках у Ашота.

- Брось его, - приказал я Бобу, но тот уже схватил свою обувку за пятку и отчаянно тянул на себя. Кроссовок умоляюще хрустел, скрипел, и кажется, уже начал "размножаться" путем деления. Ашот был явно сильнее Вовки, максимум, на что тот мог рассчитывать - остаться владельцем пятки. Тем более что "мать-героиня" уже примеривалась, как бы посподручней ткнуть острым концом обломанного черенка Бобу в лицо. Но вмешался Сван.

- Ы-ы-рр!!! - он изо всей силы долбанул барсеткой по башке Ашота и тот отпустил Вовкину собственность. На землю из нее посыпалась какая-то труха. Похоже американец одержал пиррову победу - носить отвоеванное будет невозможно.

Тех нескольких секунд, что заняла наша борьба с разгневанной "валькирией", хватило родственникам Ашота, чтобы добежать до калитки. Их было трое - два парня лет по 14-15 и взрослый мужик. Он был толстый, с короткими кривыми ногами - явно ашотов папа - но, тем не менее, опередил молодежь метра на два. Увы, его прыти было недостаточно - еще мгновение и мы юркнули в подворотню.

Да будет благословенна темнота городских закоулков! Один ее вид вселяет трепет в души тех, кто стоит на освещенной улице. Что в ней? Кто скрывается? Грабитель, насильник, убийца? Или мерзкое чудовище, стонавшее и чавкавшее с незапамятных времен еще нашим волосатым предкам? Ашот и его родня были достаточно смелы, чтобы решиться проверять это. Но...

- У него писталет! - этот окрик остановил топот за нашими спинами.

Пауза. Затем голос главы семьи проревел:

- В машину!.. - и топот зазвучал снова, удаляясь.

Но мы были уже на другом конце квартала, рядом с "Шестеркой" Ваньки, в которой нервно курил за рулем Бац.

- Быстрее, они на своей тачке нас живо нагонят, - Вовка прыгнул на заднее сиденье и содрал с головы чулок.

Иван засмеялся, с трудом переводя дыхание:

- Не выйдет, я в замке зажигания ключ сломал. Трогай, Бац, надо же посмотреть на наш улов. В спокойной обстановке.

Ли Хён Тхэк.

- Моя мать умерла, когда мне было семь, отец оставил меня родственникам и двинулся куда-то на Дальний Восток, зарабатывать. У дяди с тетей было еще пятеро детей и проклятое поле, на котором всегда находилась работа. Четыре гектара земли - там трудились и другие наши родственники, и русские, но мне казалось, что я пашу больше всех.

В четырнадцать я сбежал оттуда - подался в Москву, думал, заработаю. Я крепкий, жилистый, мог грузчиком быть. Сунулся на Казанский вокзал, меня там избили местные, еле с того света выкарабкался. Отлежался в больнице для бедных, и стал искать корейцев. Они меня приняли. У них в Коньково что-то вроде своего района, рестораны, казино... Я сначала мусор выносил в кафешке одной. "Драконом" называлась - забегаловка жуткая. Потом поваренком стал. Подай, принеси, зелень помой, порежь...

Один тип к нам приходил частенько, как-то увидел, как я с ножом управляюсь, подозвал, бросил в меня солонкой - в лицо прямо! Я солонку поймал. Оказалось, это какой-то бывший боец, реакцию мою проверить хотел. Он меня из того кафе взял и в Подмосковье на базу увез - что-то вроде лагеря, где нас человек пятьдесят молодых пацанов было. И корейцы, и вьетнамцы, и буряты, и монголы - все беспризорники. Русские тоже были, но мало, в основном старались своих брать, азиатов. Драться учили, ножи метать, стрелять. Дисциплина жесткая, подъем в шесть утра, отбой в десять - как в армии побывал. Да так и было. Через два года, когда я уже повзрослел, нас стали возить на турниры. Дрались постоянно, тех, кто покрепче оказывался, переводили в ударные отряды для корейской мафии.

Треть ребят, что со мной в лагере была, покалечили или убили в первый год после этого - в Москве разборки дело обычное. Я тоже в отряде был, но мне повезло больше. Пули меня миновали, пару раз ребра ломали, но это ерунда.

Пока мы воевали с такими же, только из других группировок, было еще ничего. Но потом все как-то поуспокоилось, границы определились, и началось самое худшее. Нам приходилось собирать дань, выбивать деньги из мелких предпринимателей - нормальных людей, которые жилы рвут, чтобы прокормить детей. Помню был один мужик - бывший десантник или что-то в этом роде. Наш босс решил отнять у него маленькую забегаловку в бойком месте, чтобы открыть там модный магазин. Я был среди тех, кого послали "убедить" мужика. Мне тоже пришлось бить. Видно было, он готов драться, но у него была жена и трое дочерей. Сначала стоял перед нами и спокойно убеждал. Потом после удара упал, почти не защищался, крутился только по земле, чтобы не отбили почки. На следующий день его магазин сгорел, одна из девочек погибла.

Тогда я решил уходить - плюнуть на все и сбежать. Найдут, так найдут, значит, судьба такая. Но получилось по-другому. Ночи через три после пожара к нам в лагерь нагрянули с облавой менты. Что-то с ними наши боссы не поделили. Перестрелка была, многие погибли. Я убежал в лес, благо, все тропы знал назубок. Километров на десять к Москве подошел, а потом подумал - зачем мне туда? Свернул в сторону, в деревушке одной в заброшенном доме с месяц перекантовался. Денег не было, так я местную пацанву за еду приемам учил. А потом двинулся обратно на юг. Уже в Краснодаре от знакомых узнал, что к родне в станицу гость какой-то приехал. Оказалось - отец. Такая история...

- А кто тебя трансом сделал? - спросил Торм. Они сидели в скверике у какого-то музея военной техники под открытым небом. На музей лил дождь, но под тентом, куда они загнали мотоциклы, было сухо.