- Мы у моих родственников в таборе, - пояснил Славик. - Это вагончик Матери.

- Твоей? - голос Торма, который прежде ему частенько приходилось сдерживать, умеряя его силу, едва звучал.

- Нет. Просто Мать - ее так называют. Она колдунья, лечила тебя. Влила, наверное, цистерну всяких травок.

Только сейчас Торм обратил внимание, что углы вагончика и весть потолок завешан пучками каких-то сушенных листьев, стеблей, пожухлых цветов.

- Так ты и вправду цыган? - спросил Торм, разглядывая все эти "богатства".

"Мышиных хвостов и жабьих лап нет, слава Богу, - пошутил он про себя, - интересно, обнаружила ли она, кто я? И если так, то почему помогла? Кто станет лечить транса, чтобы он продолжил свои злодеяния? Только другой транс. Но тогда лечили меня не травками, а кое-чем посильней..."

- Я цыган по матери, а отца и вовсе не знал, он умер рано, - между тем говорил Славик, - все детство прокочевал. Потом в Москву подался, хотел оседлой жизнью пожить. Но там теперь такой же табор, как и в степи...

Торм слушал его, погружаясь в полусонное забытье. И вдруг мысль простая и болезненная, вырвала его из этого состояния. В том, что случилось, было что-то нелогичное.

Его ранили в живот, хотя защитный кокон находился в отличной форме, и пули обязаны были пройти мимо. Но тут все понятно. Он хотел защитить Славика и единственное, чем мог ему помочь, это развернуть свой кокон и прикрыть его линиями судьбы. От удара головой о борт грузовика Торм потерял сознание, но, должно быть, все-таки успел выполнить задуманное. В том, что, оставшись без линий защиты, он схлопотал кусок свинца, ничего удивительного не было.

Непонятно другое - как он выжил? Единственное, чем это можно было объяснить, пока Торм находился в беспамятстве, его тело "пило" чужие силы. А значит, кто-то принесен в жертву.

Торм проглотил колючий комок, выросший в горле, и оглядел беззаботно жующего лапшу Славика. С его товарищем все было в порядке. От сердца немного отлегло - пришла мысль, что, возможно, натренированное десятилетиями тело и при полной "отключке" сматывало нити осторожно, со всех по чуть-чуть.

- А где другие? - спросил Торм.

Славик вздохнул и поставил лапшу на окно.

- С Лысым все в порядке. А Вася... он умер.

Торм не своим голосом спросил:

- Как?

- Глупо, вот как, - Славик явно был раздосадован, - его и задело-то совсем не сильно. Не ранение, а срамота одна - зад прострелили. Я его к племяннице своей определил. Он хоть и не наших кровей, но мужик был что надо, а ей уже давно замуж пора. Думал, на почве перевязок они и сойдутся. А когда Васек подлечился, они с Лысым напились и в соседнюю деревню на мотоцикле рванули - за добавкой. Губит вас, русских, водка! И ведь знаете же, что это так, а толку... В общем, перевернулись они. Лысому хоть бы хны, а Васек шею свернул - никакая колдунья не поможет.

- А меня навещать заходил?

- Нет, - покачал курчавой шевелюрой Цыган. - Старуха никого ближе, чем на пять метров, никого к вагончику не подпускала. Я, вот, только второй день как прихожу.

Торм вздохнул посвободнее. Ближе пяти метров... - это многое проясняло.

- Мне надо поговорить с ней, - сказал он.

...Дальнозоркие глаза женщины - черные угольки, подернутые пеплом времени, смотрели на него чуть насмешливо.

- Сразу догадалась? - спросил Торм, - с интересом разглядывая ауру матери. Она была не из их числа - вместо тугого серого кокона под украденными нитями судьбы перед ним сияла колонна чистого голубого света. Не очень яркая, но спокойная.

- Как не догадаться было, - ответила старуха, - я вашего брата за версту чую.

- Чего же умирать не бросила?

- Ты мальчику нашему помог, и тех двоих, небось, тоже спас - я же понимаю, что такой старый вампир, как ты, просто так пулю в пузо схлопотать не может. Или ошиблась?

- Не ошиблась, - Торм поморщился, ему не нравилось слово "вампир", пусть оно хоть три тысячи раз отражало его сущность.

- Судя по тому, что Слава рассказал, у тебя и выхода-то не было - раз уж в кузов залез. Убей они шофера, кто бы машину вел? Но зачем ты вообще им помогать стал? Ушел бы спокойно, выпил бы десяток-другой рабов, а то и охранников, да и дело с концом. Они бы после такой подпитки в тебя и из пушки в упор не попали.

После этих слов Торм приподнялся на кровати и заглянул в глаза знахарке.

- Я не из тех, кого ты зовешь вампирами. Мы называем себя цивильными трансами, и хоть внешне не отличаемся от "дикарей", разница есть. Я не убил бы никого там, скорее умер сам.

Эта маленькая речь утомила Торма, и он снова опустился на подушку. Мать молчала, о чем-то задумавшись. Торм мог бы оглядеть ее в ментальном поле и определить, какого рода мысли одолевали эту седую голову. Но он уважал старуху, и не стал этого делать.

Знахарка встала, пошла к двери, с порога уронила:

- Пока отдыхай, я пришлю Славку с едою.

- Постой, - Торм понял, что так и не спросил главного, - как ты меня вылечила? Рана ведь была в живот, без чужих линий мне бы не выкарабкаться.

- Так и есть, - отозвалась старуха, - никого к тебе не подпускала, свое отдавала. Так что долг за ребят вернула. Считай, в расчете.

Сван.

- Яйца на затылки ложили?

- Что!?

- Ложили, спрашиваю?

Мы переглянулись и покачали головами:

- Нет, - сказал Мей.

- И даже не клали, - сумничал я, чувствуя, что на лицо наползает ехидная ухмылочка - идея друга сходить к бабке с самого начала вызывала у меня сомнения.

- Значит, не очень-то в магию верите, - резюмировала "бабка", - и ко мне, стало быть, пришли, потому что других вариантов не осталось. В церкви были? Не помогли вам там?

- Не помогли, - в глазах у Мея все сильнее разгорался огонек любопытства. Да уж, в наблюдательности и умении делать правильные выводы нашей ведунье не откажешь.

Кстати, несмотря на словечко "бабка", которым Мей охарактеризовал ее, наша хозяйка была еще отнюдь не старухой - дамой лет сорока-пяти, фигуристой, ухоженной, с черным лаком на ногтях и маленькими крестиками из страз поверх лака. Одета в темно-синее открытое платье, а поверх него кружевной платок - черный же, но с мелкими легкомысленными цветочками. Ноги в домашних тапочках, а на голове модная стрижка. Губы накрашены, глаза таинственно подведены, но без перебора с косметикой. Духами какими-то пахнет - приятными, черт побери, даже под ложечкой сладко сжимается. Ощущение было, что перед нашим визитом она как раз собиралась поехать в модный клуб или к любовнику, да вот - отвлекли.

Тамара - так звали прорицательницу, разглядывала нас серьезно, но непонятно было на предмет чего - искала своим третьим глазом причины, которые привели к ней, или просто высчитывала, сколько денег можно содрать. Наконец ведунья поправила платок на веснушчатой груди - Мей на нее довольно откровенно пялился - и тяжело вздохнула.

- Правильно, что не помогли. У них профиль другой, они благодать распределяют. А если где нечистый постарался, то это к нам. Ну, есть еще экзорсисты, конечно. Но это не ваш случай. Сами крещеные? Да вижу, вижу, что крещенные. Иначе и разговаривать бы не стала.

Тамара откинулась в кресле со спинкой из черного, как эбонит, дерева, положила руки на стол и закрыла глаза. Вопреки ожиданиям, на круглой поверхности стола я не увидел ни кинжалов, ни черных свечей, ни магического шара, ни прочей колдовской белиберды. Только чистая белая скатерть из настоящего льна, вышитого по бокам голубыми ласточками. Веселыми такими, жизнеутверждающими. И вообще гостиная в этой просторной, с минимумом мебели квартире была очень светлой. День клонился к вечеру, но через высокие полукруглые окна с витражами в верхней части лилось так много солнечного сиянья, будто сейчас стояло ясное морозное утро. А ведь когда мы входили сюда, небо затянуло в тучи, как в форму офицера СС. Из столовой, проход в которую был виден с моего места, пахло лавандой и свежей выпечкой одновременно. По бокам у стен стояли шкаф, секретер, пара диванчиков с подлокотниками - все из настоящего, старого дерева. Настолько солидное, что рука невольно тянулась ощупать гладкую, полированную поверхность - такие вещи в новомодных салонах стоят немыслимых денег. Иконостас с Божьей Матерью и Младенцем, святым Николаем-Чудотворцем, исцелителем Пантелеймоном занимал один из углов напротив окон. В другом - примета времени, музыкальный центр. Большие и маленькие колонки разбросаны по стенам, а проводов не видно - под обоями, должно быть. В центре комнаты большой светло-зеленый ковер с глубоким ворсом и стол, за которым мы втроем и сидели.