Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Артур проснулся от шума. Кучерявый лез к женщине наверху. Та вскрикнула, ойкнула, завизжала, но Кучерявый зажал ей рот и сопел. Артура будто взвинтило; он поднял обе руки, в одну собрал жирные волосы Кучерявого, другой рубанул по почке. Сорвал его с грохотом вниз и выкинул из купе. Затем грохнул дверью и запер ее на защелку.

— Ну, гад, — орал Кучерявый из коридора. — Молись теперь Богу!!

Утром в купе постучали.

— Не открывать? — спросила Света.

— Откройте, — сказал Артур.

В проходе стояли двое цыган.

— Здоров, морэ, — сказал один. — Кореш жалуется. Ты его сильно обидел, а?

— Вы, ромалэ, пройдите, присядьте, поговорим, может, чячипэ выясним.

— Где все же ты, морэ, по-нашему научился?

— Было дело, — ответил Артур. — Я вам скажу, когда и где, однако пусть женщины выйдут.

Женщины исчезли так быстро, что и Артур и цыгане заухмылялись.

— Боятся! — сказал цыган.

— Да уж есть чего пугаться, — молвил Артур. — Кучерявый ваш ночью полез, как кабан. А он ведь не ром и женщина — парны. Что цыганам позволено, ему — нет.

— Пусть бы и разобрались, — сказал цыган.

— Э, ромалэ, цыгане женщин не насилуют, а у нас за это сроки дают. Кучерявый был пьян, да и злой. У вас с ним — свое, меня не касается, а вот за эти дела он бы сел за решетку, пусть еще скажет спасибо, что кости целы.

— Выходит, ты его выручил?

Артур засмеялся, затем достал из сумки коньяк.

— Выпьем, ромалэ?

— Можно, — сказали цыгане разом. — Запасливый ты мужик.

— Э, кому знать, что будет в дороге? Того гляди, цыган встретишь.

— Ошибся, — разулыбался цыган, — мы бравинту пьем, или не знаешь?

— Для такого случая можно и коньяку. Для разговора.

— Ты, морэ, — заговорил цыган, когда они выпили, — далеко ли путь держишь? С тобой эти женщины?

— Женщины мне чужие, первый раз вижу, а еду в табор.

— В табор? — Цыгане замешкались. — Ты, морэ, с цыганами ходишь?

— Как сказать, морэ, да и нет. Еду к друзьям. Советоваться. Но странный у нас разговор. Надо бы познакомиться.

— Верно.

Коренастого, плечистого звали Мишей. Другого, повыше ростом, Романом.

— А я — Артур. Теперь можно разговаривать. Вы, ромалэ, как я понимаю, давно из табора. А о Кучерявом я слышал. От Сашки.

— Какой это Сашка? — спросил Роман. — Индус?

— Он самый, — ответил Артур.

— Наш это табор, — блеснув глазами, произнес Миша. — Ушли мы оттуда, дело одно получилось. Теперь Сашка водит табор.

— Ваши дела — ваши дела! — сказал Артур. — А Кучерявый ваш… Что вы с ним ходите? Барахло.

Цыгане промолчали. Потом Миша бросил:

— Не лезь на рожон — сгоришь.

— Вряд ли.

Артур поднял руку, будто пригладить волосы. Перстень блеснул. Цыгане переглянулись.

— Откуда он у тебя, морэ? — тихо спросил Роман.

— Старый баро Петрович подарил. В память о Стелле, ну и на дружбу. Петровича уже нет, а я вот он.

— Да… — протянул Миша. — Это другой разговор.

Роман согласно тряхнул черным чубом.

Сунулся в дверь проводник.

— Чаю не хотите, ребята?

— Нет, — отрезали цыгане в один голос.

— Мы пойдем, — сказал Роман, — извини, парень, если что было не так. Не знали тебя. С Кучерявым сами разберемся.

— Нечего с ним разбираться, ромалэ. Он этого не стоит. С собой разберитесь. Душа у вас неспокойна, я думаю.

Цыгане молча ушли. Появилась попутчица Света.

— Я проводника послала, — сказала она. — На всякий пожарный случай. Блатная компания. Мало ли что.

— У цыган нет блатных, — сказал Артур. — Воры встречаются, это да. Парни-ежики, в голенищах ножики. А блатных нет, они слова такого не знают. А сосед наш — он не цыган.

— Они вас не тронули, а? Вы заговоренный?

Артур засмеялся:

— Я хитрый. Кто меня тронет, дня не проживет. Я им сказал — они и не тронули.

— Смеетесь над девушкой, — сказала Светлана. — А если серьезно?

— Цыгане — люди. Они меня поняли.

— Некоторые ничего никогда не поймут.

— Есть и такие, — согласился Артур. — С ними другой разговор.

Пришла Ира, умытая, свежая. Чай появился. Поезд покачивало на быстром ходу.

— Вы женаты, Артур? — спросила Света.

— Как вам сказать… Один живу, никто не мешает.

— Звучит таинственно, — встряла Ира. — К вам, наверно, любовницы ходят. Вас борода не старит. Кто постарше, тот бреет бороду. Честно, Артур, есть женщина?

Артур призадумался: что им сказать? В самом деле без женщины плохо. Прекрасно все начиналось — любовью. Жить не могли друг без друга. И — перегорело, пепел остался. Она сказала: «Мы разные». И ушла восвояси.

— Была одна, — произнес Артур, глянув Ире в расширенные любопытством зрачки. — Была, да сплыла.

— А кто виноват? Вы ее бросили или она?

— Никто не виноват. Жизнь распорядилась.

— Мужчина всегда хочет сделать женщину рабой, — сказала Светлана.

— Ну, почему же…

Договорить не пришлось — дверь с лязгом отъехала, в проеме стоял Кучерявый. Он был тяжко пьян, сверкнула фикса[107].

— Фраерок! — гаркнул он. — Все базаришь?

Женщины взвизгнули. Артур встал, но Кучерявого взяли в клещи цыгане, отдернули, дверь закрылась, поезд затормозил у платформы.

Артур вышел — нет никого. Поезд двинулся дальше. Проводник показался в проходе и успокоил: те трое слезли. Артура запоздало трясло.

Закат пламенел над прихваченной морозцем дорожной слякотью. Небо горело, как на полотнах Рериха. Топырились уже оголенные ветви осокорей. Артур шел на закат по виляющему проселку. С пригорков виднелись замершие деревни.

Темнело быстро. Лесные полосы стали сплошными и черными, а только что они были прозрачны, и вдалеке за ними неслись по шоссе машины с зажженными фарами. Всплыл новый месяц, белые рожки.

Деревня вдруг вся распахнулась за новым увалом. И у колодца сошлись цыганки.

Они повернулись к Артуру, как по команде, и прекратили свой разговор. Смотрели. Ну как же: гадже идет. В табор, что ли, приехал? Зачем?..

Зима на пороге. Табор снял, наверно, две-три избы у местных хозяев-стариков, уезжающих в город к детям. В поле нельзя зимовать цыганам.

Артур подошел ближе к женщинам, вежливо поздоровался.

— Сашка здесь?

— А где ж ему быть! Чего приехал к нам, дорогой?

— Дело есть. Где он?

— Чяворо проводит, — сказала женщина и подозвала мальчонку. — Проводи его к баро, а сам возвращайся.

Артур с цыганенком пошли в конец улицы.

— Я тебя помню, — сказал вдруг чяворо. — Ты у нас был.

— Да, бывал. Что нового в таборе? Как дела?

— Кочуем, — сказал по-взрослому мальчик.

Ну, они в таборе быстро взрослеют. Хотят быть мужчинами. Подражают отцам. Цыганенок важно спросил:

— Как доехал до нас?

— Доехал. Докладывай, морэ, новости.

— Крис собирался… — сказал цыганенок и тут же осекся, будто лишнего сболтнул.

Артура это насторожило.

— Ну-ну, — сказал он, — я знаю, дальше давай, паренек.

Цыганенок посмотрел испытующе.

— Нелады, — произнес умудренно, — уходят люди. Роман и Миша подались в город. Весной еще. Знаешь?

— Знаю и это, морэ.

Цыганенок, чуть помолчав, осторожно выговорил, знать, не терпелось ему выдать главную новость:

— Агат у нас был.

Артур слышал эту историю. Мутный цыган. Хотел взять в таборе власть. Сашка его пересилил. Пришлось Агату уйти. И в городе этот Агат стал бандитом, даже был слух — выбился в уголовные авторитеты. Цыгане его отвергли.

— Что хотел, не знаешь? — спросил Артур.

— Кто?

— Агат.

— Перстень хотел поиметь, — засопел парнишка, обнаруживая осведомленность не по возрасту. — Тебя поминали.

Парень болтлив, но что с него взять? Он, впрочем, замкнулся и больше — ни слова.

Сашка стоял возле крайнего дома, за которым улица вновь перетекала в полевую дорогу. Стоял у ворот, курил трубку.

— Ну, морэ, здравствуй, — сказал Артур, а Сашка обнял его, шагнув навстречу, и выдохнул с дымом:

вернуться

107

Золотая коронка (блатн.).

40
{"b":"280762","o":1}