— Всё ясно. Но скажи мне, Саир, почему в таком случае вы хранили сведения об источнике столько лет и никому их не предоставили или не продали?

— Не хранили, а хранил. После гибели магов‑воителей всегда был только один человек, который знал истинную подоплёку событий, это кто‑то из жрецов местного храма. Только он ведал, где находится источник и хранится запас уже заклятых кмитов, которые можно использовать. И не раз у меня возникал соблазн продать свои знания или один из камней и жить на эти деньги долго и счастливо. Но я поклялся прошлому жрецу, который посвятил меня в тайну, что дождусь посланца, а если нет, то передам знания следующему служителю Ярина Воина.

— Что за посланец?

— Последний маг‑воитель сказал, что в случае его гибели и смерти императора рано или поздно, но обязательно придёт человек, который назовёт кодовое слово и получит доступ к источнику, книге и последним кмитам.

— И что это за слово?

— Сейчас уже не важно. — Старик сильно поморщился. — Моя смерть близка, я уже вижу её бледный лик и понимаю, что никто не придёт. Сотни лет мы ждали, а посланца так и не было.

— А сам почему не захотел в источник окунуться и камень в себя вживить?

— Способности слабые, да и здоровье не то. Все хранители были одинокими стариками, которые жили только молитвами и не могли принять в себя кмиты.

Неожиданно жрец задёргался всем телом, и из уголка его дряблого рта пошла пена, а я, понимая, что он умирает, встряхнул его и спросил:

— Где источник и камни? Как мне их найти?

— Бор знает, — захлёбываясь, прохрипел Саир. — Камни под ногами Кама‑Нио. Прощай…

Захрипев, главный жрец ещё раз сильно дёрнулся всем телом и затих. Навсегда.

Я закрыл веки старика. Затем приподнял его рубаху и вытащил из‑под неё старую потрёпанную книгу в некогда красной обложке из воловьей кожи. В ней было листов пятьдесят, не больше, и, как бы мне ни хотелось прямо сейчас начать её изучение, были иные, более важные дела, наипервейшее из которых — похороны старика. Потом надо дождаться Бора, который проводит меня к источнику. И только тогда можно будет посмотреть на кмиты и чудесный родник, почитать книгу и подумать над тем, стоит ли становиться магом‑воителем и не повлечёт ли это за собой беду.

Выйдя из шалаша, я посмотрел на восходящее солнце, удостоверился, что вокруг по‑прежнему тихо, и кинжалами начал срезать травяной покров и папоротники вблизи последнего пристанища бывшего военного лекаря и главного жреца храма Ярина деда Саира. Работа была тяжёлая, корневища можжевельника пронизали всё вокруг, а тут ещё и камни, которые во время весеннего паводка каждый год выкидывало на берег бурное речное течение. Однако за полтора часа я выкопал вполне приемлемую ямку, вытащил тело Саира из шалаша, закутал его в одеяло и похоронил. Небольшой холмик вновь покрыл дерном, а лишние камни и землю бросил в воду. Вроде бы всё, что мог, я сделал, совесть моя чиста, и оставалось только дождаться парнишку Бора.

Час проходил за часом. Солнце перевалило за полдень, и, когда я уже начал переживать, Бор появился. Я увидел его белую голову среди папоротников за пятьдесят метров, и вскоре он заполз в убежище. Взгляд у парня был испуганный и затравленный, но он держал себя в руках, известие о смерти жреца воспринял как‑то безучастно, и я спросил его:

— Рассказывай, что видел?

Парень тяжко и протяжно вздохнул:

— Нет моей деревни больше. Сожгли её. Люди наши сбежать успели, а от домов и амбаров только головешки остались. Беда! Теперь всем плохо будет.

— Это понятно, — сказал я и, кивнув на еле заметный холмик, добавил: — Жрец сказал, что ты знаешь дорогу к источнику.

— Источников вокруг много, не меньше трёх десятков. Какой именно интересует?

— Тот, где статуя.

— А‑а‑а, — протянул парень, — странное место, знаю, где оно, вместе с дедом Саиром туда полтора года назад ходили.

— Проведёшь к нему?

— Можно. — Парень мотнул растрёпанной головой. — Но нехорошее это место, там всякая чертовщина грезится и с людьми не пойми что творится. Так что отведу, но сам там не останусь.

— А далеко оно?

— Сутки хода в гору, пешком. На лошади туда не попасть, склоны сильно крутые.

Через полчаса, отпустив на волю рассёдланную исанийскую полукровку, я взвалил на себя рюкзак и вместе с Бором пересёк тропу между храмом и пасекой, вышел на открытое луговое пространство и двинулся в гору. И только я подумал о том, что пока всё идёт неплохо, как позади нас на тропе появились три всадника, которые сначала увидели мою лошадь, мирно пасущуюся на небольшой полянке между папоротников, справа от себя, а потом кинули взгляд влево и засекли нас.

— Бежим! — вскрикнул парень и дёрнулся.

Но я понимал, что до ближайших зарослей с полкилометра, нам двоим от конных не сбежать, и придержал его. После чего скинул на Бора рюкзак и лишь тогда подтолкнул его в сторону горы, а сам, схватив арбалет, бросился навстречу ассирам, крепким мужикам лет под тридцать в тёмно‑зелёных плащах, вооружённых пиками и саблями.

Нас разделяло немногим больше ста метров, и, пробежав около трети дистанции, на миг обернувшись и удостоверившись в том, что Бор изо всех сил спешит к зарослям, я присел на левое колено, поймал в прицел передового противника и, на долю секунды задержав дыхание, выстрелил в него. Тяжёлая короткая стрела впилась в грудь ассирского воина, и он скатился с седла. Арбалет был пока бесполезен и, выхватив верный ирут, я приготовился к продолжению боя. И хотя понятно, что пешему против конных, да ещё с пиками, драться несподручно, я был уверен в том, что моя подготовка лучше, чем у врагов, а значит, одолеть их реально.

Издав яростный клич, один из двух оставшихся всадников стременами ударил свою приземистую лошадку по взмыленным бокам и, выставив перед собой пику, вырвался вперёд и понёсся на меня. По внешнему виду он был неплохим воякой, а я не производил впечатления грозного соперника, и ассир в себе не сомневался. И это было хорошо. Если бы всадники насели вдвоём и действовали одновременно, мне пришлось бы туго. А так для меня главное — не потерять самообладания, не побежать и не струсить. Это сложно — спешенному выдержать вид несущейся на него лошади и человека с копьём, но мне подобное испытание по плечу и по возможностям. Пользуясь горячностью врага, я дождался, пока он приблизится вплотную. А затем, перед самым его ударом, резко отступил вправо, развернулся на девяносто градусов, и мой клинок, сверху вниз, диагональным ударом прошёлся по его бедру.

Теперь по‑любому всадник истечёт кровью, он уже не боец. Но оставался последний вражеский воин, и тот, видимо, был более опытным и осторожным, чем предыдущие два. Он не торопился нападать, кружил вокруг, отсекал меня от спасительного кустарника и примеривался, как бы изловчиться и ударить, пусть не убить, но ранить. Несколько раз при этом он пытался наехать на меня лошадью, но мне удавалось отскочить.

Однако долго эта игра в кошки‑мышки продолжаться не могла. Раненный в бедро ассир, который выл от боли в ноге и истекал кровью, помчался в сторону разрушенного храма, наверное за подмогой. Нужно было срочно что‑то предпринять. И, дождавшись, пока опытный вражеский вояка вновь попытается меня задавить, я вынул из ножен один из своих кинжалов — неплохо сбалансированный и утяжелённый на острие клинок, и метнул его не в воина, а в животное. Кинжал просвистел в воздухе, вонзился лошади прямо в левый глаз, и она, резко подкинув круп, упала в траву, а её выпавший из седла всадник свалился рядом.

Путь к спасению был открыт. Времени в запасе было всего несколько минут, и их надо было использовать для бегства. Походя ирутом я перерезал глотку врагу, вынул свой кинжал из глазницы лошади, подобрал арбалет и помчался туда, где в последний раз заметил фигуру моего проводника.

Местный парень Бор Богуч довёл меня до заветного места, в которое я так стремился попасть. Сутки практически без отдыха мы карабкались на крутой хребет, где не было никаких поселений и диких животных. Не делая длительных привалов, лесными чащобами, продираясь через буреломы, мы добрались до небольшой зелёной долины. И сверху, с не очень высокой горки, где обнаружился фундамент древнего скита, разрушенного имперскими войсками, с расстояния в пару километров долина, в которой находился чудесный источник, казалась очень тихим и уютным местом. Слишком тихим и слишком уютным, как я сразу для себя отметил. Потому что вокруг даже птиц не было слышно, и, насколько хватало взгляда, я не обнаружил ни одной тропки или следа дикого зверя, хотя местность вокруг была благодатная, пейзаж дивный, вокруг росло превеликое множество самых разных трав, а кустарники ломились от ещё прошлогодних ягод.