Впрочем, возвращаюсь к вампиру на сцене. Под охи и ахи он немного полевитировал, прошёлся по кромке света и тьмы и, вглядываясь в зал, продемонстрировал свои таланты гипнотизёра. Он поднимал с мест женщин, и те, вскакивая, рассказывали какие‑то свои мелкие тайны и рвались на сцену. Затем против вампира выпустили трёх бойцовых собак, и он порвал их в клочья, голыми руками. Наблюдая за его реакциями и нечеловечески быстрыми движениями, я был впечатлён. Но долго представление не продлилось, вскоре вампир наскучил, и после показа ещё нескольких трюков один из магов «Тайти» под протестующие крики нескольких пожилых дам, желающих поближе пообщаться с монстром, выплеснул на сцену заклинание «Истинного света». Ночной монстр закричал, и крик его ударил по нервам. Он вопил словно человеческий ребёнок, а «Истинный свет», необычайно чистый, яркий и ослепительный, начал разлагать его тело, и вскоре на сцене остался только прах.
Наблюдая за этим действием, я почему‑то посочувствовал вампиру. Он хоть и монстр, но погибнуть вот так, на цирковой арене, ради развлечения толпы, — это некрасиво. Видимо, сработали земные стереотипы, что не все кровососы плохие. И, вспомнив про Землю, в голове всплыл кусочек песни чеченца Тимура Муцураева, которого можно воспринимать как врага, потому что он ненавидел русский народ. В одной из своих баллад про свет и восходы он пел:
Снова ночь окружила меня,
И я смотрю в ночное небо,
Я хочу видеть, что ждёт меня,
И я вижу кровь и горы пепла.
Я ослеп, дым мне съел глаза,
Но ещё больней, больней от света.
Я устал, мне б уснуть навсегда,
Но вдруг солнца луч, сил нету.
И снова вдали, алым светом заря,
И снова мучение, мучение дня.
Мне вестником смерти явился восход,
Нестерпимая боль моё тело убьёт…
«Да уж, — подумал я, — понесло тебя, Уркварт. А всему виной сегодняшнее зрелище. Впечатлений масса, а вечер ещё не окончен, и предстоит поработать».
Зажёгся свет «вечных светильников». Маги удалились. Музыка продолжала играть. Представление было окончено. Публика вставала с мест и выходила в фойе. Часть зрителей покидала цирк сразу же, но большинство осталось. По залу стали разносить напитки и закуски, люди высшего света общались и шутили, обсуждали шоу и приветствовали хозяина цирка маркиза Бонче. Этот сухопарый и весьма подвижный сорокалетний шатен перемещался от одной группы людей к другой и, улыбаясь, говорил о том, что через неделю будет ещё одно представление и в нём снова примет участие вампир. В общем, мероприятие плавно превращалось в обычный светский междусобойчик с последующими танцами, азартными играми и развлечениями.
Князь Камай‑Веш тем временем уехал, а наша компания, оглядевшись, понемногу сместилась поближе к тусовке барона Дузеля, вокруг которого собралось около тридцати рьяных почитателей его таланта, в основном молодых девушек и парней, как и их кумир, все в белых шубках. Поэт стоял в центре круга и готовился к выступлению, а мы, с бокалами вина в руках, прислушивались к разговорам золотой молодёжи и ждали удобного момента, который вскоре настал.
— Господа! — Дузель поднял вверх ладонь. — Минуточку внимания! У меня родился экспромт, который я назвал «На смерть полуночного гостя», и он посвящается погибшему сегодня вампиру.
— Просим! — выкрикнул чей‑то ломкий голос.
— Ждём!
— Пожалуйста!
Барон закинул левую руку за спину, гордо вскинул голову, вобрал в себя воздух — приготовился к выступлению, и тут, стоя к нему спиной, по сигналу Альеры, который смотрел за моё плечо, я засмеялся, громко и раскатисто.
Дузель сник, а его почитатели зашикали на нас:
— Господа, тише!
— Мэтр собирается прочитать своё новое гениальное творение!
Я повернулся к группе вокруг поэта‑чиновника, который сливал врагам империи секретную информацию, поймал взгляд маленьких глазок барона и, кивнув в его сторону, снова хохотнул:
— Это он, что ли, поэт? Да это не поэт, а так, балаганный клоун, который сплетает слова и несёт полную чушь.
Поднявшаяся после моих слов словесная буря была ожидаема, точно так же как и реакции окружающих. Негодование ценителей творчества современного прижизненного классика, то есть Дузеля, интерес со стороны всех остальных и молчаливая поддержка небольшой группы, которая придерживалась традиционных взглядов на любовь и отношения мужчины и женщины. Каждое моё слово было отрепетировано, и началась перепалка, в результате которой барон вскипел и, растолкав юнцов, вышел ко мне.
— Вам не нравится моё творчество, господин гвардеец? — Последнее слово он выплюнул из себя как оскорбление.
— Да, оно мне неинтересно, и даже более того, я вас презираю, — ответил я. — И хочу при всех сказать, что вы самый обычный извращенец, которого во времена Иллира Анхо просто посадили бы задницей на кол.
Мой оппонент побагровел, перестал себя контролировать (натура творческая, ранимая) и сказал то, чего я так ждал:
— Я вызываю вас на поединок! И пусть смерть рассудит, кто из нас прав, а кто виноват!
— Смертельная схватка? — спросил я.
— Да!
— Выбор оружия и места за мной?
— Разумеется!
Видимо, Дузель ожидал, что я выберу завтрашнее утро и одну из храмовых площадок. Но я преподнёс ему сюрприз, который его смутил. Я взглянул на застывшего рядом маркиза Бонче и, уважительно кивнув ему, спросил:
— Уважаемый маркиз, вы не против, если мы с бароном Дузелем разрешим свои противоречия прямо здесь и сейчас?
Бонче прищурил левый глаз, посмотрел на раскрасневшегося барона, затем на меня и отрицательно помотал головой:
— К сожалению, нет, граф Ройхо. Я не стану портить праздник себе и своим гостям.
«Вот это да, — подумал я, — неожиданность. Маркиз отказал, а значит, придётся биться официально. Ну и ладно, прорвёмся».
Вновь посмотрев на облегчённо выдохнувшего поэта, я обдал его презрительным взглядом и сказал:
— В таком случае встречаемся завтра. Девять часов утра, площадка вблизи храма Ярина Воина. Стандартный пехотный доспех, шлемы и щиты. Оружие — ирут. Бой насмерть.
— Я буду там, гвардеец!
— Отлично!
Демонстративно я отвернулся от завтрашнего противника и вернулся к вину и разговору с друзьями. Поэт и его поклонники вскоре испарились. Мы тоже не задерживались и все вместе вернулись в мой недавно отремонтированный особняк. Предстояло выспаться, принять законный допинг, заранее купленный в лавке при храме Бойры Целительницы и не являющийся магическим продуктом, и настроиться на предстоящий бой.
Глава 10. Империя Оствер. Грасс‑Анхо. 11.08.1404
Ночь. Я сижу на табуретке перед белым родовым алтарём семейства Ройхо. В свете четырёх лампад, озаряющих всё пространство вокруг, я смотрю на то, как из серебряного кубка, стоящего на беломраморной плите, исчезает смешанное с моей кровью вино, и думаю о прошедшем дне…
Ранний утренний подъём. Зарядка с упором на гибкость тела. Лёгкий завтрак. Получасовой массаж и обтирание бодрящими маслами растительного происхождения, которые сделаны без влияния энергетик дольнего мира. Затем приём разрешённых эликсиров, опять же натуральных, без вмешательства магии, и десятиминутная медитация. В теле появляется необычайная лёгкость, все движения стремительны, разум освобождён от посторонних мыслей, а глаза подмечают каждую деталь вокруг. Всё в норме. Я готов к предстоящему поединку.
Наша компания грузится в коляски и отправляется на ристалище вблизи храма Ярина Воина, трибуны которого, когда мы подъехали, были переполнены зрителями. В основном это были люди из высшего света, которые ещё не ложились спать и прибыли посмотреть на дуэль барона Дузеля и графа Ройхо, а также досужие городские зеваки. Но имелся и иной контингент. Несколько десятков гвардейцев Чёрной Свиты, желающих поболеть за меня и корнета Брига Камай‑Веша, который без десяти минут девять вышел на бой против полковника Тассино.