Северянин что‑то выкрикнул, но я разобрал только «А‑а‑а‑а!», и мы схлестнулись. Я сверху, он снизу. Слева и справа идёт рубилово. Эри Верек подвесил над фортом очередной световой магический фонарь, а затем кинул в толпу врагов пару огненных шаров, которые должны были окончательно истощить его силы. И теперь, когда с поля боя уходит магия, всё решает честная сталь.

Клинок нанхаса сошёлся с моим. Он силён, но и я не слабак и знаю толк в одиночных боях, не одна дуэль за плечами. Размен базовыми диагональными ударами. Ещё один. И ещё. Выпад противника, который я хоть и с трудом, но отбиваю. Ответный выпад. И мой меч соскользнул с ламеллярного доспеха врага, причём сталь клинка ушла не вниз, а вверх — потому что доспех северянина кавалерийский, и все пластины на нём расположены вершиной вверх, тем самым защищая конника от ударов снизу. Впрочем, это так, отступление. Мимолетная мысль и отметка на будущее.

Полшага вперёд — и новый косой удар в голову вожака северян. Он закрывается клинком, отводит мой ирут в сторону и контратакует в низком выпаде, пытаясь достать мою голень, которая ничем не прикрыта. Однако я отскочил и чуть было не поскользнулся. Но к счастью для меня, я не упал и смог принять новый удар врага. Звон клинков! Я увожу смертельно опасную сталь ятагана в сторону и атакую в ответ. Однако снова неудача, и это очень плохо. Враги приходят в себя, и нас по‑прежнему меньше. Нужно что‑то сделать. Необходимо переломить поединок в свою пользу. А хрена тут сделаешь, если силы и класс бойцов одинаковы? Ничего. Однако есть кое‑что, чем я могу удивить врага. А именно — последний кмит с «Полным Восстановлением», который в любом случае на десять — пятнадцать секунд дезориентирует противника, это мне известно точно, не раз это заклятье на себе и на других людях применял.

Зелень заклятья перетекла в левую руку. Правая парирует очередной вражеский удар, а затем, вместо ответного выпада, я кидаю в лицо противника собранную в ладони энергию и вижу, что исцеляющая сила ударяет так похожего на меня северянина и сквозь кожу впитывается в его тело. Нанхас тут же закачался, а я шагнул на него, вскинул рукоять ирута к призрачному свету магического светильника и ударил врага сверху вниз в район сердца. Острая сталь прошла между пластинами, рассекла шнур, который их связывал, проникла через одежду и впилась в молодое сильное тело вражеского командира.

Всё это происходит в течение трёх секунд. Ирут готов встретить нового врага, а северянин падает мне под ноги. И снова мой боевой клич:

— Ройхо! Победа! Бей! Убивай!

Не знаю, поняли меня нанхасы или нет, а вот мои дружинники всё уяснили правильно. Они поддержали своего графа нестройными кличами, поднажали, сбили вокруг меня жидкий строй, и мы погнали врагов к выходу с тропы, туда, где погиб десяток Суврата. Наши мечи взлетали и опускались на головы врагов. Один за другим они падали наземь. И в свете догорающего осветительного шара я видел их растерянные лица, бил их своей сталью и кромсал без всякой жалости. Шаг вперёд! Удар! Смерть человека! Шаг вперёд! Выпад! Ранение северного бойца! Чисто механическая работа, которая продолжалась до тех пор, пока мы не согнали врага вниз и спешенных нанхасов не прикрыла группа в пять‑шесть человек на лосях, погнавших своих боевых животных на нас.

Щёлк! Щёлк! Щёлк! — ударили навстречу зверям арбалеты. Но свалить удалось лишь одного. И чтобы нас не затоптали, пришлось оставить преследование разбитого противника и вернуться на середину тропы.

Враг отступил, и одновременно с этим закончился дождь. Дружинники поили целебными эликсирами тяжелораненых товарищей. Легкораненые бинтовали друг друга. А восемь боеготовых воинов, которых не попятнали в этом бою, с арбалетами в руках остались дежурить на тропе. Старшими над ними был Нерех. Я, удостоверившись, что северяне действительно отступили, вернулся в форт.

На краю руин я переступил через тела убитых «Плющом» нанхасов, осмотрелся и подошёл к костру, рядом с которым находились Верек и оборотень. Взъерошенный маг, у которого стрелой была располосована правая щека, глотал укрепляющие настойки, а Рольф с виноватым видом сидел на камне и искоса посматривал по сторонам. Я присел между ними и дождался Амата и Квиста.

— Докладывайте!

Первым отрапортовал сержант Квист:

— Десяток Суврата вместе с ним погиб сразу, два поста по пять человек за минуту вырезали, никто и пикнуть не успел. В остальных десятках одиннадцать убитых и пятеро тяжелораненых. Мы взяли двух пленников, оба ранены, но жить будут. Помимо этого, у противника сорок девять убитых, из них пятеро за господином магом и шестнадцать за вами, господин граф. Если нас до утра не атакуют, а это вряд ли, все наши раненые смогут продолжить движение.

— Ясно. — Я посмотрел на мага: — Что у тебя?

Верек шмыгнул носом, рукавом грязной мантии провёл по порванной щеке и ответил:

— Как только включилась сигнальная цепь, которая сработала с опозданием в полторы минуты, я сразу же применил «Зелёную Пыль», поднял тревогу, а после этого пустил в ход «Молнию». Затем своими заклятьями оперировал, и работал, пока не выдохся. Через десять минут восстановлюсь и начну перезарядку артефактов.

— Почему твоя сигнальная цепь включилась с опозданием?

— Не знаю, думаю, что шаман постарался. Полностью её выключить он не смог, видимо, времени не хватило. Однако сигнал он задержал.

— Ну а ты что скажешь? — Я повернулся к Рольфу Южмаригу.

— Я виноват, — отозвался оборотень, — не почуял врага. А когда шёл бой, я не смог в него вмешаться, словно помутнение какое‑то нашло, тяжесть во всём теле и лихорадка. Готов принять любое наказание.

— Ты не виноват. — Я посмотрел в желтоватые глаза оборотня. — На тебя навалились духи северного шамана, и ты не смог им противиться. Это значит, что тебе нужен более серьёзный охранный оберег. Себя не вини, я знаю, о чём говорю. — Я вздохнул. — Теперь о наших скорбных делах. До утра ждём повторного нападения и, если его не будет, с рассветом продолжаем движение к имперской границе. К этому моменту необходимо собрать тела всех наших погибших людей, которые будут преданы погребальному огню на родной земле вблизи имперского храма, а также оружие и доспехи врага. Всем быть начеку. Шаман противника сейчас слаб, его прислужники из дольнего мира развоплотились, и командир нанхасов мёртв, но северяне всё ещё вдвое сильнее нас, так что, возможно, они постараются взять реванш.

Сержанты, Верек и Рольф согласно покачали головами, мол, всё понятно. И, посчитав, что разговор окончен, я встал и хотел направиться к ближайшему брезентовому навесу, где находились наши раненые. Но меня остановил голос Амата:

— Господин граф, а командир северян всё ещё жив.

— Как жив?! — удивился я. — Я же ему в сердце клинок вонзил! — Я совершенно забыл, что при этом послал ему «Полное Восстановление»!

— Не знаю. — Сержант пожал плечами. — Но раны на нём затянулись, и он дышит, хоть и без сознания. Что с ним делать? Добить?

Подумав, я решил:

— Нет. Пусть живёт пока, ещё один пленный, да ещё и офицер, нам не помешает. Но смотреть за ним в оба. Он воин отличный, наверняка попробует сбежать.

— Это как водится. Присмотрим.

На этом боевой совет был окончен. И потекло томительное ожидание повтора атаки. Однако её не было. И утром, не обнаружив вблизи руин древнего форта присутствия врага, мы продолжили путь к дому.

К границам герцогства мой отряд вышел без происшествий. Северяне остались позади, и мы со всей возможной скоростью торопились домой. Однако мелкий осенний дождик постоянно тормозил нас, земля была вязкая, и у первого имперского форпоста, небольшого острога, мы оказались уже в сумерках. Ворота хлипкого укрепления нам не открыли. Был категорический приказ вышестоящего начальства в ночь никого на территорию острога не пускать. И, через палисад поговорив со старшим на посту, десятником герцогской дружины, я приказал разбить лагерь в небольшой брошенной деревне неподалеку. На следующий день нам предстояло продолжить путешествие. Но перед этим следовало написать письмо герцогу Гаю Куэхо‑Кавейру с кратким описанием моего похода и на следующий день вместе с захваченными нами пленниками передать его в руки воинов из крепости Содвер, которые каждый день навещали забытый богами дальний форпост. Расположившись в самой тёплой избушке, я взялся за дело.