Ее слова подействовали на Ниваля, как ушат холодной воды. Улыбка сползла с его лица, а масляный взор стал неприветливым.

— Я решил, или мы идем вдвоем, или я иду один, — процедил он. — И никакие провокации не помогут.

Эйлин обиженно закусила губу. С каких это пор он странно реагирует на невинные шутки и упирается из-за мелочей!

К счастью, конец их спору положил Лео, который понял по тону беседы, что страсти накаляются, вздохнул и предложил им дойти до его старой хижины у окраины леса, в полутора часах ходьбы. Он объяснил, что иногда уходит туда, чтобы в одиночестве обдумать новый гениальный проект и просто отдохнуть, когда у него с Вальпургием возникают непримиримые противоречия.

— Вот-вот, — подтвердил ящер, выглянув из своей любимой кухни, — я ему говорю: зима на носу, пока окна конопатить. А я, говорит, на сквозняках вырос. Оно и видно.

— Нам это подходит, — не допускающим возражений тоном заключил Ниваль, поймав за помочи Леонарда, захотевшего лично выяснить у Вальпургия, что же ему такое видно.

Вопрос с ночлегом был решен. Напоследок Вальпургий, невзирая на протесты, решил проверить, как у Ниваля заживает бровь. Сняв повязку, он придирчиво осмотрел рану и остался доволен. Ушибленный глаз еще болел и плохо реагировал на свет, поэтому пришлось его снова перевязать. Эйлин тепло распрощалась с хозяевами, чмокнув Лео и послав воздушный поцелуй зардевшемуся Вальпургию.

Шли молча. Несмотря на то, что предполагаемое место ночлега находилось не очень далеко, Эйлин показалось, что они идут уже часа три без всякой надежды его найти. Конечно, нужно сделать поправку на то, что в голове слегка шумело, ноги немножко заплетались, а оружие и дорожная сумка так и тянули к земле. Живот, наполненный едой, тоже не способствовал легкости и адекватности восприятия. К тому же, сильно похолодало, на небо набежали тучи, и стал накрапывать дождик, грозивший перерасти в ливень. Тьма стала непроглядной, а огонек в руке сонной Эйлин как назло еле теплился и постоянно гас. Она шла чуть позади Ниваля, спотыкаясь и коря себя за то, что шутила над ним, будто ее кто за язык тянул. Поговорила бы с ним посерьезнее, глядишь, он бы не обиделся и согласился бы с ее разумными доводами. Всегда с ним какая-то ерунда выходит. Это ее смутно беспокоило. Она уже достаточно хорошо знала и контролировала себя, чтобы понять, что просто так колкости ей на ум не приходят. И уж тем более, без причины она о них потом не жалеет. «А где причина? Надо разобра… — она напоролась на толстую ветку, но, не удосужившись даже выругаться, продолжила свои размышления: — Надо разобраться».

Ниваль освещал дорогу самодельным факелом, не рассчитывая на хилый огонь Эйлин, хотя она из упрямства продолжала его зажигать каждый раз, когда он затухал, померцав на ее ладони. Оценив его внешне бодрую походку и по-военному прямую осанку, казалось, не поддающуюся опьянению и усталости, он вздохнула и попыталась вспомнить те моменты, когда он был ей особенно противен. В голову пришла покрытая мраком история с Касавиром и то, как он пытался напоить его на своей вечеринке. Потом вспомнились его преданно-покровительственное, ироничное отношение к Нашеру, трепетное общение с Грейсоном и порочные увлечения. Еще снобизм и бесцеремонность, за которые ей всегда хотелось его осадить. Но все это уже не казалось ей вескими причинами к неприязни. Может, оттого, что она давно почувствовала в нем не простого фарисея и интригана, а, скорее, талантливого лицедея, для которого подмостками стала собственная жизнь, отданная работе и карьере. Этот актерский азарт был ей понятен, ей даже нравилось поддерживать его игру. Одного она всегда не могла понять: это как же нужно не доверять людям, чтобы скрывать от них лучшее, что в тебе есть. А узнав его ближе, она поняла, как мало у него было оснований для доверия.

И все-таки, он мог быть другим. Был еще Мерделейн, где он дрался и не щадил себя наравне со всеми, не претендуя на лидерство, и несколько недель вдвоем, когда они жили самыми простыми и насущными проблемами. Нормальный мужик, надежный, способный на поступки, самолюбивый, обидчивый, но отходчивый, иногда ведет себя, как ненаигравшийся ребенок. Вредный, но, по большому счету, великодушный. И, вопреки ее наивным представлениям, не любящий сентиментальности. И он ей нравится. К такому вот нерадостному выводу она пришла, топая сзади, вперившись в его несгибаемую спину и наблюдая, как капли стекают за шиворот с отросших светлых прядей. «Зараза… Знаю, о чем он думает… И глазами туда-сюда… Не дождешься, красавчик. Сгинь, ис…» Эти здравые умозаключения были прерваны ее собственным воплем, когда она, споткнувшись о корень, вляпалась в грязь и получила рукоятью катаны по голове.

— Ниваааль, — жалобно сказала она, — я больше не могу. Кажется, мы заблудились. Я уже готова заснуть на голой земле.

Ниваль поддержал ее за локоть, помогая встать с колен.

— Не раскисай. Мы не должны были сильно отклониться. Я стараюсь следовать указаниям гнома.

— Так темнота же кругом!

Эйлин снова попыталась зажечь огонь, но Ниваль лишь покачал головой и, помахав ей факелом, велел следовать за ним.

Вдруг они услышали рядом шорох и сопение. Что-то большое и мокрое уткнулось в ноги Эйлин. Это была мышь-мухобойка. Она привстала на задние лапы и, опершись передними о ногу Эйлин, посмотрела на нее и задвигала усами.

— Смотри-ка, она идет за нами. Мы ей понравились.

Она нагнулась, чтобы погладить мышь.

— Только ее мне не хватало для полного счастья, — проворчал Ниваль, брезгливо взглянув на животное.

— Да ладно, пусть будет. Может, от нее и правда польза есть.

— Ну да, от лишних продуктов она нас быстро избавит.

Словно в ответ на его слова, мышь фыркнула, оторвалась от ноги Эйлин и, понюхав воздух, неспешно потрусила вперед.

— И что? — Ниваль вопросительно взглянул за Эйлин.

— Пойдем за ней. Похоже, она знает дорогу.

В самом деле, через каких-нибудь полчаса они уже были на месте. Лес здесь вплотную подходил к гряде скалистых холмов, обрамлявшей его с востока. Замшелый домик с деревянной дверью был пристроен к склону, словно врос в него. Что их неприятно поразило — это свет, пробивавшийся сквозь щели старой двери и дым из длинной железной трубы. Эйлин хмуро взглянула на недовольного Ниваля.

— И не смотри на меня так. Я тут ни при чем. Нам было сказано заночевать в этом доме, и я войду туда, кто бы там ни хозяйничал. Мне уже все равно.

Она ступила на плоский камень, собираясь идти вверх, но мышь что-то прохрипела и опередила ее, ринувшись вперед и с необычной резвостью поскакав по мокрым камням. Когда она сделала последний прыжок, сзади нее что-то хлопнуло и выстрелило из-за валуна едко пахнущей струей. Эйлин принюхалась и сморщила нос.

— Кислота. Муравьиная.

Она укоризненно посмотрела на Ниваля.

— Вот видишь, а ты говорил. Хорошая зверушка.

— Угу. И ты по-прежнему хочешь туда идти?

Эйлин взглянула на мышь. Та, не терзаясь сомнениями, подошла к двери домика, и, без особого труда приоткрыв ее, проскользнула внутрь. Через секунду раздался грохот и гневный женский крик. Эйлин удовлетворенно кивнула.

— Что и требовалось доказать. Наша новая подружка расчищает нам путь и демонстрирует отсутствие всякой опасности. Если бы там засела банда орков, они бы орали по-другому. Пошли, пары, кажется, уже рассеялись.

Им пришлось попыхтеть, забираясь к домику. Удивительно, как эти маленькие создания ухитряются лазить по таким скалам. Но на то они и скальные гномы. У входа Ниваль отстранил Эйлин, медленно снял щит со спины и, пробормотав «мало ли что», толкнул дверь и пригнулся, чтобы войти. Стрела просвистела аккурат над его головой и вошла в низкую притолоку. Быстро определив, что мечом не размахнуться, он вырвал из-за голенища кинжал и, не разгибаясь, сделал движение в сторону, откуда она была пущена.

— Стоять! — Услышал он окрик. — Следующая будет торчать во лбу.