То, что Эйлин услышала, приближаясь к плацу, поразило ее до глубины души. В ТАКИХ выражениях Кана никогда ни на кого не орала. Сама Эйлин крайне редко позволяла себе так углубляться в физиологию. Подойдя к арене, она увидела невероятное: Кана, зверски ругаясь, дралась с новым сержантом, Джелбуном, называвшим себя Два Клинка. Этого хамоватого, здорового, как горилла, и столь же красивого типа Эйлин приобрела у покойной Сидни Наталь, магини из Лускана. А произошло это так: Сидни передала ей через посыльного, что хочет с ней встретиться, чтобы сообщить что-то важное, но ее должна сопровождать только Кара. Все оказалось просто: у магини был на Кару зуб еще с тех пор, как та училась в Академии и сворачивала кровь преподавателям, студентам и учредителям. Врожденная сила Кары вызывала зависть у многих. А Сидни сразу поняла, что к чему, и хотела поставить эту силу на службу себе, любимой. Но просчиталась. И, прихватив с собой Джелбуна, решила покончить с Карой, а заодно и с Эйлин, пригревшей эту гордячку. В качестве приманки она использовала настоящее сокровище — свиток с истинными именами теней-пожирателей, который мог сделать их смертными. Ну вот, так и вышло, что Сидни Наталь благополучно отправилась в ад, Эйлин получила вожделенный свиток, а в нагрузку к нему — Джелбуна, переметнувшегося на ее сторону. Неудивительно. Куда приятней служить красивой молодой девушке, чем какой-то неопрятной старухе, от которой пахнет мухоморами.

Впрочем, в ценности этого приобретения Эйлин уже начала сомневаться. Кана его сразу невзлюбила, даже хотела выгнать из крепости, приняв за бродягу. Зато с Бишопом они спелись великолепно. Поначалу. Пока не выяснилось, что сфера их общих интересов не ограничивается бесплатной жратвой и выпивкой. Бишоп, который постоянно ворчал, что в крепости собрались одни святоши и дебилы, оказался совершенно не готов делить с кем-то давно и прочно занятое им место «infant-terrible». Когда Джелбун, в очередной раз нажравшись, стал смешно подначивать Гробнара, Бишоп вдруг заявил, что за своего маленького друга всех уроет, и принялся так яростно метелить нахала, что их еле разняли. Что не помешало ему чуть позже, когда пьяный Гробнар уснул, приклеить его к столу очередным супергениальным изобретением Сэнда. К счастью, изобретение оказалось не совсем доработанным, и Гробнара удалось отодрать. А когда Джелбун позволил себе высказаться насчет Шандры, Бишоп вступился за ее честь так рьяно, словно она была его любимой младшей сестренкой. На этот раз драка вышла за пределы таверны, и их пришлось разнимать солдатам.

А теперь вот Кану довел. «Что-то женщины сегодня озверели», — подумала Эйлин.

— Б…опый свино…б! — и кулак Каны в очередной раз угодил мимо уха Джелбуна, который, будучи раза в два шире ее, лишь уклонялся и вяло отбивался.

Эйлин прочистила ухо. Век живи — век учись.

— Лейтенант Кана! — Заорала Эйлин и закашлялась, — что… кх-кх вы себе, черт возьми, кх-кх… позволяете. Прекратить сейчас же!

Услышав ее, Джелбун отвлекся, но Кана не сразу смогла остановиться и нанесла таки единственный достигший цели удар в глаз. Джелбун взревел от боли и, прикрыв глаз рукой, стал на чем свет стоит клясть эту крепость, этих чокнутых баб и собственную глупость. Но Кана уже не обращала на него внимания. Спешно пытаясь на ходу привести себя в порядок, она, с удовлетворенным видом пошла получать нахлобучку от своего командира.

— Доброе утро, капитан.

Она постаралась произнести это своим обычным официальным тоном. Эйлин стало забавно на нее смотреть — всегда собранную, и не допускавшую лишних эмоций, а теперь раскрасневшуюся, растрепанную, тяжело дышащую, ужасную и прекрасную в своем гневе и… довольную! Это было явно не разногласие на почве методов тренировки и тактико-строевой подготовки.

— Так, так, Кана, — Эйлин с усмешкой оглядела ее с ног до головы, — это что же такое в моей крепости происходит? Мало того, что ты дерешься с сержантами, так ты еще и ругаешься круче меня. Это, знаешь ли, уже слишком. Изволь доложить.

— Прошу прощения, капитан, — сказала Кана, глядя Эйлин в глаза, — эта сво… этот так называемый новый сержант… он…

— Что-то не так сделал?

— Если бы что-то сделал, я бы его вообще убила, капитан, — как всегда, четко и ясно ответила Кана.

— М-да… И что же нам делать?

— Капитан, почему бы нам просто не избавиться от него.

Эйлин задумалась, поглядывая на троллеподобную фигуру Джелбуна, прикладывающего к фингалу монетку и что-то злобно ворчащего себе под нос. Пожалуй, он будет побольше Касавира. А со своими огромными мечами управляется так, что те кажутся продолжением его рук. И чего Кане в нем не нравится? Нормальный парень, только дело ему надо найти.

— У меня есть идея получше. Ты, кажется, говорила о проблемах на границе моих владений. Так вот, отправь его туда с отрядом из самых отчаянных и драчливых ребят. Это будет наилучшее применение его талантам. Согласна?

Кана пожала плечами.

— Тебе виднее, капитан.

— Тогда выполняй. Но я с ним сначала поговорю.

— Ну, начальница, — начал с ходу жаловаться Джелбун, — ты говорила, у тебя крепость, а это монастырь какой-то.

— Заткнись и слушай сюда! — Оборвала его Эйлин. — Если тебя не устраивают здешние порядки — можешь катиться к чертовой матери, устроиться телохранителем к какой-нибудь психованной дамочке и отбивать ее от непрошенных ухажеров. Но если хочешь заниматься настоящим делом — веди себя прилично хотя бы с собственным начальством.

— А кто себя вел-то неприлично?! Ты что, начальница. Я же понимаю, что лейтенант — не какая-нибудь там. Говорю: «Не хотите ли со мной прогуляться». А она как даст в зубы. Я даже увернуться не успел. У вас тут все такие ненормальные?

— Полегче, не забывай, с кем разговариваешь. Ты уверен, что больше ничего не говорил?

Джелбун фыркнул.

— Да что я, не понимаю, что ли. В кои-то веки хотел по-приличному за барышней поухаживать и в зубы схлопотал. Обидно. Смотри, чуть не сломала, — и он попытался показать шатающийся зуб.

Эйлин отшатнулась, поморщившись.

— Да закрой ты свою пасть. Сдохнуть можно от твоего выхлопа. Потому и девушки тебя не любят. Короче, делай, что хочешь, но чтобы я тебя больше не видела и не слышала. Извинись перед лейтенантом…

— Чего?! — возмутился Джелбун.

— Я говорю, извинись. Для твоей же пользы. Возьми у нее задание. И покажи себя с наилучшей стороны. Считай, что это твое испытание. Лишнее вместилище для жратвы и эля мне ни к чему, у меня их и так хватает.

Подумав немного, Джелбун кровожадно улыбнулся и сказал, растягивая слова:

— Теперь понял. Все будет в лучшем виде, — он подмигнул ей начинающим заплывать глазом, — лейтенант будет довольна. Разрешите идти?

— Вали отсюда, — разрешила Эйлин.

«Взяла на свою голову», — подумала она напоследок.

Оставшиеся недели прошли под знаком изнурительных, но необходимых тренировок и усиленного патрулирования прилегающих земель, куда стали регулярно наведываться вражеские разведчики. Неоценимую помощь в этом оказывали Касавир и, как ни странно, Бишоп. Бишоп не имел равных в выслеживании практически в любой местности, и Эйлин отдала ему под начало своих лучших разведчиков. А Касавир со взводом лично обученных им солдат, прозванных «охотниками», стал ночным кошмаром Короля Теней. В блестящем черном зачарованном доспехе, прекрасный и ужасный, он чувствовал приближение нежити задолго до того, как она обнаруживала себя, и налетал, как вихрь, обращая нападавших в прах своими заклинаниями и разнося кости Молотом Правосудия. Отряд Касавира был настолько эффективен, что за три недели ежедневных вылазок не было потеряно ни одного человека. Возвращаясь, он был резок, мрачен, голоден, любая мелочь вызывала вспышки гнева, которые он старательно подавлял. Эйлин, уже научившаяся чувствовать его состояние, старалась не трогать его сама и оградить от остальных. Встречаясь с ним взглядом, она видела, каким яростным возбуждением горят его глаза. Она вспоминала ущелье орков, где встретила Касавира — худого, заросшего, пропахшего кровью и немытым телом, но с таким же нездоровым, убийственным огнем в глазах. Ей даже казалось, что ему нравится его нынешнее состояние. Он словно возвращался в то время, когда жил одним днем, предельно обнажив инстинкты и мобилизовав способности, готов был убивать каждую минуту и играл со смертью с презрительной усмешкой на губах.