Будучи уверенными, что бал уже начался и во всю кружились и беседовали пары в роскошном зале, подруги вышли в коридор. Оглядываясь назад, никого не было ни заметно, ни слышно, и Варя с Лизой спустились тихонько к коридору, что вёл в бальный зал.

Зал не было видно, но музыка и голоса доносились оттуда…

– Может назад вернёмся? – вдруг остановилась Варя, но сразу махнула рукой. – Ай, нет же! Идём!

– Не сомневайся! Чего нам грозит? Ну лишат булки на завтрак, – хихикнула Лиза.

– Ты права, – закивала Варя.

Как только они подошли к углу, из-за которого должны были уже увидеть двери в зал и как там проходит бал, то остановились. Выглянув из-за угла, Варя побледнела и сразу покраснела, прильнув спиной к стене, чтобы её не заметили.

– Что такое? Кто-то увидел? – зашептала Лиза и так же прижалась к стене.

– Там два кавалера стоят. В форме такие. Двое. Один из них, который высокий, то Михаил, – дышала отрывисто Варя, раскрыв удивлённые глаза. – Как он вырос, повзрослел!

– Ещё бы ему не повзрослеть. Уж восемнадцать, чай, стукнуло, – хихикнула Лиза.

Они вместе, очень осторожно, снова подглядели за угол. Беседующие друг с другом в коридоре друзья заслышали короткое хихиканье и оглянулись.

– Ай, – снова спрятались подруги за угол и, прикрыв ладошками рты, хихикали.

– Ох, это кофейные, – улыбнулся друг Михаилу, когда они вышли к ним и расплылись в улыбках.

Лиза быстренько оглядела их, и взгляд встретился с глазами друга Михаила, этого интересного брюнета, с выразительными глазами, вокруг которых были столь же выразительные ресницы, как она приметила. Тут же Лиза была очарована, что заставило больше смутиться и опустить взгляд к полу, невольно расправляя складки своего коричневого наряда.

Варя молчала и с тревогой уставилась на Михаила, с лица которого постепенно стала исчезать улыбка. Его друг сразу это заметил, и тоже перестал улыбаться, став немедленно серьёзным, будто понимая, кто перед ними стоит…

– Вы? – еле слышно спросил Михаил Варю, и она кивнула, но так и молчала.

– Вы повзрослели, – сглотнул он, еле узнавая её перед собой, помня девочкой, а теперь ей тринадцать, она изменилась не только ростом, но и лицом, на котором черты ребёнка уже почти не были видны, но он её узнал…

Чуть поклонив головой, его друг, а то был Алексей Нагимов, ещё раз одарил взглядом зачарованно уставившуюся на него Лизу и вернулся к балу в зал. Заметив, что Варя и Михаил молча смотрят друг на друга и пока не решаются говорить, Лиза осторожно ушла к лестнице, где, присев на первую ступеньку, осталась ждать…

– Вы, – не зная, что сказать, начал всё же Михаил. – Как Ваша учёба?

– Как Вам сказать, – пожала несмело плечиками Варя.

Она знала и уже по речи Михаила заметила, что теперь они должны обращаться друг к другу на «Вы», что должны соблюдать этикет общения и быть сдержанными, но как быть сдержанной сейчас, Варя не представляла. Так хотелось броситься от радости к нему в объятия, но…

– Нам преподают всё в сжатом виде. Более обширно со следующего года. Но я удивлять стала преподавателей. Ведь даже про ландыш узнала такое, что нам не рассказывали, а я рассказала на уроке! – вдруг раскрепостившись, поведала она, что вызвало у Михаила вновь улыбку:

– Значит, не зря я Вам сию часть гербария отдал!

– Вы смеетесь надо мной? – удивилась Варя и тут же выпрямилась горделиво. – Может тоже кафулькой назовёте, или шишигой?!

– Прошу прощения? – удивился он, и улыбаться уже не хотелось, вмиг смекнув, что живётся Варе здесь не так и райски. – Вас так называют?

– Голубые нас дразнят кафульками, – кивнула та, так и взирая с обидой и гордостью одновременно.

– Голубые, – кивнул Михаил. – Так и вы же называете этих девиц в голубых формах «голубыми».

– Здесь так ведётся уже давно, – пожала плечами она.

– Хорошо, а шишига почему? – усмехнулся Михаил.

– Глупая была. А когда поняла, что полюбила ландыш, именно этот цветок, то учиться стало легче, – призналась Варя, почесав невольно за ушком. – Мне Ваша маменька сказала, что моя матушка ландыши любила… Вот и я теперь люблю.

– Ваш локон, – заметил Михаил тут же выпавший из её чёлки тоненький локон волос. – Наверное, если бы не цвет волос, который не так часто встретишь, я бы не признал Вас, – вдруг признался он, но Варя смолкла и отвела взгляд в сторону, не зная, почему вдруг разволновалась.

– Мне лестно, что ландыш так полюбился, – продолжил еле слышно говорить Михаил, на что Варя вдруг гордо выдала прямо в глаза:

– А я люблю ландыш не из-за того, что Вы мне его подарили, сударь, а за его целебные свойства!

– О, да? Это он помог Вам вылечить недуг ума? – поразился столь резким ответом Михаил, почувствовав и обиду.

– Вы оскорбляете, как и всё детство моё оскорбляли, – прищурилась Варя.

– Не помог Вам ландыш, – Михаил развернулся и собрался вернуться в бальный зал.

– Вы будете там танцевать? – спросила вслед разволновавшаяся Варя.

– А как же! – оглянулся он с насмешкой. – Надо же познакомиться с будущими невестами!

– Ни одна Вам не подходит! – воскликнула с обидой Варя, а, сорвавшись с места, и вовсе убежала, промчавшись потом по лестнице мимо застывшей на месте подруги.

– Варенька, – вбежала за ней в пустой класс Лиза и тут же села рядом, поглаживая её, безудержно рыдавшую, по спине. – Чем он обидел?

– Он всегда обижает! Ненавижу его! – вскрикивала Варя, но тут к ним вошли.

– Это кто позволил покинуть класс?! – вопросила строгая классная дама.

Её лицо, смуглое и уже давно немолодое, было испорчено некогда оспой, нос был длинным, а в глазах жило выражение будто чёрствой души – всё это раздражало Варю сильнее.

Эта самая классная дама призвана быть им, девочкам одного дортуара, как бы матерью. И эта мать должна была бы быть душевной и заботливой, а на деле всё получалось иначе, от чего Варя сильно переживала: двадцать пять девочек, находящиеся под «надзором» одной классной дамы не получали никакого тепла и понимания.

И теперь, Варя смотрела вновь на её лицо и, плюс к волнению обиженной души, вскочила, подошла, выполнила книксен и выдала:

– T’occupe! (Не берите в голову!)

– Qu’est-ce que vous permettez-vous, mademoiselle?! (Что Вы себе позволяете, мадемуазель?!) – поразилась классная дама, и все её морщины на лбу ещё больше сморщились.

– Je suis malade de vous! (Вы мне опостылели!) – язвительно высказалась Варя и гордо выпрямилась.

Не выдержавшая подобной наглости классная дама влепила ей хорошую пощёчину:

– Silence! (Тихо!)

– Ma vie, mes règles, (Моя жизнь – мои правила), – не угомонилась Варя всё равно.

Классная дама лишь указала на выход, и подруги послушно отправились в коридор, а после и к самой начальнице, которая была крайне удивлена поведением Вари по отношению к классной даме. И, как бы Варя ни объясняла свою сторону, что классные дамы обязаны быть теплее к воспитанницам, начальница стояла на своём:

– Вам следует держать эмоции при себе, и не всё высказывать в лицо. Прошу, – указала она на надменную возле классную даму. – Demandez pardon! (Просите прощения!)

– Прошу простить, madame, – выполнила книксен Варя, стараясь сдержать свою неприязнь, которая изнутри разрывала, пропуская по телу холод.

Ещё хуже стало на душе, когда Варя вышла в коридор, вернулась в класс под надзором классной дамы, и та добавила:

– Варвара, запомните! Я – мстительница! Не любите меня, но бойтесь хуже зверя! Я дам дурной аттестат, и Вас никто замуж не возьмёт!

Варя не ответила, как бы ни хотела, но застывшие на местах воспитанницы, пронизывающий взгляд классной дамы остановили, заставив лишь выполнить книксен…

Бал не был ещё закончен – Варя это знала. Как только все в классе вновь занимались своими делами и классная дама задремала, как часто и бывало, Варя выкралась в коридор…