Она только недавно вернулась из вакации снова учиться, и уже через неделю хотела назад домой. Вспоминая оставленный дома дневник и вложенный туда сухой ландыш, она вдруг прослезилась…
– Что случилось, ma chere? – подсела рядом заметившая грусть подруга и тут же обняла и поцеловала нежно в щёчку. – Что за обида?
– Нет-нет, – закачала головой та. – Я должна выполнить одно обещание себе. Хочу прилежно учиться и показать, что много могу.
– Кому?! – удивилась другая соседка и хихикнула. – Ай, так нам здесь чудесно! К чему напрягаться?!
– Не знаешь ты, – махнула рукой Варя и гордо встала, забыв тут же грусть.
– Да что ты, – хихикнула другая. – Уж кто-кто, а ты уж лентяйка ещё та! Куда тебе в ряды наши, лучших-то, попасть?!
– Не слушай их, – встала рядом подруга и кивнула тем соседкам. – Оговаривать не спешите!
Варенька умела держать себя гордо, настраивать на учёбу, но, как уж ни старалась, не получалось на уроках долго быть внимательной и запоминать, что требовалось, не говоря уже о том, чтобы получилось выучить стих или пересказать текст.
Кроме всего, даже младшие классы стали задирать, как только видели и имели на то возможность, уже и придумав Варе прозвище: «шишига». Обидно было, что её именем нечистой силы, кикиморы, называют. Знала, Варенька, поскольку учили и про такое, что шишигами называют и тех людей, которые нерасторопны, несобранные.
Понимала она, что такая и есть, но обиды не было конца, а учёба так и не ладилась…
– Шишига, – снова смеялись над ней соседки в будуаре, а пробежавшая из умывальной другая в придачу и книжкой по голове стукнула.
Подруга, переживающая всей душой, тут же обняла Варю и гневно выдала остальным, собравшимся в насмешках:
– Ступайте читать да готовиться к урокам!
– Дурачины! – вскрикнула Варя в обиде и убежала в умывальню, где в объятиях примчавшейся следом подруги ещё долго рыдала.
– Ну же, – гладила та её по голове. – Не обращай на них внимания. Задиры они. Дурёхи.
– Я уж сколько стараюсь, ну не могу учиться, не могу! – рыдала та безудержно.
– Давай быстрее умываться, – подвела подруга к тазику с готовой холодной водой из Невы. – Спать уже надо. Отругают, а то и накажут за слёзы, скорее!
Наполнив ладошки водой, Варя промывала лицо, разгоревшееся от горячих слёз, и вода показалась необыкновенно приятной.
– Давай вздохнём глубоко, – подала ей полотенце подруга и вместе с ней глубоко вздохнула, внеся в душу больше успокоения.
Только наступивший вечер оказался длинным, как никогда. Варя не успела переодеться в ночную сорочку, как вызвали выйти из будуара и следовать к лазарету. По пути Варенька, находясь уже в непонятной тревоге, узнала, что там лежит её сестра. Что случилось, как и почему – пока не сказали.
Варя вошла в чуть освещённый лазарет и несмело приблизилась к кровати, где лежала, будто спала, её сестра.
– Наташенька? – прошептала Варя и прикоснулась к её плечу.
– Варя, – слабым голосом ответила та и приоткрыла глаза. – Прости, родная, и папеньке передай,… простите…
– Почему? Ты больна? Чем? – прослезилась Варя, и сама пока не понимая, почему, но чувствовала, что случилось что-то ужасное.
– Был бал новогодний, помнишь? – продолжала Наташенька рассказывать, и Варенька кивнула, вспоминая, как несколько месяцев назад всё было радужно, спокойно и красиво: как был новогодний бал у них в институте, где её красавица сестра блистала и кружилась в танце с прекрасным кавалером…
– Ещё ведь будут балы, – молвила Варя, но насторожилась.
– Это был мой самый счастливый и самый последний бал. Прости меня, родная. Война идёт со Шведами. Погиб милый мой… Там… А я. Простите меня, – заплакала сестра вновь, но больше ничего не стала рассказывать.
Варя увидела в её глазах настоящее горе,… увидела сестру, которая не казалась уже молодой, а совсем-совсем повзрослевшей… Что было после – мелькало и кружилось вокруг Вари, погрузившейся в ещё больший шок: Наталья умерла…
Вареньку пришлось тоже поместить в лазарет. Но она долго была далека от жизни… Парализованность… Мгновенное взросление… Закрытость…
«Война… Что это такое? Почему люди должны умирать?… И почему невинные должны страдать?… Смерть… Как такое возможно? Раз,… и тебя нет,… или ты остался, а родного, близкого человека не стало… Нет. Я так не хочу! А что я могу сделать? Что? Наташенька, милая, ты ушла за ним следом!… Ты сама убила себя, приняв этот ужасный яд! Как ты могла пойти против воли Божьей?!… Ты ведь так верила… А я? Почему ты со мной раньше так мало говорила?! И кто только тебе яд тот дал, да когда, да как?… Нет… Наверное, уже и неважно… Тебя не вернуть… Не вернуть… Не вернуть… Нет сестры… Нет…»
Глава 9
Проснувшись в 6 часов утра, Варя, как уже привыкла, вместе с остальными воспитанницами послушно выполняла гимнастику, после которой, умывшись холодной водой, оделась и вскоре опять сидела на уроке…
С тех пор, как старшая сестра Наталья умерла, отравившись так и неизвестно откуда-то полученным ядом, Варенька замкнулась в себе. Она практически ни с кем больше не разговаривала, улыбалась редко. Общалась в основном только со своей близкой и, как она себе и признавалась с каждым днём всё увереннее, единственной подругой…
Время шло, погода улучшалась, наступили тёплые весенние дни, а Великий пост уже подходил к концу…
– В первый день праздника Светлого Христова Воскресенья будем снова христосоваться с начальницею, – улыбнулась подруга ей, когда, вернувшись в спальню, они снова встали вдвоём в стороне от других.
– Ой, шишига очарует начальницу, – захихикала одна из других воспитанниц вместе с подругами, тут же окружившими и начавшими искоса поглядывать на Варю.
– Не слушать их не могу, Лизонька, – шепнула вновь разволновавшаяся от обиды Варя.
– Не слушай всё равно, – шепнула в ответ подруга.
– Думаешь, коль у начальницы в любимицы зачислена, так и умнее стала? – подковыривать продолжала одна воспитанница и подошла к Варе близко, выпрямившись во всей горделивости.
– Уйдите, прошу, – выдала Варя вдруг, а тело уже дрожало, хотя она и пыталась сдерживать дрожь и накопившийся страх.
Но та девица продолжала смеяться и ещё что-то ляпнула Варе, уже не слушающей её, но схватившей всей силою за шею и прижавшей к стене. Все вокруг ахнули и застыли на местах.
Варя взирала в глаза своей жертвы, не отпуская руки и ничего не говоря. Прикованная к стене та, вытаращив глаза, затаила дыхание от страха и ждала, даже может и молилась, но Варя вскоре убрала руку и спокойно ушла в умывальню.
Так, выходные начались, и… было тихо, как никогда. Никто не наказал Варю, хотя некоторые и пожаловались сразу начальнице, но вернулись «доносчицы» тихими,… без сообщений…
Наступило, наконец-то, ожидаемое Светлое Христово Воскресенье, 5 апреля, и после заутрени воспитанницы христосовались с начальницей института – Юлией Фёдоровной Адлерберг… Начальница снова отличила ласкою некоторых воспитанниц, в том числе Варю, и подарила им сахарные корзиночки…
– Юлия Фёдоровна, – вошёл к ним в зал ездовой с доложением, а, приблизившись к кивнувшей начальнице, протянул записку.
– Интересно, – улыбнулась она и принялась читать, после чего объявила. – Императрица наша, Елисавета Алексеевна, поздравляет всех с праздником и прислала нам целую корзину дорогих яиц из фарфора!
Все воспитанницы от радости заахали и зааплодировали, пока в зал вносили ту корзину и ставили у ног начальницы института… «Такое не забудется», – промелькнуло в мыслях обрадованной Вари. Мало того, что за её старательную учебу в последнее время подарили сахарную корзиночку, так ещё и фарфоровое яичко – счастливым ощущениям, казалось, не было конца!
– А теперь, – встала, наконец-то, Юлия Фёдоровна перед выпрямившимися вокруг воспитанницами. – Я объявлю имена тех, кто будет с будущего года помогать младшим и иметь радость участвовать в воспитании их.
