Перелезание через забор вызывает у подошедших бурю позитивных эмоций на гране восторга:

— Это вы — Андрей Земсков? — Уже будучи на участке спросил меня один ну очень молодой человек, тем не менее, как оказалось потом — начальник подошедшей группы (все остальные «спецы» были еще моложе) — мы тут по звонку из Москвы, пришли к вам на подмогу!

Я вкратце обрисовываю ситуацию и ставлю задачу, после чего эта молодя поросль, пять человек и в их числе молоденькая девушка, заходят в дом, а мы с Садовским остаемся на улице перекурить.

— Совсем зеленые какие-то — прицокивая языком говорит мне Садовский, после чего сильно затягивается сигаретой — по виду так и не скажешь, что специалисты.

— Какая организация — такие и спецы — несколько злобно отвечаю я, впрочем, понимаете, мое раздражение направлено не на Садовского, конечно, и даже не на подошедших спецслужбистов — прислали, абы кого, лишь бы только отвязаться, по принципу «возьми, боже, что нам негоже!»

Садовский только понимающе покачивает головой.

Какое-то время из дома доносится жуткий топот, будто там по кругу бегает отделение солдат в кирзовых сапогах, но вскоре все стихает, наверняка оттого, что «спецы» наконец занялись своим делом.

— Не хотелось бы мешать ребятам — говорю я Садовскому, потому как у меня есть кое-какая идея — пускай себе спокойненько поработают, а я тут огляжусь вокруг и поснимаю на мобильный.

— Хорошо — отвечает Садовский — а я тогда пойду в дом, посмотрю, что там да как! — я согласно киваю головой ему в ответ и по перекинутой через забор лестнице начинаю карабкаться верх чтобы после спрыгнуть с другой стороны.

Как только я оказываюсь снаружи, а Садовский заходит в дом и закрывает за собой дверь — колокольный звон, который (как мне недавно казалось) звучал лишь в моей голове, зазвучал вновь.

Я оглядываюсь на звук, протираю очки, щурюсь, прикладываю к глазам руки «биноклем» но все никак не могу определить откуда исходит этот звон.

Затем я захожу в ближайший березовый лесок на холме, откуда можно обозреть все окрестности, и затем осматриваясь вокруг с помощью мобильного телефона, с включенной в нем фотокамерой с функцией цифрового приближения, которую выставляю на максимум.

И вот, далеко-далеко вправо от меня обозначается едва заметная даже в мобильном телефоне темная остроконечная колокольня, совершенно не понятно — стоящая сама по себе, отдельно, либо пристроенная к храму.

От колокольни во все стороны быстро продвигался плотный, сиренево-серый туман. Впечатление было такое, будто колокольня и является его источником, центром. Туман, заволакивая все вокруг — деревья, покосившиеся какие-то старые заборы, брошенные дома, землю, покрытую снегом, продвигался. По его краям, казалось, шевелились многочисленные щупальца, хватавшие куски реальности в свои объятья, чтобы та потом, окунувшись в туман, так же превратилась в плотную массу непроницаемого тумана.

Пару раз мне даже показалось, будто туман искрит чем-то похожим на молнии, так что я, удивившись, протирал глаза и очки.

Хотя, чему теперь мне уже можно удивляться?

Захотев сообщить Садовскому о таких делах я развернулся, чтобы пойти обратно к даче Пашкевича, но, пока я, насколько мог быстро шел обратно, тот самый туман, который я только что наблюдал в мобильный телефон и который казался мне таким далеким, вдруг «вышел» на меня сам как раз с той стороны, куда я шел, и напрасно я несколько минут пытался докричаться до Садовского — две минуты, не больше, и я оказываюсь плотно окруженным этим абсолютно непроницаемым «киселем».

Сотовая связь не работала, выдавая в динамики лишь странные помехи, похожие на далекие завывающие моления, подернутые щелчками и шипением, и на этом — все.

Потом еще минута-другая, и я заблудился.

Какое-то время я шел вперед, все еще ожидая, что выйду на дорогу у дачных участков, либо столкнусь с каким-нибудь забором, по которому потом поползу хотя бы куда-то, но шло время, а вокруг меня была все та же березовая роща, конца-края которой не было видно.

Время от времени я вынимал мобильный телефон — смотреть, который час, но не прошло и десяти минут как он, заморгав, сообщил, что заряд батареи кончился — и за сим все.

Еще я попытался выстрелить несколько раз в воздух из своего «Стечкина», надеясь, что на звук среагирует Садовский и найдет меня, но увы, после этих выстрелов, как мне показалось, туман, меня окруживший будто уплотнился и это привело лишь к тому, что странная окружившая меня с туманом тишина и беззвучие будто стали еще плотнее и непроницаемее.

Тогда я еще раз разворачиваюсь в противоположном направлении. Я думаю, что если до этого я предположительно шел к дачам, то теперь — хотя бы в направлении большого (так что мне казалось я его не пройду мимо) села Бобруевское.

Еще я думал, что не смогу не пройти мимо тех дач, которые мы пересекали с Садовским по пути к даче Пашкевичей, но вот, я шел, как мне казалось, уже час, а их все не было.

«В конце концов» — говорил я себе, более пытаясь приободрить себя, нежели потому, что был в этом уверен — «Этот туман закончится. Когда-то же он должен рассеяться?».

Но все мои воспоминания о туманах, с которыми я встречался раньше, (и это всегда происходило только в Москве) убеждали меня в общем-то в обратном: туман может держаться несколько дней и при этом совершенно не меняться, не размываться и не ослабевать. Это не утешало.

Еще через какое-то время мне стало чудиться, будто меня кто-то преследует. Мне явно слышались чужие шаги за спиной, которые стихали, едва и останавливался, и вместе с ними — чье-то сдавленное, сиплое дыхание. Я вынул (опять) свой пистолет из кармана пальто, снял его с предохранителя и взвел, что, впрочем, мне не прибавило уверенности в себе — пару раз я даже сказал этому «страшному кому-то» что вооружен, что я-де — из КГБ, и что могу повредить ему, этому страшному «кому-то», и даже убить, и что не дай боже этот кто-то нападет на меня, но в ответ слышалось только прежнее сдавленное сипение, немного более тихое, нежели до того, будто этот «некто» на время пытался стать менее слышимым, и после, когда я опять начинал идти — сиплое дыхание вновь становилось громким, как и прежде до этого.

И так я шел, как мне показалось, много часов, не видя ничего дальше своего носа. Странное дело — но, не смотря на то, что мне казалось, что по времени уже должна была быть ночь, но все равно — в тумане все еще было светло. Через какое-то время, уже устав бояться сипения и шагов за спиной, я начал филосовствовать:

«Туман» — сказал я сам себе — «это не просто природное явление. Туман — это же состояние души и… ума! Туман вползает тебе в душу, после чего, обосновавшись там, внеся сумбур и неопределенность в твои чувства — проникает дальше, в голову. И тогда там тоже начинается сумбур, разброд и шатание, теряются ориентиры, координаты, дорожные указатели и «нулевые» точки отсчета».

На всякий случай я меняю обойму в пистолете на полностью заполненную патронами — все боясь при этом, что пока буду перезаряжаться на меня этот кто-то «сиплый» нападет. Но вот, обойму я сменил, а ничего такого не произошло. В конце концов я начинаю думать, будто этот «некто» меня боится, и даже преисполняюсь оптимизма от этого, но после, подумав, что рано или поздно все равно — измотаюсь, выбьюсь из сил и усну прямо на снегу — начинаю бояться еще больше!

Еще через какое-то время туман, кажется, начинает пусть и совсем чуть-чуть, но слабеть, и вот, вдруг, неожиданно и громко буквально совсем недалеко от себя я слышу четкий и громкий звон колокола: