— Мдя?

— Ага, и вот теперь он попросил нас в твоем лице — Приятель засмеялся — оказать гуманитарную помощь нашему посольству в Маленькой, Но Очень Гордой Кавказской Республике.

— То есть меня посылают в командировку?

— Что-то типа того. Главное — что никто не знает на какой срок. Да вообще! Может, сможешь вернуться через месяц! А может — и на несколько лет застрянешь. Но для тебя это совсем не плохой вариант! У тебя есть возможность проявить себя, стать заметным, или — незаменимым, либо вообще — тебя кто-то заметит, и захочет иметь такого работника у себя на службе…

Итак, меня собираются направить в посольство в Маленькую, но Очень Гордую Кавказскую Республику — в составе молодежной группы партии «Великая Россия» — для оказания поддержки нашей недавно восстановленной дипломатической миссии. Поддержки, кстати, так называемого креативного характера.

— Будешь там заниматься встречами с прессой. Может, даже придется иногда выступать. — говорит Сартаков, начиная нагонять на себя нарочито серьезный вид — главное, постарайся писать речи и выступать так же вдохновенно, как вдохновенно ты недавно прикрывал пьяного Льнявого. Скорее всего — тебе просто надо будет на какое-то время заменить заместителя пресс-секретаря посольства, недавно выдворенного за шпионаж, поднять, как сказать службу — и тогда тебя вернут в Москву. На все про все уйдет от трех месяцев до года, как мне кажется, но не больше.

— В конце концов — не напрягайся! Как бы ты не синтерпретировал, например, высказывания нашего правительства, там правила простые.

— Да — поддерживает за Сартакова его Приятель — что там наше правительство говорит — хрен его знает, пусть говорит, что хочет, главное тебе всегда повторять что…

— Что мы очень-очень-очень…

— Очень-очень любим Маленькую, но Очень Гордую Республику — понимаешь?

В принципе тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, о чем идет речь:

— Угу — отвечаю я, в очередной раз наблюдая, как Приятель Сартакова метко запуливает канцелярской резиночкой в портрет Президента.

Пока же группа «молодежи от «Великой России» собирается, подбирается и формируется, идет время, которое я провожу в архивном зале N 13.

Как-то раз по поводу ремонта некоторых стеллажей мне опять доводится зайти к Сергею Енохову.

— Да что ты! — отвечает он мне, выслушав мои жалобы на развалившиеся стеллажи — я пришлю своих работяг, они и раньше этим занимались — все равно им в основном у нас делать нечего, сидят, штаны протирают… — после этого мы с Еноховым вновь отправляемся подземными путями к Памятнику — покурить на свежем воздухе на зеленом пятачке в центре Лубянской площади.

Там на месте, уже без соседей, как в прошлый раз, глядя в сторону Музея Маяковского Сергей мне сказал:

— Слышал, что ты идешь на повышение, уезжаешь в далекие края?

— Да, наверное, придется ехать, только если все не сорвется в последний момент.

На нас медленно падает тихий снег. Тот самый, который, выпав, уже не будет таять и останется с нами до самой весны:

— Тогда можно будет дать тебе один совет? — обычно слегка насмешливое лицо Сергея вдруг становится серьезным:

— Да.

— Думай только о себе, чувак, — ладно?

— В каком смысле?

— Ну, в том смысле, что мы привыкли думать, будто за нами страна, она думает о нас, она, если что, нас спасет…

— Да? Ну, это же, наверное, патриотично?

— Да забудь ты, нафиг, свой патриотизм! Если только ты, и они. И они — это не Комитет, Администрация, и их делишки. Нет. А люди…

— Так люди несовершенны?

— Если бы! Они сознательно, целенаправленно несовершенны — ты понимаешь, о чем я?

— Догадываюсь, смутно.

— А вот лучше бы было, если бы представил все четко, как оно и есть на самом деле — думай только о себе, береги себя, свое здоровьичко, и, если сможешь — встань хоть на ступень, но выше.

— Можно подумать, будто мы все и не живем так, как ты говоришь…

— Ты? Ты — нет, не живешь. Ты, как мне кажется, законченный идеалист!

Я смеюсь:

— С определенного момента думал, что я реалист и очень практичный человек.

— Это только кажется — на самом деле ты просто пытаешься подавить в себе идеалиста, и, может быть, еще хуже — романтика.

— Ну так и что ты предлагаешь?

— Убей его…

— Кого???

— Убей в себе романтика. Освободись от него, или он тебя подведет под топор.

Я выбрасываю окурок в снег, и он, упав, в снегу становится дымящимся табаком вверх, как труба:

— Ах! — всполошился я — извини! Я намусорил…

Когда же я уже нагибаюсь за окурком, чтобы его взять, Сергей меня останавливает:

— Да перестань ты! Тут убирают два раза каждый день — в десять утра и в шесть вечера.

За всей этой суетой, пока у меня еще есть время до отправки в МОГКР (в Маленькую, но очень Гордую Кавказскую Республику) я не забываю иногда, по вечерам после работы заезжать к маме в гости.

Как-то раз одним таким вечером я рассказываю маме о том, что мне предстоит поездка в дальние края, немало удивляясь тому, что ее, кажется, это не удивляет:

— Мам, — говорю я — тут где-то через месяц, наверное, мне придется уехать в ближний, так сказать, зарубеж.

— Да? — отвечает мама глядя в телевизор и жуя финик — даже на новый год дома не будешь?

— Не знаю… скорее всего буду, конечно, но случится может все что угодно и до того.

— Ну так это ж хорошо! — мама наконец-то посмотрела на меня, как мне показалось, насмешливо. — Значит, ты так вот растешь, типа того, задания новые получаешь.

Даже не знаю, что и ответить. Если бы не мама, я бы мог уехать куда-нибудь даже на несколько лет, забыв Москву. Не смотря на всю близость этого нашего «зарубежа», куда мне предстоит двигать, я мог бы сидеть там, пока не вызовут обратно, даже если нужно, годами, уйдя в дела с головой, забыв все, что было здесь.

А так… придется иногда наезжать домой. И, главное, не реже, чем раз в месяц!

Приятель Сартакова наконец-то начал меня приглашать в обед во всякие ближайшие клубы на бизнес-ланчи:

— Не сегодня-завтра тебе выдадут корочки — позови, когда тебя вызовут. — говорит он мне как-то во время одного такого обеда. — Пойдем вместе. Еще ключи должны дать тебе, эти… электрические…

— Электронные…

— Элекромагнитные, хунвыябинутые — какая разница? Прикольно получается — да?

— Что?

— Ну… что только ты получаешь корочки — так тебе их тут же и сдавать нужно. На хранение перед поездкой!

— А их — что? У меня заберут?

— Ну да. За рубежом — вдруг ты их потеряешь или врагу продашь? — Приятель заулыбался. — А дадут взамен — ууууу… Дипломатический паспорт! С ним ты сможешь ездить везде без виз. Даже по своим делам, например, если захочешь на выходные съездить в Париж! Так вот, мало того, что это, так еще и вип-обслуживание, вип-залы, отсутствие таможенного досмотра.

— Не знаю даже что сказать… — я чуть было не поперхнулся, узнав о таком вдруг свалившемся на меня счастьи. — Я, если честно, не большой любитель разъезжать…

— А придется! — Приятель Сартакова смотрит на меня некоторое время насмешливо, после чего переводит взгляд на проходящую мимо официантку. — Сратаков, например, тебя по делу ушлет — ты же не откажешься?

— Нет, конечно. Нет! — Я так же смотрю вслед уходящей официантке, не понимая, за что та была удостоена такого пристального разглядывания Приятелем.

— Ну вот!

В принципе разницы мне с этого, конечно, никакой.

Если меня не будут подвергать досмотру — то чего волноваться? Можно провозить через границу все, что угодно, с другой стороны, ничего такого мне через границу, даже с таким паспортом провозить и не хотелось бы: