И его мне прислали — мальчика-переростка со слухом, испорченным работой в машинном отделении, но явным желанием служить подальше от дизеля. Знание же этим матросом языка мне предстояло проверить. Боец оказался ладный — тракторист из Сибири из тех, кто плуг носит под мышкой, а сапоги сушит на выхлопной трубе трактора. Глаза его кричали о желании пахать.

Занятый посадкой очередного «Интрудера» на «Энтерпрайз», я лишь на мгновение отвлекся от увлекательного занятия, спросив матроса:

— Язык учил?

— Дык, в школе.

— Посчитай от 1 до 10 на английском! — приказал я, зная, что все, что мне от него надо, — записывать номера выходящих на связь самолетов. Все остальное записывалось на магнитофон для последующей детальной обработки.

— Ван, ту, — начал сибиряк, но на «сри» осекся и зарделся лицом.

— Добро, бери карандаш, бланк и записывай все цифры, которые услышишь! — сказал я с сомнением и возвратился к «Хорнету», взлетевшему с авиабазы Ле Мур. «Посадив» же почти все авиакрыло, побежал на ходовой — посмотреть на заход последних самолетов, кружащих в ожидании над авианосцем, и не прогадал.

— Тащ, смотрите — сейчас «Хорнет» гробанется! — закричал мне в ухо сигнальщик. Я посмотрел вверх и не поверил своим глазам: самолет F/A-18, делая последний разворот перед заходом на посадку, неожиданно начал складывать законцовки крыльев, остановив их в положении 70 градусов. Но он летел как ни в чем не бывало!!! Завершив разворот над реперным фрегатом, истребитель расправил крылья и мягко приземлился на палубу.

— Еще один! — закричал матрос. Второй «Хорнет» повторил трюк и вскоре ткнулся носом на аэрофинишере. Ничего подобного я больше никогда не видел, но понял, что асы показывали класс русскому кораблю — умело гася скорость таким захватывающим дух финтом и усиливая горизонтальную остойчивость самолета на развороте.

Посадив всех, я спустился на свой боевой пост — заняться «бухгалтерией» и подвести баланс под численностью американского авиакрыла. И в первую очередь я подошел к своему новичку…

Взяв в руки бланк, исписанный каллиграфическим почерком, недостойным тракториста, я взглянул на него и упал в кресло, извиваясь в судорогах. Первая же запись на странном готическом языке гласила:

— 101, их бин Кляйне Макс!

Позже, допросив бойца с пристрастием, я выяснил, что учил он в своей сибирской деревушке неизвестный язык, преподаваемый стариком немцем, неудачно завершившим «Драг нах Остен» и полюбившим водку больше Фатерлянда, и что таинственный Кляйне Макс — Climax (позывной «Энтерпрайза»), вызывающий на связь истребитель «Томкет» с бортовым 101.

А через два года мой тракторист демобилизовался специалистом 1-го класса в звании старшины 1-й статьи. И оставил он после себя целое отделение классных специалистов, уважительно ловящих каждое слово своего командира. А если нет, то надевал он их как сапоги на выхлопную трубу. Для просушки…

Вот такая «Кульминация»…

Вам доводилось брать пеленг?

Давайте вместе возьмем его! У вас есть нейлоновая нить? Нет? Возьмите леску. Один конец привяжите к ручке двери, второй — к зубу. Теперь толкаем дверь вперед и сопровождаем ее глазами. Не моргайте и не зажмуривайтесь! Почувствовали резкую боль? Вот оно! Вы взяли истинный пеленг! И не надо называть меня генетически неправильным мужчиной и слать между ног — я объясню свое зверство!

Правильный прямой пеленг — вещь насущная. Взятие его — дело нервное. Он поможет вам в море не нарваться на скалу, правильно рассчитать расхождение с тупым носорогом — японским судном Ро-Ро[62], везущим машины «Тойота» в страну, в которой их ждут ковбои с бейсбольными битами. Это сейчас ковбои привыкли, а тогда очень нервничали.

Разошлись левыми бортами? На дистанции полумили? Ух, лихо!

Зачем еще нужен пеленг? Чтобы найти корабль потенциального противника!

— «Баклан», я — «Бугель». Дай пеленг на Костю-еврея! — кричите вы по открытой связи разведчику Ил-20, приданному вам в Японском море.

— «Бугель», — кричит он, — я хоть и баклан, но что такое пеленг и кто такой Костя?

Вы нервничаете, но все же говорите в трубку, повторяя каждое слово дважды:

— «Баклан-баклан», дайте-дайте направление-ление и дистанцию-цию на Лейшена-шена.

— На кого?

— На авианосец «Констеллейшн», вашу-мять-вашумять!

— Аааа! Добро! Азимут 160, удаление 34 км.

Друзья, то, что сказал этот авиатор, — не только плевок в добродушное военно-морское лицо. Это еще и неправильный пеленг!

Пеленг — это горизонтальный угол между северным меридианом и направлением на объект. А азимут — это горизонтальный угол между северным меридианом и направлением на объект! Видите разницу? То-то! Если не видите — не произносите это арабское слово «ас-су-мут» на расстоянии ближе чем 185,2 метра от ближайшего флотского — эту дистанцию в один кабельтов он бегает быстро, но потом выдыхается и тяжело дышит. Почему? Он сейчас меряет этот самый угол. Он берет радиопеленг, а значит, он не уверен в его правильности. Почему? Пеленгатор может быть не откалиброван, но чаще — его берет матрос Керимбабеков!

— Частота 7777! Срочно дать пеленг на объект! — кричите вы.

— Тащ, чистата сэм-сэм-сэм-сэм, пэ-лынг — тарыста двацыть!

— Уверен, что прямой?

— Тащ, обыратнный пэлынг — тарыста пьят!

Что скажешь в такой момент? Да, ничего… Скорее споешь:

— Бабек, обратный пеленг от 320–140 градусов! — бьетесь вы головой о переборку.

— Нэт, тащ, уже дывэсты дэвьяносто!

— Самолет, что ли?

— Ай, тащ! Это наш корабэль поворачывае-ця, цырыкулирует!

Ну что ж, придется провести с Керимбабековым дополнительные занятия. На камбузе. И счастье, если он там останется навсегда, а на его место сядет литовец матрос Борзутис. Это двойное счастье, ибо пеленг становится очень прямым! Но берется очень медленно…

К кому же обратиться, чтобы этот арабский азимут вычислялся верно и быстро?

К кому же еще? К Юрке! Юрка — «глобальный тральщик» по всему стратегическому. У него даже карта есть в проекции Меркатора! Этот глобалист, например, знает, что радиопеленг является ортодромическим! Вы знаете, что это? Я нет.

А Юрасик сидит перед своей чудо-картой, нарисованной от руки, и шмалит «Беломор». В этот момент он глобально тралит! Иногда ему даже пеленг не нужен — он гоняет самолеты, лодки и корабли экстрасенсорно, на мутный военно-морской глаз, он вяжет пеленга пачками, протягивая резинки с иголками на концах по всей мировой карте, нещадно искривленной Меркатором.

— Вижу! — кричит он, — Нет, ошибся…

— Что-то не нравятся мне вот тут! Бабек, что есть по пеленгу 270?

— Тащ, нэту ничыго!

— Найти и доложить!

— Эст! Тащ, эст обэкт по пэлэнгу 90!

— Умница! — кричит Юрасик, — Но пеленг обратный! 270! Понял, обратный!

— Эст обратный! — соглашается замученный на камбузе узбек.

И Юрик уже бежит к командиру, доказывая наличие авианосца «Констеллейшн» в Персидском заливе.

— Уверен?

— Так точно! Вернее не бывает! Он, зараза! Разрешите сообщить в базу?

— Добро!

А вечером грустный командир вызвал глобалиста на ходовой. Подвел его к бинокуляру, навел по пеленгу 90 и говорит:

— Смотри, радуйся! А потом я тебя драть буду!

Посмотрел глобалист и увидел — он, «Констеллейшн». Стоит себе в ремонте в Сан-Диего.

А командир карту ту порвал. Да. В порыве ярости. Зря, конечно…

Корабль в походе: три месяца за плечами, впереди еще три. Народ устал друг от друга и непроизвольно готовится к неминуемым ссорам и профессиональным конфликтам. Средство избежать их одно — флотская шутка в отношении ближнего своего. Удачно исполненный «прикол» становится известен всем (от низов до командирской каюты) и позволяет «спустить пар» у экипажа хотя бы на несколько дней. Будь замполиты поумней и обладай чувством юмора, напрочь выбитым из их конспекто-марксистско-политподготовленных голов в Киеве, могли бы стать популярней на флоте, занимаясь исключительно пропагандой здорового смеха и организацией массовых розыгрышей. Народ же не ждал милости от партии и развлекался по-своему…