Странная планета. С равнинным рельефом, небольшим проявлением нагорий, преимущественно покрытая некоей рыхлой субстанцией, чем-то напоминающей пыль. По многим параметрам практически копия Земли. Ускорение свободного падения на поверхности — 1,05g, химический состав — достаточно похоже, только чуть меньше железа, да больше кремния, средняя температура — почти полное подобие, основной газ в составе атмосферы — азот, присутствие кислорода около 21 %, полный оборот вокруг звезды — 372 земных суток, даже наклон орбиты не отличается от привычного — все те же 23 градуса, вот только период вращения (то есть местные сутки) составляли 36,5 часов. И тем не менее абсолютно безжизненна и, хотя датчики и улавливали присутствие влаги в достаточно большом количестве, лишена водоемов или даже намеков на присутствие воды.

Зато вездесущая пыль здесь — почти как Мировой океан на Земле. Покрывая собой около восьмидесяти процентов планеты, делает ее и без того ровную поверхность еще более гладкой, оставляя остальным двадцати процентам возможность лишь немного возвышаться в виде одиноких остроконечных скал и плоскогорий.

Очень странная планета. И в первую очередь таким сходством и различиями с Землей.

Подготавливая к высадке первую десантную группу, «Ассоциативный» уже вторые сутки кружил на минимально возможной орбите, ради соблюдения которой решено было пожертвовать даже таким благом как искусственная гравитация. Только вот выяснить что-либо кроме того, что бы ни стало известно сразу по подлету, не получалось. И через тридцать часов наблюдения внизу все также простиралась ровная пустыня с редкими пиками при полном отсутствии следов не только разумной, но и вообще какой-либо жизни.

Отсутствие результата и привычной гравитации начинало понемногу бесить. Может быть, невесомость сама по себе и хороша в качестве детского аттракциона где-нибудь на орбитальной станции недалеко от Земли, но только не в том случае, когда требуется выполнять достаточно сложную и кропотливую работу. Дефицит веса мешал во всем. Начиная от необходимости постоянной фиксации тела, передвижений, когда все время требовалось находиться в контакте с поручнями, закрепленными на стенах, питания из тюбиков и маленьких баночек, постоянно норовивших улететь и забиться в какой-нибудь отдаленный угол и кончая самой неприятной в таких условиях процедурой — оправлением естественных потребностей. То, как происходило последнее… в общем, рассказывать совсем не хочется.

Кроме того, в каком бы положении ты не находился по отношению к окружающим предметам, в невесомости тебе постоянно кажется, что тебя перевернули вниз головой, а если во время сна ты забудешь сунуть руки под прижимающее тело одеяло, то, просыпаясь, увидишь их прямо перед собой, скрюченными и согнутыми в локтях.

И адаптация. После суток подобных мучений практически у каждого члена экипажа всерьез болела голова и наблюдались расстройства в области координации движений. Лекарь Парнишкин обещал, что это пройдет быстро, буквально за три-четыре дня, но издеваться над своим организмом на протяжении такого огромного срока не желал никто.

— Как ты думаешь, решится наш медноголовый отдать приказ для высадки на планету, или мы так и будем до скончания века кружить на ее орбите? — Парнишкин поднял со стола банку с гречневой кашей и ковырнул ее ложкой.

— А тебе что, не терпится оказаться среди тех самых, что первыми посетят планету иной звездной системы? Так я тебя расстрою: даже если тебе и удастся попрыгать по ее поверхности, то быть первым с твоей специализацией тебе не светит. Если вообще еще разрешат туда спуститься, — усмехнулся в ответ Бойо.

Они сидели в кают-компании, в обеденной зоне. Хотя «сидели» — это громко сказано. Скорее «были пристегнуты к креслам, находящимся рядом со столами». Было время завтрака. Более натренированный к подобным условиям Бойо уже успел расправиться со своей порцией второго и теперь, под воспоминания о Земле и вечном «Макдоналдсе» блаженно потягивал Кока-колу, через трубочку. Парнишкину везло меньше. Он только-только смог собрать в свой желудок разлетавшийся вокруг него салат и теперь приступал к каше.

— Да мне пофиг, кто там будет первым, не веришь? — медик осторожно понес наполненную ложку ко рту. — Согласно телеметрии, планета абсолютно безопасна. Что там есть? Небольшое превышение норм содержания хлора в атмосфере… Так для этого достаточно всего лишь респиратора.

— «Безопасно» — это когда ты уже высадился и прожил на поверхности какой-либо достаточно приличный срок. Допустим, года два — три, — наставительно пресек Парнишкина Бойо. — А на счет того, что тебе пофиг, кто коснется планеты первым — это ты загнул. Это имя будет золотыми буквами вписано в книгу истории человечества. Неужели не хочется?

— Представь себе — нет. Я не тщеславен. Кроме того, из всей истории космонавтики мы помним только имя Гагарина — первого человека за пределами Земли, да Армстронга — первого из ступивших на иную планету. Ты помнишь имя первого покорителя Марса? Или того, кому раньше всех повезло прогуляться по Плутону? То-то же. А ведь все это тоже золотые имена истории. И еще… А, черт! — пока Парнишкин пытался разобраться с ложкой каши, банка, должным образом не закрепленная на столе, уплыла. А попытка схватить ее свободной рукой провалилась из-за привязного ремня, прочно удерживавшего тело медика. — Черт, черт! — Парнишкин расстегнул ремень и вновь попытался схватить банку. На этот раз удачно, но слишком резко. Продолжая начатое движение, медик взмыл вверх, промахнулся в попытке схватиться за столешницу и, кувыркаясь, ушел под потолок, о который довольно ощутимо трахнулся спиной.

— Банку с ложкой сунь в карманы, и на руках, на руках… — спокойно прокомментировал неудобное положение Парнишкина Бойо. — И не дергайся ты так сильно, вспомни, как учили.

— Я же говорю — это кошмар какой-то… — после нескольких неудачных пируэтов медику удалось-таки вернуться на свое место за столом. Он зафиксировал перед собой банку и вновь полез в нее ложкой. — Пока к этому привыкнешь, с голоду помрешь.

— А ты не привыкай, ешь, а то остынет.

— Так уже остыло, — поднести вторую порцию каши ко рту у Парнишкина получилось удачнее. Но холодная еда не лезла в горло. С сожалением оглянувшись на расположенную всего в двух шагах микроволновку, медик вздохнул и зачерпнул третью ложку. Если бы не отсутствие гравитации, не было бы проблем, а вот сейчас… Чем вновь летать по всей кают-компании, лучше уж съесть завтрак холодным. — И все-таки этот дуболом нас точно доконает. Уже давно бы сели на планете, погуляли, размялись и жили бы себе по-человечески. Что еще такое?

Парнишкин только в последний момент обратил внимание предупреждающие знаки Бойо.

— А этот дуболом и в мыслях никогда не имел сажать «Ассоциативный» на неизвестную планету, — раздался за спиной медика голос капитана Лорри. — Что поперхнулся? Ешь, насыщай организм калориями.

— В конце концов подслушивать не хорошо. Этому еще в детском садике учат. Так что тогда, так и будем вертеться на орбите?

— Есть предварительное решение отправить на поверхность одну из спасательных капсул. С экипажем из трех человек. Соответственно, ты в это число не входишь.

— Из-за дуболома?

— Из-за того, что ты — медик.

— Я так и знал, что найдется ну очень веская причина, — хмыкнул Парнишкин и посмотрел на Бойо, глаза которого как бы говорили: «Ну вот, я же тебя предупреждал».

— Ладно, доедайте, что у вас осталось, и через полчаса на центральном посту. Будем обсуждать подробности высадки, — Лорри было уже повернулся на выход, но в последний момент как бы раздумал. — Послушай, Парнишкин, а почему ты тогда сказал, что мы летим именно ко второй планете?

— Когда?

— Тогда, еще до перехода, во время доклада Айсберга.

— А! Это… — медик меланхолично пожал плечами. — Просто показалось, что, если звезда земного класса и у нее есть планеты… Ну… Третья — это как у нас, а вторая — вроде и сойдет…

— То есть просто пальцем в небо? — Эдуард сосредоточенно буравил взглядом Николая.