— Да, но смотрел он только на тебя, маленькая лицемерка, точно такими же глазами, как и вот этот юнец, — пробормотала. Жанна-Антуанетта, указывая на спрыгнувшего с коня Эрнодана де Гастаньяка — он топтался у дверцы кареты, сжимая в руках треуголку и ожидая дальнейших приказаний.
Жанна-Антуанетта говорила тихо, и Батистина подумала, что ослышалась. Она тряхнула светлыми кудрями и с величественной грацией оперлась на галантно поданную руку корнета.
— Благодарю вас, господин де Гастаньяк, — одарила юношу улыбкой Батистина.
— Позвольте, я перенесу вас на руках, сударыня, перед крыльцом большая лужа, — сказал рейтар, указывая на воображаемую лужу.
«Странно! Ему хочется взять меня на руки… Как и Жеодару… Должно быть, все мужчины страдают такой манией…» — подумала Батистина, позволив юноше нести себя и прижимаясь к нему гораздо сильнее, чем это подобало девушке из хорошей семьи.
Батистина ощущала, как гулко и часто билось сердце молодого человека под синим камзолом. Она обвила шею кавалера руками. Не очень понимая почему, Батистина разволновалась. От корнета исходил мужской запах, запах лошади и табака. Девушка уронила голову на плечо юноши. Она почувствовала, как он вздрогнул. Молодой человек осмелился крепче обхватить тонкую талию, затянутую в корсет, гораздо крепче, чем того требовали обстоятельства. Батистина подняла на Эрнодана свои голубые глаза, в которых светилась такая невинность. Она начинала смутно догадываться о великой силе своего взгляда, о том, какое впечатление производят ее небесно-голубые глаза на мужчин, и она уже принялась оттачивать свои коготки, как маленькая мурлыкающая кошечка. Ее охватила приятная истома. Батистина словно невзначай приблизила бархатистую щечку к губам Эрнодана, и тот воспользовался сумраком — легко коснулся губами розовых губок, столь любезно ему подставленных.
— Могу ли я когда-нибудь приехать и справиться о вашем здоровье, сударыня? — спросил Эрнодан, с величайшим сожалением опуская Батистину на верхнюю ступеньку крыльца. По лестнице юноша взлетел, не чуя под собой ног, словно во сне.
— Ну конечно, господин де Гастаньяк, приезжайте, когда вам будет угодно. Вы так любезны! С большим удовольствием увижу вас снова, — спокойно сказала Батистина.
— С вашего позволения, сударыня, я буду приезжать каждый день…
— Хорошо, хорошо… Приезжайте… но через три дня я выхожу замуж, — промолвила Батистина.
— Ах! Что? Как? — забормотал совершенно сбитый с толку юноша. — Вы выходите замуж, мадемуазель?
— Да, но после свадьбы вы сможете приезжать ко мне в замок дю Роше сколько вам будет угодно, это в двух лье отсюда. Вы познакомитесь с Жеодаром, и он вам понравится. Это мой жених.
— О, не сомневаюсь, сударыня, — вежливо и сухо ответил внезапно ставший холодным Эрнодан де Гастаньяк.
— И оставайтесь поужинать с нами. Переночуете сегодня у нас в замке вместе с вашими людьми, господин де Гастаньяк, ведь уже поздно… — предложила Батистина, не отдавая себе отчета в том, насколько смелым было ее предложение.
Глаза юноши вспыхнули — он услышал в словах девушки некое обещание. Он с трудом овладел собой и даже не сразу ответил:
— Увы, мы должны ехать, сударыня, и я не могу воспользоваться вашим предложением. Для рейтара нет понятия «поздно» или «рано», ведь мы на службе, к тому же у нас есть факелы, чтобы осветить дорогу… Примите мою искреннюю благодарность, мадемуазель!
— Ах, как жаль! Мы стали почти друзьями… — вздохнула Батистина.
— Я… Я вернусь… Ведь вы мне позволили… Ваш покорный слуга, мадемуазель! — низко поклонился Батистине молодой рейтар, словно перед ним была сама королева.
«Он и вправду очарователен! И какой странный акцент! Поймут ли они с Жеодаром друг друга…» — думала девушка, поднимаясь со свечой в руке в свою комнату.
Батистина сбросила накидку на пуховую перину, подбежала к зеркалу и принялась себя разглядывать. Никогда прежде ее глаза так не блестели! Волосы спускались красивыми прядями на полуобнаженную грудь. Батистина улыбнулась своему отражению и с легким вдохом чмокнула самое себя в губки. Она чуть покраснела, вспомнив про поцелуй юного рейтара, и решила, что, пожалуй, лучше не рассказывать Жеодару об Эрнодане де Гастаньяке, когда тот приедет завтра с визитом.
Батистина взглянула на кровать, и девушку вновь посетила крайне смущавшая ее мысль о том, что через три дня она окажется в первый раз в постели с мужчиной.
— Жеодар… да, да, Жеодар, я вас люблю, Жеодар… Эрнодан… Эрнодан… — на все лады повторяла внезапно развеселившаяся Батистина.
— У вас еще остались силы, господин корнет? — раздался во дворе чуть ироничный голос Жанны-Антуанетты.
— К вашим услугам, сударыня, — тотчас отозвался рейтар и загрохотал сапогами.
«Но что это она там делает?» удивилась Батистина, подойдя к окну.
Ее подруга сидела в карете. Она зажгла там ночничок. Батистина увидела, что Жанна-Антуанетта отложила в сторону гусиное перо и отодвинула бювар, затем быстро присыпала песком какое-то письмецо, чтобы быстрее высохли чернила. Она сложила записку вчетверо, капнула чуть-чуть воска и запечатала. Заинтригованная до крайности Батистина потихоньку отворила окно.
— Возьмите, сударь, и будьте так любезны, передайте эту записку лично в руки тому господину, что спас нас сегодня в лесу, — прошептала Жанна-Антуанетта, окинув взглядом двор и убедившись, что ее никто не видит.
— Господину, который… ох… да… господину дю Плесси, наверное… — залепетал, запинаясь, корнет, не осмелившийся понять даму до конца.
— Нет! Я говорю о другом… о человеке с чуть хрипловатым голосом… Вы хорошо меня поняли?
— Да… да… сударыня, будет исполнено… сегодня же вечером… — сказал юноша с некоторым испугом.
«Но почему она скрывает от меня свое желание написать ему?» — спрашивала себя изумленная Батистина.
Жанна-Антуанетта исчезла в глубине замка. Эрнодан де Гастаньяк поднял голову и заметил Батистину: Она чуть насмешливо, заговорщически приложила палец к губам, прося не выдавать ее. Но юноша принял жест девушки за изъявление нежности. Вновь воспылав страстью, он поднес руку к губам и послал Батистине воздушный поцелуй. Та, смеясь, ответила. Любовная сцена могла бы продолжаться всю ночь, если бы чей-то грубый голос не нарушил тишину и не положил конец амурным делишкам двух юных созданий.
— Прошу прощения, мадемуазель! Я не хочу вас оскорбить или обидеть, господин корнет, Боже упаси! Но мы здорово замерзли! — громко и недовольно брюзжал толстый рейтар, бывший явно намного старше офицера.
Батистина не удержалась и звонко расхохоталась.
Эрнодан де Гастаньяк, пришедший в ярость от того, что простой солдат выставил его на посмешище в присутствии юной девушки, резко обернулся и рявкнул:
— Замолчи, Лафортюн! Я научу тебя быть вежливым! Я тебе покажу! Вот отколочу хорошенько — сразу согреешься!
Батистина помахала своему воздыхателю ручкой. Эрнодан де Гастаньяк вскочил в седло. Он сорвал с головы треуголку, раскланялся, а затем яростно вонзил шпоры в коня.
— Эй, вы! За мной! В Компьень!
Стук копыт заглушил голос юноши.
— Давно ли ты стоишь у окна?
Батистина живо обернулась. Жанна-Антуанетта пристально смотрела на нее с любопытством и, пожалуй, с беспокойством. Девушка уже открыла было рот, чтобы спросить подругу, что за таинственное послание отдала она в руки рейтара, адресовав незнакомцу. Но внезапно что-то в лице Жанны-Антуанетты заставило Батистину переменить решение и сохранить все увиденное в тайне:
— Да нет, дорогая, я выглянула как раз тогда, когда рейтары уезжали.
Жанна-Антуанетта с облегчением улыбнулась.
— Бедный корнет, ты ему разбила сердце, плутовка!
Две подруги так и покатились со смеху. Держа друг друга под руку, они спустились вниз к ужину. Элиза хлопотала на кухне. При первом взгляде на двух красавиц можно было сказать, они — лучшие подруги на всем белом свете. Прелестные, розовые, свеженькие, они походили на два цветка, чей вид вызывает у пчел желание собрать ароматный нектар.