— Идемте, дорогой Эрнодан, — еще раз повторила Батистина, скромно потупив глазки и изображая из себя маленькую тихую девочку. Она закрыла дверь гостиной у себя за спиной, почти втолкнув туда Эрнодана.
— Невероятно! Клянусь честью! Что здесь происходит?! Ведь это твоя сестра, Адриан, а ты позволяешь ей вытворять Бог знает что! Что они там наговорят друг другу наедине? За закрытой дверью? Как старший брат ты должен присутствовать при их разговоре. Это было бы в рамках приличий, а так… Пойдут слухи, ее репутация будет испорчена…
Адриан едва не покатился со смеху. Чтобы Флорис заговорил о приличиях, словно какой-то замшелый старикашка! Чтобы он пекся о чьей-либо репутации! Да, никогда не думал Адриан, что ему придется услышать нечто подобное из уст младшего брата!
— Ну, Флорис, не надо так горячиться и навязывать Батистине нашу волю. Мы должны оставить ей видимость свободы, чтобы она снова привыкла к нам… к тебе… и тогда мы сможем попросить у короля разрешения на ваш брак и исполнить волю моего отца… — уговаривал Адриан. Его устами глаголила сама мудрость, и возразить было нечего.
— Прекрасно! Мадемуазель держит нас в ежовых рукавицах, а мы и возразить не смеем! Ну ладно, как тебе будет угодно! — выпалил Флорис и вылетел в коридор, заложив руки за спину, что было у него выражением крайней степени бешенства.
— Ох, никогда еще я не видел молодого хозяина в таком состоянии! — вздохнул Грегуар, более всего ценивший мир и спокойствие.
Жорж-Альбер устремился за Флорисом и вскочил ему на плечо, стараясь отвлечь от грустных мыслей, но юноша не обратил никакого внимания на своего приятеля.
— Итак, Эрнодан, какой же счастливый ветерок занес вас сюда? — спросила Батистина, улыбаясь простодушно и чистосердечно. Она указала гасконцу на место подле себя.
— О, я хотел приехать к вам как можно раньше, моя душенька, но ведь я на королевской службе…
— О, Эрнодан! Эрнодан! Я очень постарела за последние дни, — вздохнула Батистина так печально, будто она превратилась в столетнюю старушку. — Мне пришлось много размышлять над разными серьезными вещами и решать очень трудные проблемы…
И Батистина еще раз горестно вздохнула:
— Батистина! Моя душенька! Что я могу сделать для вас? Моя душа, мое сердце, моя шпага, моя честь солдата принадлежат вам! Располагайте мной! Видите, я получил повышение по службе и теперь могу кое-что сделать для вас! Мне пожалован чин капитана…
— Ах, как это мило! В самом деле, он так любезен! — воскликнула Батистина.
— Кто? Король?
— Ну да, король. Он поступил очень хорошо, дав вам чин капитана.
— Я так и думал, что вы приложили к этому вашу нежную ручку, моя душенька! Ведь король сообщил мне о повышении через час после того, как я передал ему записку от вас… Сказать по правде, я был очень расстроен — я ревновал, ревновал безумно… Я должен также признаться вам, моя душенька: в день вашей свадьбы у дверей церкви вас ожидала карета… Я получил приказ от его величества немедленно после брачной церемонии отвезти вас в замок. О, Батистина, я не бросился тогда вам на помощь, потому что мне была ненавистна сама мысль увидеть вас в объятиях господина дю Роще, а также и в объятиях… — Эрнодан запнулся и побелел.
«Короля, — мысленно закончила за него смущенная и взволнованная Батистина. — Так вот в чем состоял его сюрприз! Итак, в любом случае я не осталась бы с Жеодаром! И у меня бы не было брачной ночи! Или это была бы ночь с Людовиком? Но тогда это была бы вовсе не брачная ночь…»
Противоречивые мысли и чувства боролись в душе девушки. Эрнодан, удивленный молчанием Батистины, воспользовался благоприятным моментом и обвил рукой талию возлюбленной. Он привлек ее к себе. Она не сопротивлялась, а опять, как в карете, положила головку на плечо Эрнодана. Он задрожал от радости и поцеловал золотистые волосы.
— Моя душенька, я вас люблю… я чувствую, вы несчастны… Что я могу сделать для вас? — спросил он, сжимая пальчики Батистины и поднося их к губам.
— О, нет, я так счастлива! Мне так хорошо с вами! Пока что вы ничего не можете для меня сделать, Эрнодан. Я связана… страшной тайной… Но я не могу вам больше ничего сказать!
Эрнодан, потрясенный таинственными словами Батистины, страстно прижал ее к себе. Сейчас она казалась ему героиней из легенды, святой, а он — ее верным рыцарем, который будет защищать свою возлюбленную от всех врагов и преследователей. Молодой человек лихорадочно покрывал поцелуями милое личике, оказавшееся столь близко.
— Моя душенька, моя душенька, я вас люблю… У меня есть только одно желание. Жениться на вас. Позвольте мне просить вашей руки у вашего брата! — заявил Эрнодан, вскакивая с козетки.
— О, нет! Нет! Не делайте этого, Эрнодан! Только не это! — как сумасшедшая закричала Батистина, перехватив юношу почти у самой двери.
Эрнодан изменился в лице.
— Быть может, вы меня не любите? — мрачно спросил он.
— Нет, нет, Эрнодан… я вас люблю… Но ведь есть еще Жеодар и… и… О! Все это так сложно! Правда, правда! — путалась в словах Батистина.
— О Батистина! Я сомневаюсь во всем! Какая это мука возить вам записки от другого, если бы вы знали! Я так страдаю из-за вас! — шептал словно в забытьи Эрнодан. Он еще раз привлек к себе Батистину и запрокинул ей голову, впившись в рот, сводивший его с ума. Она позволила ему и эту вольность, заинтригованная тем, что на сей раз не ощутила прилива уже знакомой и такой приятной теплоты.
— Ну нет, это уж слишком! Сударь, я прошу вас немедленно покинуть гостиную! Если вы этого не сделаете по доброй воле, я помогу вам при помощи моей шпаги! — закричал Флорис, внезапно рывком распахнувший дверь и обнаруживший, к своему величайшему удивлению, Батистину в объятиях молодого рейтара.
Девушка чуть отстранилась от Эрнодана с таким выражением лица, будто хотела сказать:
«Ну, теперь-то вы поняли, мой друг? Да это просто мания! Он хочет убить каждого, кто посмеет приблизиться ко мне! И вот такова теперь моя жизнь! Увы!»
— Прошу прощения, сударь! Приказ короля! — воскликнул Эрнодан, выхватывая из внутреннего кармана письмо с гербовыми печатями.
— Вот уж не думаю, что его величество повелел вам передавать его приказы, настолько приблизившись к моей сестре! — ухмыльнулся Флорис и протянул руку, чтобы схватить письмо.
— Приказано передать в собственные руки мадемуазель де Вильнев! Лично! Так здесь написано! — ничуть не смущаясь, заявил Эрнодан. Флорис на секунду заколебался, осмотрел письмо и с плохо скрываемым раздражением протянул его Батистине. Маленькая кокетка бросила на Флориса торжествующий взгляд. Она подошла к окну, повернулась спиной к мужчинам и быстро сломала печати.
«Мое сердечко!
Итак, ты не вышла замуж, и я не знаю, стоит ли мне этому радоваться или огорчаться. Податель этой записки приедет с каретой. Я буду ждать тебя завтра на торжественной церемонии пробуждения, тебя и твоих братьев. Я уже подыскал даму, которая в качестве твоей родственницы представит тебя ко двору, Она уже обо всем предупреждена. Ты будешь официально представлена ко двору и сможешь свободна приезжать ко мне, когда мы этого захотим. Я все время думаю о тебе, я скучаю без тебя, я мечтаю о тебе. Пленник».
У Батистины от волнения перехватило дыхание и пересохло в горле. Сердце учащенно билось. Она прижалась пылающим лбом к оконному переплету. Король не забыл ее! Он ее любит! Он о ней мечтает!
Она развернула второе, официальное письмо — оно было на гербовой бумаге и подписано главным камергером двора, маршалом де Добом. В нем говорилось, что по приказу его величества короля Франции мадемуазель де Вильнев-Карамей, граф Адриан де Вильнев-Карамей и шевалье Флорис де Вильнев-Карамей приглашены во дворец и должны явиться завтра на церемонию утреннего пробуждения и представления дебютанток.
Батистина повернулась к мужчинам лицом и совершенно естественно и спокойно протянула официальное послание вошедшему в гостиную Адриану. Флорис сдвинул брови. Он прекрасно видел, как Батистина ловко сунула записочку за корсаж — голубой листочек исчез за вырезом ее платья, словно по волшебству.
