Софи послушно кивнула, но вид у нее был смущенный. Надо отдать должное женской натуре, все три девушки тоже смутились. Я рискнул взглянуть на Сэди. Славная девочка просто окаменела. Пригвоздив меня как червяка булавкой, пижон опять перевел разговор на себя. Поверженный во прах, я прихватил бутылку шампанского и вышел во двор, чтобы еще раз вдарить по «Лаки Страйк». Сев на крохотную садовую скамью, я запалил сигарету.

Из кухонной двери высунулась голова Люси.

— Я что-то не так сказала?

— Нет, Люси, не переживай. Со мной все в порядке.

— Не сиди там. Холодно ведь.

— Все в порядке. Правда. Мне покурить надо.

Она посмотрела на меня, приподняв брови в знак то ли разрешения, то ли неудовольствия.

— Ты с отцом Тома еще не встретился?

Том организовал для меня интервью насчет лакейской работенки в новом журнале для мужчин, который открывал его отец.

— Пока ни звука.

— Я уверена, что он с тобой еще свяжется. Наверное, занят очень.

— Ага.

— Фрэнк, пойдем в дом, мы через минуту отправляемся в ресторан.

— Послушай, мамусик, я только полсигареты скурил. Ты же знаешь, я люблю доводить дела до конца.

Я и раньше называл Люси «мамусиком», когда она еще не была беременна.

Она подошла и села рядом. Я кожей чувствовал ее взгляд.

— Знаешь, Фрэнк, мы действительно рады, что ты будешь у нас крестным отцом. И с интервью, мы думаем, все будет хорошо. Том уверен, что тебя примут.

— Я тоже доволен. Нет, правда. Просто у меня… любезничать не получается.

Люси хихикнула. Я взглянул на нее. Лицо у нее было такое, о каком женщины говорят «красивое», а мужчины — «кажется, ничего». На бледной коже слегка проступали веснушки, губы все время двигались — то складывались венчиком, то раздвигались в улыбке, то кривились.

— Пошли. Ты уже почти докурил. И с Сэди ты еще как следует не познакомился.

— Наши отношения, пожалуй, уже закончились. С самого начала не заладилось. Я старался, но, видимо, не судьба. Кроме того, мне надо выкурить еще одну. Если не покурю хотя бы два раза за час, впадаю в кому.

Люси рассмеялась и, поднимаясь, чмокнула меня в макушку.

— Ну, раз настаиваешь… Такси приедут через пятнадцать минут.

— Спасибо, мамусик.

Я славно провел следующие полчаса. Всосав полбугылки шампанского, мысленно поставил Колина у дерева, высек его плетью и напоследок прострелил ему колени из дробовика.

Том и Люси решили, что мы все едем в ресторан праздновать безупречное зачатие, но не объявили главного — как мы будем платить? Они давно перевалили за черту, за которой люди получают столько денег, что не знают, на что их потратить. Ну ничего, скоро узнают. За границей ходят байки, что нестерпимо богатые яппи вымерли еще в восьмидесятые. Это не совсем так Просто они научились вести себя тише и тратить деньги в таких местах, где мы с вами их не видим. Все эти банкиры и адвокаты, если им платят согласно их возрасту и опыту, имеют шестизначные оклады и считают суммы, которые у обычных работяг и приличных людей могут вызвать приступ пурпурной лихорадки, вполне заслуженными.

Вот вам пример: год назад, почти день в день, во время очередной гулянки Том сообщил, что они только что полностью погасили кредит за дом — с одной премии Люси. Как это на него похоже! Правдивые важные сведения — сколько, почем, как часто — из Тома можно вытянуть, только когда он в жопу пьян.

— Неужели? Хорошая, видать, была премия.

Тридцать? Сорок? Пятьдесят тысяч? Господи, сделай так, чтобы было не больше пятидесяти.

— Ага. Чуть больше семидесяти тысяч. Если быть точным — семьдесят три.

Мой организм попытался перекрыть доступ кислорода к мозгу. Пять моих годовых зарплат в «О’Хара» в одном рождественском конвертике. Ладно бы еще выкинули деньги на «астон», но вложить в погашение кредита? Такое невозможно простить. Теперь понятно, что я хотел сказать о яппи девяностых? На рожон они не лезут, другие их недооценивают, но круты эти типы офигительно.

Однако в настоящий момент меня изводила мысль, вытянет ли мой карман новые траты. Вереница такси везла нас к новому ресторану на Уэст-берн-грув, цены в котором, конечно же, окажутся до смешного высокими. У меня уже успела выработаться гнусная привычка платить точно по счету. Отчасти я делал это, поддерживая свой иронический имидж «парня-работяги», но главным образом из-за отсутствия средств. Том, бывало, тоже проверял с официантом счет, вооружившись колодой позолоченного пластика.

— Итого, с меня по пятьдесят пять с золотой карты, «АмЭкс» и «Свитч». А у тебя что, Фрэнк?

— Пятнадцать тридцать два. Справлюсь. Я заказывал только одно блюдо и каплю вина. Вы ведь чеки тоже принимаете?

Том уже несколько лет не пользовался чеками. Для его нужц вполне хватало налички, пластиковых карт и банковских драфтов в евродолларах. Я же мог расплатиться только чеком. Достаточно проставить код на обороте чека, и его примут, даже если на счету нет средств. Время, которое банку требуется на проверку чека, хорошо помогает при безденежье и перерасходе в конце месяца. Если чек вдобавок как следует измять, можно выгадать передышку еще на несколько дней, так как банки отвыкли от вида чеков, хранившихся в переднем кармане джинсов. Конечно, когда-нибудь эти гады найдут управу и на таких, как я, пока же я славлю чеки-тихоходы с расплывшимися надписями и загнутыми уголками.

Садясь в такси, я прошелся по карманам и с досадой обнаружил, что забыл чековую книжку дома. В ней еще оставалось восемнадцать листочков — вполне хватило бы на такси до Клапама и пачку «Лаки Страйк» завтра утром. Но даже будь чековая книжка со мной, проблема решалась только временно. Вопрос не в том, что нет денег, вопрос в том, что мне с этим делать.

Я сидел в такси, зажатый между гиенами из офиса Люси (этажа, отдела, или как они там называют свое место работы), и помалкивал. Представляю, в каком свете меня подали ее светским приятелям. «Очень занятный тип. Посмеетесь от души. Чудик каких поискать» и так далее. Спасибо тебе, Люси. Оставалось принести пластмассовый мяч и развлекать их, подбрасывая его носом. Чтобы разрушить образ придворного шута, я изображал Угрюмого Крутого Парня, лишь бы не лезли с разговорами. Подействовало. Я их так напугал, что они даже не попросили меня заплатить за такси. Почувствовав облегчение, я решил не хмуриться, по крайней мере со старыми знакомыми, и засунуть рыло поглубже в корыто с пойлом.

А как хорошо все начиналось. Мы с Томом познакомились в университете. Он записался в мою группу по истории и жил в соседней комнате общежития. В первый семестр я считал, что Том — существо с другой планеты, с планеты Популярность, планеты Уверенность, планеты Судьба. Пока я сидел как сыч у себя в комнате, никотинил легкие и морозил ноги, за стеной бушевал нескончаемый праздник. Порой, отправляясь по коридору в студенческий бар сыграть в бильярд с подвернувшимися географами или кухонными работниками, я был вынужден протискиваться мимо статных участников лихого карнавала. Парни как на подбор, все метр девяносто, кто похож на абердинских быков, кто на козодоев, но все в мягких туфлях по 150 фунтов и кашемировых джемперах. Они излучали здоровье и достаток, их глаза весело блестели от хорошей пищи. Со мной они всегда вели себя безукоризненно вежливо, да и Том неоднократно пытался затащить меня на этот праздник жизни. Я неизменно, не глядя им в глаза, сквозь зубы отказывался, чесал нос и убегал выпить еще один галлон дешевого бельгийского пива и сыграть в автоматическую викторину с кладовщицей Марье.

Досаду у меня вызывали, однако, не столько парни, сколько девушки. Ногастые, стройные, они потряхивали пышными лощеными космами и расхаживали, твердо ставя ноги и не горбясь. Они были просто охерительно роскошны. Иногда мне доводилось краем глаза увидеть Тома, ныряющего с победительницей очередного этапа скачек в душ, и я скулил от зависти. Особенно помню одну, от которой он прятался. Тогда мы еще не были друзьями, однако Том попросил меня изобразить абсолютное неведение, если девушка спросит, куда он пропал. Том снабдил меня ее приметами и сердечно поблагодарил. Однажды утром я вышел из комнаты, направляясь на семинар, — неподготовленный, невыспавшийся, с красными рубцами от подушки на щеке — и увидел ее — она писала записку на дверях Тома, высунув от старания кончик языка. Заметив, что я выполз из своего бункера, девушка задала извечный девичий вопрос: