В тумане накативших слез я погрузил вещи в «кавалер» и в полшестого вечера 9 января 1996 года двинул прочь из города с 1188 фунтами в кармане и с настольной лампой на соседнем сиденье вместо пассажира.

Оказалось, что время для начала новой жизни выбрано неудачно. Я планировал ехать на север — там жизни больше и дольше не придется поворачивать назад. Чего бы проще: повернуть «кавалер» мордой на дорогу, ведущую прочь из Лондона, и не думать о возвращении, пока что-нибудь не случится. Однако городское движение в полшестого вечера 9 января 1996 года не желало меня отпускать. Оно хотело, чтобы я застрял в Лондоне. Южная Кольцевая угрожающе набухала, как закупоренный кровеносный сосуд.

К семи я добрался только до Мортлейка, к девяти — до Уэмбли. За три с половиной часа я удалился от дома на каких-то девять миль, затрахался и почувствовал боль в пояснице. Мне хотелось в уютную теплую постель, мне хотелось к Генри, Лотти, Тому, Люси, Мэри, Сэди. Я даже был готов расплатиться и по-братски обняться с Бартом.

Но я все ехал и ехал. В десять я подъезжал к Льютону, к полуночи — к Донкастеру, теперь я был уже так далеко, что можно было не бояться сделать остановку. Не доезжая двадцать миль до Лидса, я свернул с Ml на заправочною станцию и с деланно озабоченным видом прогулялся по стоянке машин. В поздний час работали только «Счастливый едок» и «Бойгер Кинг», но я побрезговал, вышел на застекленный мост и стал смотреть на автомобильный поток внизу. Из Лондона все машины неслись с яркими белыми сияющими глазами, в Лондон — с красными больными и опухшими. Что-то здесь не так.

А дальше что? Что дальше? К бензоколонке лепилась гостиница из сборных блоков, предлагающая номера на выходные по 29 фунтов. Я прошел в стерильный, слабо освещенный холл посмотреть цены. Разумеется, так как я не заказывал заранее, попросил завтрак и номер со своей ванной, цена увеличилась до 45 фунтов, но я все равно согласился. За стойкой паренек лет семнадцати читал Чехова. Наверное, какой-нибудь зубрилка, подрабатывает в отеле, но разве Чехова проходят в школе? Я думал, что современная школьная программа кончается на Ллойде Вэббере и инспекторе Морсе[71].

— Привет, мне нужна комната переночевать.

— Сделаем.

Портье порылся в поисках анкеты. К его дешевому блейзеру был прикреплен значок с надписью «Вас обслуживает Мохаммед». Я не знал, что ислам уже проник в сферу услуг.

— Еду, понимаешь, из Лондона, навестить друзей в Абердиншире.

— Ага.

— Устал как собака, дай, думаю, сниму койку и отключусь до утра.

— Хозяин — барин.

Парень быстро долбил по клавишам компьютера.

— Утром позвоните разбудить?

— Два фунта, сэр. В котором часу вас разбудить?

— A-а… в семь, пожалуйста.

Я почти сам себя убедил, что еду на званый прием у шотландской маркизы.

— В семь разбудим, сэр. Позвольте вашу кредитную карточку.

Черт.

— Я заплачу всю сумму наличными, если вы не возражаете.

— Никаких проблем. Ваш адрес?

— Э-э, Эксгибишн-роуд, дом 82, Южный Кенсингтон, Лондон.

— Номер квартиры?

— Нет. Это — дом.

Вот черт. Дом на Эксгибишн-роуд приплел. Кого я из себя корчу, посла Бразилии?

— Хорошо, сэр. Итого пятьдесят один фунт. Номер для курящих?

— Нет.

Странно, но это правда — я попросил номер для некурящих. Для меня не курить — все равно что для нормального человека не дышать. Я хлоп-пул по стойке пачкой банкнот и, перебирая ее пальцами, чтобы портье видел, как много у меня денег, отсчитал две двадцатки и десятку.

— Багаж?

Нет уж, мои полиуретановые мешки я ему показывать не стану.

— Ничего, сам справлюсь.

Сделка свершилась, и бездомный, безработный бывший официант с испорченными легкими из Клапама успешно выдал себя пакистанскому русисту за богатенького, некурящего аристократа на дипломатической службе. Смысла никакого, но эпизод меня немного развеселил.

Я забросил туалетные принадлежности в номер и потом минут сорок курил в холле, запасаясь никотином, чтобы не травило посреди ночи. Мохаммед продолжал читать. Около часа ночи я решил пойти баиньки.

— Спокойной ночи, Мохаммед.

— Спокойной ночи, сэр.

Он даже не посмотрел на меня, настолько углубился в поиски человека в человеке. Не ищи ты его так азартно, Мохаммед, может статься, что никакого человека там и нет вовсе, а есть только маленький мальчик со злым лицом, разбрасывающий игрушки и орущий благим матом.

Номер был безлик до гениальности. В моей памяти сохранились серые, кремовые, бежевые, желтоватые, коричневатые тона и еще картины — ива у пруда, лебедь на пруду, просто пруд.

Прудовую тематику не иначе как специально выбрали для тех, кто привык к застою в жизни, менеджеров среднего и низшего звена (продавцов готовых закусок? агентов по продаже скрепок?). Они селились здесь, не звоня женам, спали, сколько было позволено, вздрачивали на молоденькую дикторшу в разделе погоды и поутру ехали дальше в какой-нибудь сельский торговый комплекс. Диапазон — 32–35 лет, положение в основном различалось числом цилиндров или маркой служебной машины. Они — мои ближайшие соседи по баллам, хотя теперь, даже в восьми часах езды от Лондона, мой рейтинг был ниже лавки.

Я лежал на плите рельсовой твердости, которую почему-то называли здесь кроватью, и смотрел в бежевую желтизну. Спать не хотелось ни капли. Да и зачем спать в моем положении? Торопиться утром некуда, а кошмаров насмотреться еще успею. Сон мне не нужен. Мне был нужен план, и не просто план, как дотянуть до понедельника, а план, который позволит выжить, докарабкаться до нового тысячелетия и на этом не остановиться. Откуда ни возьмись проклюнулся ручеек положительных мыслей. Наверное, подушка впитала мечты менеджеров среднего звена, и теперь эти мечты тревожили мой мозг. Установить гибкие цели! Стремиться к высшему качеству в обслуживании! Повысить ценность процесса! Уверенно разыграть эндшпиль в конкурентной игре! Дотянуться до звезд! Отодрать секретаршу в обеденный перерыв!

Как бы то ни было, через мгновение я сидел за письменным столом из твердого пластика и дрожал от нетерпения. Я рвался составить План. Первая же попытка оказалась весьма перспективной — на фирменном листе бумаги с эмблемой отеля я аршинными буквами вывел слово «Господи!» и затем стал его обводить и закрашивать.

превратилось в

что больше соответствовало масштабам проблемы.

Я спустился в холл и в один присест выкурил три сигареты. Мохаммед все еще горбился за стойкой, зарывшись в книгу. Меня потянуло на разговоры.

— Не усну никак.

— М-м-м.

— Всегда так Молчание.

Глубокий шелестящий вздох.

Опять молчание.

— В котором часу привозят газеты?

Мохаммед кашлянул в кулак и перевел взгляд на меня.

— У нас не бывает газет для постояльцев. Мы получаем только «Экспресс» и «Файненшиал таймс», но их не разрешается забирать со стойки.

Названия газет говорили сами за себя. Первая изо всех сил пыжилась не выглядеть бульварной газетенкой, чтобы придать манчестерским недоменеджерам хоть толику важности. А вторая… В дешевой гостинице, где-то под Лидсом? Не смешите меня. Удивительное притворство: «Еду завтра к хозяину индийской лавки на углу, если повезет, продам ему пять шоколадных батончиков „Твикс“. А пока не проверить ли, какой доход дают долгосрочные канадские облигации? Ой, вы только посмотрите, Федеральный резервный банк скостил базовые ставки аж на двадцать пять пунктов. Надо будет попробовать всучить им парочку „Баунти“».

Мохаммед не велся на разговор, я попробовал заехать с другого конца:

— А шлюхи здесь водятся?

Он опять посмотрел на меня и поправил на носу очки в старомодной оправе.

— Мы находимся на автостраде, они здесь редко попадаются. Поговорите с уборщицами, может быть, какая за пятерку и согласится взять за щеку.