Горбалс молчит, сгорая от стыда, и Поллок держит язык за зубами, но оба продолжают испепелять друг друга ненавидящими взглядами до тех пор, пока плот не врезается в пологий берег острова древогнездов.

— Хочешь посмотреть книжку, когда я ее высушу? — спрашивает Мара у Горбалса, пока они поднимаются мимо яблоневого сада к деревьям, растущим на вершине Голубиного Холма.

Но Горбалс даже не смотрит на пропитанные водой страницы. Он продолжает сверлить взглядом спину идущего впереди Поллока.

— Гиблая крыса! — яростно цедит он сквозь зубы.

— Горбалс! — Бруми-ло приходит в ужас. — К тебе обращается Лицо на Камне! — Впрочем, сама она косится на книгу так, словно из влажных страниц, того и гляди, выползет ядовитая змея.

— Пожалуйста, не зови меня так! — Мара натянуто улыбается. — Я не Лицо на Камне, честное слово. Зови меня Мара.

— Мара… — Бруми-ло нерешительно покусывает губу. — Мы сейчас будем готовить еду. Ты останешься с нами?

Они входят в рощу на вершине Голубиного Холма. Наклонившись, девушка достает из глиняного горшка, стоящего меж корней дуба, несколько картофелин и морковок.

— Похоже, будет сильная буря, — замечает она. — Кэндлриггс спрашивает, не хочешь ли ты остаться на ночь и перегнездовать у нас? Здесь ты будешь в безопасности.

Перегнездовать?! О чём это она? Мара смотрит на деревья. А ведь и Горбалс спрашивал, где ее гнездо… И тут она их видит, — огромные, в человеческий рост, гнезда, свитые среди ветвей. Изумлению ее нет предела.

Но очень скоро внимание ее привлекает запах съестного. При виде Бруми-ло и остальных, готовящих еду, Мара чувствует, как ноет и урчит пустой желудок. Когда же она ела в последний раз? Единственная пища, которую она может вспомнить, это сидр, которым ее угостила Кэндлриггс. Неожиданно Мара понимает, что совсем обессилела; она буквально дрожит от голода. Листья на деревьях тоже дрожат — погода меняется; по воде пробегает рябь. В кронах деревьев тревожно перекликаются дикие голуби. Теперь и она видит, что надвигается буря. Мара чувствует, как вибрирует воздух, ощущает странный железистый запах, который приносит ветер.

И снова она вспоминает про Роуэна и других обитателей лодочного лагеря. Что с ними будет во время шторма? Она-то в безопасности, но как помочь остальным? Завтра она обязательно подумает об этом. Но сегодня ей нужно отыскать кое-кого здесь, в Нижнем Мире, — Винга, маленького «замурзанного ангела».

— Я должна найти ребенка, который привез меня сюда, — говорит она Бруми-ло. — Он поранился, и я хочу убедиться, что с ним всё в порядке.

Мара была так поглощена общением с древогнездами, что за весь день ни разу не вспомнила о Винге.

— Это малыш с твоего острова? — обеспокоенно спрашивает Бруми-ло.

— Нет, это один из брошенных детей, которые живут в соборе. Их там целая толпа.

— Крысоеды? — Бруми-ло морщит нос. — Держись подальше от этих грязных зверьков. Они очень опасны, и от них можно заразиться болезнями, которые они подхватывают, когда плещутся в отравленной воде и играют с крысами среди развалин. Они размножаются, едва выйдя из детского возраста, но, к счастью, умирают, не успев стать взрослыми. Или их забирают. Я их и близко не подпущу к своему малышу!

Тут Бруми-ло вспоминает, что разговаривает с Лицом на Камне, и, вспыхнув, прикусывает язычок.

Мара хмурится.

— Винг не крысоед, он просто несчастный ребенок, о котором некому было позаботиться. И я не допущу, чтобы он умер, я буду за ним ухаживать! Я уже поняла, что это странные дети, но вы для меня все странные. Вы не такие, как те люди, среди которых я жила раньше.

— Они ужасные существа, — настаивает Бруми-ло. — Пожалуйста, расскажи нам о своем народе, — горячо просит она, нарезая овощи каменным ножом. — Сейчас нам еще нужно многое успеть сделать, но на Закате, пожалуйста, расскажи нам свою историю.

— Возможно, сегодня Заката не будет, — предупреждает Горбалс, нюхая воздух и всматриваясь в быстро темнеющее небо, маячащее между переходами Нью-Мунго. — Может, сегодня придется сразу же отправляться в гнездо.

— Тогда мне срочно нужно найти Винга, — восклицает Мара. — Я хочу убедиться, что он в безопасности. — Неожиданно ей в голову приходит мысль. — Послушай, Бруми-ло, если Лицо на Камне попросит древогнездов пустить к себе ребенка, который привез ее к вам, вы ведь не сможете отказать?

Бруми-ло в смущении опускает глаза.

— Нет, конечно, — говорит она наконец. — Будь осторожна! — кричит она вслед Маре, которая уже мчится к плотам.

Вспышка молнии распарывает небо, гремит гром. Нью-Мунго содрогается от грохота. Мара вспоминает лицо, вырезанное в камне и так похожее на ее собственное, и ее охватывает волнение.

Это просто буря на меня так действует, успокаивает она себя. Но что, если всё это правда, и я действительно та самая, за которую они меня принимают?

Кем бы она ни была, но впервые с того дня, как она покинула свой родной остров, Мара вновь чувствует себя живой.

В блеклом свете дня «кафедральный собор города Глазго» кажется пёстрым от игры теней. Мара, щурясь, всматривается в цветные пятна, которые бросают на пол осколки витражей, когда-то украшавших высокие стрельчатые окна. В воздухе кружатся мириады разноцветных пылинок, напоминающих Маре крошечные фонарики. И хотя собор звенит от воплей играющей и беснующейся водяной шпаны, от древних каменных стен исходит ощущение глубокого покоя.

Наконец Мара замечает Винга. Мальчишка примостился у ног одной из статуй, что скрываются в нишах по всему собору. Каменное лицо статуи — она изображает мужчину в утыканном колючками венце — с мягкой улыбкой взирает на ребенка, словно не носятся вокруг сотни других таких же голых и грязных детей. А Винг разложил вокруг ног каменного изваяния кусочки цветного стекла и как живому человеку улыбается ему в ответ.

Мара вспоминает легенды старой религии, которую некогда исповедовали на Винге. Этот мужчина в терновом венце считался сыном Бога, но почему-то не смог или не захотел спасти себя от мучительной смерти на кресте. Мара никогда не понимала этой легенды. Как можно отказаться от спасения, если спастись можно?!

— Винг! — зовет она мальчишку. — Ты как? Прости, что бросила тебя. Понимаешь, я встретила людей… они живут на деревьях, на другом острове…

Мара умолкает — всё равно «замурзанный ангел» не понимает ни слова — и осматривается. Вокруг громоздятся горы мусора и отбросов.

— Ты не голоден? Ты поел? — Мара показывает пальцем на рот и одновременно трет рукой живот.

Винг демонстрирует ей разорванного пополам голубя. Мара с отвращением замечает кровь, стекающую с его подбородка; в одном кулаке он сжимает голову птицы. Он пожирает ее сырой! Но еще больше пугает ее собственный голод, такой сильный, что на какое-то мгновение она забывает о брезгливости. Ей хочется вырвать птицу из рук мальчишки и вонзиться зубами в сочное нежное мясо. Мара поспешно отводит глаза.

Сзади раздается отчаянный вопль, и Мара стремительно оборачивается: девчонка лет десяти пытается вырвать из рук девочки помладше зеленую пластиковую бутылку. Яркий разноцветный мусор заменяет водяной шпане игрушки; по всему собору высятся груды самых разных предметов, аккуратно разложенных по цветам. Вокруг них и из-за них идет постоянная возня — то игры, то драки.

Но глаза десятилетней девчонки, набросившейся на маленькую, пылают совсем не детской злобой.

— Эй! — кричит Мара.

Она пытается оттащить забияку от её жертвы, и та, проворно обернувшись, кидается на Мару: кусается, царапается, дерется руками и ногами. Мара отбивается, как может. Вокруг быстро собирается толпа. Винг тоже здесь: он с нескрываемым интересом наблюдает за происходящим, однако, судя по всему, вмешаться ему и в голову не приходит. Маре вдруг становится страшно от его безразличия, от жестокости этих маленьких дикарей. Она кидается бежать. Рывком распахивает тяжелую дверь собора и мчится вниз, к воде, где ее уже поджидает Горбалс. Высоко над головой он держит мерцающий фонарик, — чтобы Мара сразу же заметила его в быстро сгущающемся сумраке.