— Твое лицо изображено не только здесь, оно высечено повсюду в затонувшем городе.

Древогнёзды не отрываясь смотрят на Мару. Ей некуда спрятаться от этих круглых совиных глаз, которые таращатся на неё сквозь душную влажную дымку.

— Но как это могу быть я?! Это же невозможно! Этому зданию сотни лет. А мне всего пятнадцать…

Но они продолжают глазеть, будто ожидают, что она сейчас же, не сходя с места, сотворит какое-нибудь чудо.

— Чего вы от меня хотите?! Что вам от меня нужно?! — Маре становится страшно.

Старуха Кэндлриггс мягко трогает её за плечо.

— Если ты не знаешь, зачем ты здесь, мы поступим так, как велит Предсказание.

— Это как? — спрашивает Мара.

— Камень предсказывает: чему быть — того не миновать, — говорит Кэндлриггс. — Ты здесь. И то, что высечено в камне, станет реальностью.

Но что высечено в камне? Мара вопросительно смотрит на каменную женщину с ее, Мариным, лицом.

— Это всего лишь статуя, — повторяет она снова и снова, а сама не может отвести глаз от собственного изображения.

Кэндлриггс поднимает костлявую руку, указывает на резьбу в другой части здания:

— Посмотри на эту историю в камне. Она рассказывает о рыбе с кольцом, колоколе, птице и дереве. Их изображения есть повсюду, по всему городу. Мы живем верой в эту историю, в то, что в один прекрасный день все эти символы соединятся вместе. Когда это произойдет, свершится Предсказание Камня, и мы освободимся от этого гиблого места. Мы найдем себе новый дом во внешнем мире. И теперь, когда появилась ты, Предсказание начнет сбываться, потому что Тэнью — главная героиня истории. А ты — вылитая Тэнью.

— Но я — это не она! — горячо возражает Мара, однако тут же умолкает, и по спине у нее снова бегут мурашки страха, потому что древогнезды начинают декламировать хором, нараспев:

— И всё равно я не понимаю. Что именно предсказывает Камень? — спрашивает Мара. — Что это за рыба с кольцом и всё остальное?

— Мы узнаем это, когда придет время, — отвечает Горбалс. — Мы думали, что ты знаешь и расскажешь нам.

— Но я не знаю, — беспомощно восклицает Мара.

— Ты Лицо на Камне. Ты должна знать, — говорит Горбалс, и в голосе его слышатся обвиняющие нотки.

— Но я не знаю! — повторяет Мара. — Извините. Видимо, я все-таки не та, о ком вы думаете. Если бы это была я, я бы наверняка знала, о чём идет речь.

— Необязательно, — возражает Кэндлриггс. — Все мы странники в этой жизни. Никому не ведомо, что ожидает его в пути до тех пор, покуда это не произойдет. А наше путешествие к деревьям должно начаться сейчас, — добавляет она, обращаясь к остальным древогнездам и бросая взгляд на небо, мерцающее между воздушными туннелями Нью-Мунго. — Мне не нравится, как выглядит небо. Похоже на затишье перед бурей. Нам пора возвращаться.

Древогнезды повинуются беспрекословно. Уже с плота Мара бросает последний взгляд на каменное изваяние. Она вспоминает, что Тэйн тоже умел предсказывать бурю. Наверное, такая способность приходит с возрастом; у человека вырабатывается особое внутреннее чутье. Воздух тяжелеет, в нём разливается напряжение. Быть может, буря очистит его… Мара опускает руку в воду в надежде ощутить хоть какую-то прохладу. Ей уже не важно, заражена это вода или нет, слишком уж жарко вокруг. Вообще, вода над затопленным городом выглядит чище, чем в лодочном лагере, и не пахнет сточной канавой. И всё же в воздухе висит какой-то неприятный кисловатый запах, похожий на дурной запах изо рта. Мара морщится.

— Я расскажу Маре легенду про Тэнью. А вы тоже послушайте, — объявляет Кэндлриггс. Древогнезды поудобнее рассаживаются на плотах. — Давным-давно на одном острове жила-была девушка, — начинает Кэндлриггс...

Мара, холодея, слушает легенду про Тэнью, дочку древнего короля. Она ждала ребенка, а ее ни за что ни про что выгнали из дому, отправив в плавание по морям на утлом плоту. Ветер пригнал плот в тихую заводь в чужих краях, и там-то Тэнью и родила сына, который потом вырос и основал новый город.

— А звали его Мунго, — говорит Кэндлриггс. — А город. который он основал, лежит сейчас в воде у нас под ногами. Но имя его продолжает жить в названии небесного города[7].

Она поворачивается к Маре.

— Тэнью была матерью Мунго. И ее лицо, вырезанное в камне, встречается повсюду. Так же, как и изображение рыбы с кольцом, колокола, птицы и дерева. Вся история началась с Тэнью. Если бы не она, на этом месте никогда бы не был основан старый город. А ты новая Тэнью, Мара. С тебя начнется наша новая история. Ты наша спасительница.

— И не только! — восклицает Горбалс. — Она еще и колокол! Мара Бэлл! Ведь Бэлл означает «колокол».

— Колокол, звон которого предвещает начало нового дня, — задумчиво кивает Кэндлриггс.

Мара отворачивается, не в силах выдержать исполненные надежды взгляды древогнездов, и склоняется к воде. Она просто не знает, что и думать. Всё это слишком странно, слишком неожиданно; просто слишком. Тут она замечает, что по воде что-то плывет. Книга! Еще несколько взмахов веслами, и до нее можно будет дотянуться. Как только плот делает очередной рывок вперед, она нагибается и пытается выловить книгу, но та настолько пропиталась водой, что разваливается у нее в руках. В результате Маре удается поймать лишь несколько разрозненных страниц.

— Смотрите! — кричит она остальным. — Книга!

— Их здесь полно, — застенчиво говорит Бруми-ло. Они почти не разговаривали с момента первой встречи. После того, как Кэндлриггс во всеуслышание объявила, что Мара — это Лицо на Камне, древогнезды обращаются с ней так, словно она какая-то необыкновенная — сошедший на Землю ангел, никак не меньше.

— Книги плывут из дурного места, — Бруми-ло кивает на высокое черное здание, увенчанное шляпой волшебника. — Они загрязняют воду. Мы их сушим, чтобы можно было подбрасывать в костер.

— Подбрасывать в костер! — ахает Мара. — Но в них же полно всяких историй, и картинок, и разной полезной информации.

Вот бы Роуэн ужаснулся, если бы узнал, думает Мара. И тут же ужасается сама, вспомнив, в каком состоянии оставила своего друга. Жив ли он? Только бы он не умер до того, как она, Мара, придумает, как ему помочь. Если бы она могла перенести его через стену! Прямо сейчас!

— Нам не нужны книги, — голос Кэндлриггс звучит сурово, но Мара благодарна старухе за то, что та прервала ее страшные мысли. — У нас достаточно своих историй, и прекрасная память, и, если потребуется, мы сможем сочинить кучу новых. А Горбалс слагает нам стихи…

— Может быть, книги нужны Горбалсу, — хмыкает Поллок, парень с недобрым взглядом. Пристроившись рядом с Бруми-ло, он играет с ее малышом. — У него даже память такая же нескладная, как и он сам.

— Мне не нужны книги, мне нужны слова! — вспыхивает Горбалс. Он пытается повернуться к Поллоку, но от его резкого движения плот начинает опасно качаться на воде. — Не смей меня оскорблять! Ты, вообще, только и делаешь, что ползаешь по кустам, словно крысоед.

— Я охотник! А вот ты — не поэт, — цедит Поллок, краснея от обиды, что его обозвали крысоедом. — Ты просто бесполезный и неуклюжий увалень, который играется со словами, потому что ему не по плечу настоящая мужская работа!

— Чтобы стать поэтом, требуется целая жизнь, — взрывается Горбалс. — А научиться охотиться можно за день. Ты, может, и охотник, но и вор к тому же…

— Что имею, то мое, — презрительно сплевывает Поллок.

— Поллок, прекрати, — шепчет Бруми-ло. Ее голова низко опущена, и Мара с удивлением замечает, что девушка расстроена чуть ли не до слез.

— Поллок Полхорош, постарайся вести себя соответственно своему имени, — сурово приказывает Кэндлриггс. — А иначе я переименую тебя в Нехорош. Попридержи свой длинный язык. Или ты хочешь подраться прямо здесь, на плоту, и опрокинуть нас всех в воду? И своего ребенка тоже? — Она оборачивается к Горбалсу. — А ты угомонись и сиди спокойно. Поэт должен тратить силу на слова, а не на рыцарские поединки. И вообще, ты намерен участвовать в Закате, или нам опять придется делать всё самим, как сегодня утром?