— Ее зимний проект, — объясняет Роуэн. — Гейл вдохновилась картинкой из «Тысячи и одной ночи».

Книги и ткани (ленты, лоскутки трикотажа, обрывки нейлона и шелка) — едва ли не самая большая ценность на острове. Гейл и Роуэн всеми правдами и неправдами стараются раздобыть как можно больше того и другого, чтобы было чем заняться долгими штормовыми месяцами.

Гейл поднимает голову, чтобы узнать, с кем разговаривает брат, и тут же выбирается из своего шатра.

— Мара! Как же я по тебе соскучилась!

Она начинает тараторить с бешеной скоростью, проглатывая знаки препинания и, кажется, даже не переводя дыхания:

— Я заходила к тебе домой сегодня утром но никто не знал где ты и тогда я пошла на берег а потом встретила еще людей и мы говорили говорили а когда закончили уже поднимался ветер но я подумала что надо бы заглянуть к Тэйну потому что может быть ты пошла к нему но потом я подумала что конечно ты бы сначала зашла к нам потому что мы так давно не виделись.

Тут Гейл замечает расстроенное лицо подруги и резко сбавляет обороты:

— Что случилось?

Мара плюхается на пыльную подушку и, глубоко вдохнув, начинает пересказывать Гейл и Роуэну свой разговор со старым Тэйном. Роуэн внимательно слушает, осаживая сестру, которая то и дело норовит перебить Мару.

— Тэйн не верит в чудеса, — говорит в заключение Мара — Мне кажется, я тоже. Хотя, наверное, хотела бы поверить. Но море всё поднимается и поднимается, и ничто его не остановит. Мы не можем сидеть, закрывшись на все засовы, и надеяться на авось. Мы должны действовать!

— Но что мы можем сделать?! — горячо возражает Гейл. — Даже если это правда, хотя это и неправда, не можем же мы просто взять и отправиться в плавание через океан в надежде наткнуться на эти города! Я даже не верю, что они существуют. Это невозможно! Наверное, Тэйн узнал о них не из новостей, а из какого-нибудь фильма, который показывали по этому самому теле-как-его-там…

— Телевизору, — подсказывает Мара.

— А потом у него в голове всё перепуталось, — гнет свое Гейл. — Он ведь все-таки старенький…

— Ничего у него не перепуталось, — говорит Мара. — Он самый умный из всех, кого я знаю.

— Ну хорошо, — уступает Гейл — Но, если бы такие города были, мы бы об этом знали. Кто-нибудь приехал бы и рассказал нам.

— Как бы не так! — встревает Роуэн. — Они поступили бы точно так же, как и мы — думали бы только о себе. Готов поспорить, что никто на свете даже не догадывается о нашем существовании. Если есть еще какой-нибудь свет, кроме нашего…

— Ты думаешь, весь остальной мир затонул? — шепотом спрашивает Мара. Ей страшно произнести это вслух.

— Нет! — в ужасе кричит Гейл. — Прекратите сейчас же! Слушать вас не хочу! Мама говорит, Бог позаботился о нас, а значит, он позаботился и о других. Конечно, позаботился!

— Бог? — размышляет вслух Роуэн. — А что такое Бог? Может быть, тоже сказка. А люди убедили себя в том, что это правда. Я люблю сказки, но разве они нас спасут?

Он обводит взглядом книжки, сваленные кучами по всему подвалу, и пожимает плечами.

— Когда я читаю старые книги и представляю себе всех этих замечательных людей и удивительные места, которые раньше существовали, то всегда думаю: уцелело ли хоть что-нибудь из того, что было раньше? А вдруг на Земле остались только мы? Но тогда куда делся Бог? Или этот Бог совсем не такой, каким ты его себе представляешь, — говорит он сестре. — Не добрый и не заботливый. Почему ты веришь в Бога, но не веришь в гигантские города? У тебя ведь нет доказательств ни того, ни другого.

— Не смей! — кричит Гейл. — Истории о Боге записаны в церкви, на стенах. Если бы это была неправда, зачем бы люди стали мучиться и вырезать их на камне?

— Затем, что люди любят истории о любви, — просто отвечает Роуэн, касаясь пачки книг.

Мара тоже смотрит на книги и чувствует холодок внутри.

— Беда в том, — шепчет она, — что я никогда не спрашивала себя о том, что происходит снаружи. Я думала только о том, что происходит со мной здесь и сейчас, о себе и…

И о своих путешествиях по Сети, хочет сказать она, но вовремя сдерживается. О ее путешествиях не должен знать никто, даже Гейл и Роуэн, ее лучшие друзья. Она готова поделиться с ними всем чем угодно, только не этой тайной.

— Может быть, многие думают об этом, — замечает Роуэн. — Только никто не говорит. Но Тэйн прав, мы должны узнать, что делается во внешнем мире.

— А я и сама не знаю, хочу я этого или не хочу, — признается Мара.

Могучая волна с грохотом обрушивается на остров.

— Мне надо бежать! — спохватывается Мара.

Она спешно обнимает Гейл, мчится вверх по лестнице и натыкается на Кейт, мать Гейл и Роуэна, которая уже запирает дверь.

— Мара Бэлл! Что ты здесь делаешь?! Немедленно домой! Твоя мать, небось, уже места себе не находит! — Кейт разговаривает на той же предельной скорости, что и ее дочь, только гораздо громче. — Роуэн! Роуэн! Иди и проводи Мару до половины дороги. Живее! И плащ надеть не забудь. И смотрите, куда идете! Держитесь подальше от воды! Я не желаю, чтобы кто-нибудь из вас утонул. Вы меня слышите?

— Тебя, мам, весь остров слышит, — бурчит под нос Роуэн.

Вырвавшись от Кейт, они с Марой попадают прямиком в объятия грозы. Пока они бегут по склону, огромная молния прорезает небо, освещая всё вокруг мертвенно-белым светом, и в тот же момент сверху начинает сыпаться град.

Бок о бок они пробиваются вперед, прикрывая лица руками, которые скоро начинает саднить от ударов градин. Крылья ветряных мельниц бешено вращаются. Мара поднимает голову и замечает отца, который, стоя на вершине холма, тревожно озирается по сторонам. Охваченная чувством вины, она поворачивается, чтобы проститься с Роуэном, но тот хватает ее за рукав. Его руки, так же как и руки Мары, ободраны до крови.

— Думаешь, эти города все-таки существуют? — Роуэн морщится от сильного ветра; чтобы Мара услышала его, ему приходится почти кричать.

— Мара!

Девочка оглядывается. Даже отсюда она видит, что Колл, ее отец, в ярости. В грозу она должна сидеть дома. Мара делает шаг вперед, но Роуэн всё еще сжимает ее руку.

— Ты в них веришь? — настойчиво спрашивает он.

— Я хочу верить, — кричит Мара, стараясь отвечать честно. — Но слов Тэйна мне недостаточно. Мне нужно… нужно доказательство. Все эти разговоры о чудесах и гигантских городах… — Она прикрывает лицо от особо свирепого порыва ветра. — Это похоже на сказки из твоих книжек.

По лбу Роуэна змеится тонкая струйка крови — здоровенная градина угодила ему в голову. Кровь течет ему прямо в глаза.

— Может, люди придумывают сказки и начинают в них верить, когда им очень хочется во что-нибудь поверить, — кричит он.

Мара безнадежно кивает, затем обнимает его — крепко-крепко — и, повернувшись, бежит к дому.

— Будь осторожен! — кричит она, стараясь перекрыть рев ветра.

В последний момент перед тем, как нырнуть в дом, Мара оборачивается и видит вдали Роуэна. Вспышка молнии освещает крошечную бледную фигурку, бегущую на фоне чёрной стены бушующего моря.

Шторм бушует весь день и всю ночь, как будто какой-то злобный гигант задался целью вырвать остров из моря с корнем.

— Я как дуну, я как двину, мигом вас из дома выну! — распевает внизу, на первом этаже, младший брат Мары, Кори, весьма кстати вспомнивший сказку про трех поросят. — Но нас ведь шторм из дома не вынет, правда, мам? Ведь наш дом сложен из кирпичей…

Стоя у себя в комнате, прислонившись головой к окну, Мара чувствует, как буря бьется в тяжелый деревянный ставень, как подрагивают стекла. Какая мука жить в четырех стенах! Девочка чувствует себя птицей, запертой в клетке.

Мне необходимо наружу, с отчаянием думает она, меряя шагами комнату. Мара отчетливо представляет, как разбивает кулаком окно, как срывает ставень, как ее подхватывает яростный ураган…

Остановившись, она оглядывает стены своей темницы, потом берет с подоконника шар размером с яблоко и беспокойно вертит его в руках. Кроме шара — кибервиза — на подоконнике лежат еще прилагающиеся к нему маленькая палочка и изогнутая полумесяцем широкая полоска — очки.