В честь победы при Эрестфере сочинены были даже вирши, в коих царский Орел одолевает шведского Льва, а победитель восхищает всю Европу.

Впрочем, весной 1702 года победитель при Эрестфере еще и сам побаивался своей печальной виктории: как бы не аукнулась его победа в главной шведской армии, стоявшей в Курляндии, от которой до Пскова было всего несколько переходов. И в марте 1702 года Шереметев запрашивает царя: «Как весну нынешнюю весть, наступательно иль оборонительно?» И Петр понимает сомнения своего полководца, ведая, что одно дело — сражаться с отдельным неприятельским корпусом и совсем другое дело — со всей шведской армией. Потому царь отвечал осторожно: «С весны поступать оборонительно».

— И только когда стало Петру известно, что Карл XII уходит к Варшаве, посчитав победу Шереметева под Эрестфером большой случайностью, Петр пишет своему фельдмаршалу, что настал «истинный час».

Победы Шереметева в Эстляндии и Лифляндии и разгром корпуса Шлиппенбаха позволяли теперь Петру I сосредоточить все свое внимание на завоевании «земель отич и дедич», земель по Неве. Петр I вернулся осенью 1702 года к тому стратегическому явлению, которое он наметил еще до начала войны. На Неве Петру I предстояло взять две шведские крепости: Нотебург (бывший новгородский Орешек) и Ниеншанц.

Занятие линии Невы вбивало клин между шведскими владениями в Финляндии, с одной стороны, и Эстляндии и Лифляндии — с другой, сразу выводило Россию к морю и обеспечивало ей хорошую глубоководную гавань в устье Невы. Преимущество сей гавани было не только в том, что она могла принимать корабли с самой тяжелой осадкой (в отличие, скажем, от устья Наровы), но и в том, что через Неву и Ладогу была обеспечена прямая связь с внутренними водными дорогами России (а водные пути в те времена были главными). Наконец, занятие Ингрии или Ижорской земли и было прямым возвращением «земли отич и дедич» Господина Великого Новгорода. Международно-юридические права России на эти земли были настолько несомненны, что не оспаривались даже в антирусских памфлетах, появлявшихся в течение всей Северной войны: на Западе.

Словом, то было самое верное стратегическое направление для мощного русского удара в Прибалтике, и Петру I приходилось в 1702 году лишь сожалеть, что в несчастном нарвском походе он ради интересов союзника сменил это направление и двинулся под Нарву, а не под Нотебург.

Однако овладение Нотебургом — сильной старинной крепостью, заложенной еще новгородцами, а ныне заново укрепленной шведами, — представляло немалые трудности.

Во-первых, крепость стояла на острове посреди Невы, вблизи Ладожского озера. На озере же господствовала шведская флотилия адмирала Нумерса.

Во-вторых, на помощь осажденной крепости всегда мог подойти корпус шведского генерала Кронгиорта, стоявший на реке Ижоре, а от Ниеншанца, крепости в устье Невы, всегда могли явиться шведские суда эскадры адмирала де Пру, крейсировавшие в Финском заливе.

Следовательно, надо было провести целый ряд предварительных операций, прежде чем приступить к осаде Нотебурга. И Петр I действует здесь очень последовательно: во-первых, корпус Апраксина, состоявший из 5 пехотных и 2 драгунских полков, атакует летом 1702 года генерала Кронгиорта на реке Ижоре, наносит ему поражение и заставляет отступить в Финляндию; во-вторых, отряды полковников Островского и Тыртова, посаженные на струги, смело атакуют эскадру Нумерса на Ладожском озере. Особенно успешно действовал Тыртов, который атаковал Нумерса под Кексгольмом во время штиля. Шведские суда не могли поднять паруса и уйти от русских: два шведских судна были сожжены, одно потоплено и два взяты на абордаж. Остатки флотилии Нумерса очистили Ладогу.

В итоге этих операций были обеспечены подходы к Нотебургу и с юга, из Ингрии, и со стороны Ладоги.

Но Петр мыслил всю операцию шире, чем штурм одной, хотя и важной, шведской крепости. Он выходил на новое операционное направление, которое должно было вывести его к морю! Одна главная военно-морская база России на севере лежала пока не на Балтике, а на Белом море, в Архангельске. И Петр решает использовать в операциях на Неве и эту далекую базу. Взяв две яхты, построенные на архангельских верфях, он проводит их, где через реку и Выг-озеро, а дале волоком, по прорубленной в тайге просеке к Онежскому озеру. Только беспримерный трудовой подвиг солдат гвардейских полков и крестьян-поморов обеспечил сей неслыханный переход в 250 верст. Петр сам шел в этом тяжком походе, деля трудности наравне со всеми. Солдаты едва поспевали за царем.

Разве можно было представить современных Петру I монархов, например Людовика XIV, танцующего менуэты на зеркальном паркете Версальского дворца, впрягшимся в общую лямку и волоком тянущим тяжелые суда в лесах и болотах Карелии? Да и отец Петра I, царь Алексей Михайлович Тишайший, в эти болота сам бы николи не полез, а отправил бы туда каторжных! Но Петр тянул свой канат через леса и топи и заставил тянуть его свою гвардию, цвет русского дворянства. И Голицыны, и Долгорукие покорно слушались царя и тянули общую лямку.

Зато 3 сентября 1702 года первая русская флотилия, «чудом», а точнее, «великими трудами» проведенная по воде и суше из Белого моря, вошла в Ладогу и сделала невозможным появление в озере новой шведской эскадры.

Так Нотебург еще до того, как 25 сентября 1702 года был осажден русской армией, блокировали и с воды и с суши.

Придавая особое значение этой операции, которой он фактически лично руководил, Петр I сконцентрировал вокруг Нотебурга максимум сил. Помимо корпуса Апраксина к крепости подтягиваются из Прибалтики и войска Шереметева, по Волхову и Ладоге доставляется тяжелая артиллерия. Пока возводятся батареи напротив крепости, 50 стругов волоком перетаскивают из Ладоги и спускают в Неву ниже Нотебурга, чтобы замкнуть блокаду и пересечь всякое сообщение шведам по Неве.

В старую новгородскую крепость Ладогу, ставшую сборным пунктом для всех войск, Петр I призвал и своего первого фельдмаршала. Шереметев был нужен царю «для генерального совета» как самый опытный из всех петровских генералов, уже показавший, что можно бить и шведа! «Без вас не так у нас будет, как надобно! — честно признавался Петр в письме к Борису Петровичу от 3 сентября 1702 года. А через неделю следует еще более настойчивое царское приглашение: «Изволь, ваша милость, немедленно быть сам неотложно к нам в Ладогу: зело нужно и без того инако быть не может». Петр I редко кого просил, боле приказывал, — и это показывает, сколь высоко ценил царь своего первого фельдмаршала. Ведь за плечами Шереметева были уже виктории при Эрестфере и летняя при Гумельсгофе, а сам царь еще ни одной победы над шведами не одержал. И хотя Петр лично руководил всей операций, роль фельдмаршала не следует приуменьшать. Шереметев И на Неве был первым среди генералов, и с ним Петр постоянно держал совет, понимая, что его собственный молодой задор с пользой для дела умеряет опыт и основательность Шереметева. К тому же фельдмаршал одним своим появлением предотвращал свары среди генералов, которые все признавали его старейшинство.

Только как бомбардир-капитан царь намного превосходил своего боярина и потому самолично поставил осадные батареи вокруг Нотебурга.

После похода войск Шереметева, имевших наибольший боевой опыт, русские переправились через Неву и захватили шведские шанцы, лежащие на северной стороне реки и прикрывавшие крепость с севера. Нотебург был полностью осажден.

Комендант крепости, младший брат генерала Густава Вильгельма Шлиппенбаха на предложение капитулировать с почетом ответил категорическим отказом.

— Узнаю, государь, горячность Шлиппенбахову, — заметил Борис Петрович царю.

— А вот мы охладим горячего полковника моими пушками! — усмехнулся Петр, и 1 октября загремела тяжелая осадная артиллерия. Непрерывный обстрел продолжался целых десять дней. По приказу господина главного бомбардира стреляли даже ночью, при свете горящих смоляных факелов.