Так и получилось. Выманили короля и овладели Ромнами. Мазепа еле успел унести оттуда ноги. Знали бы, непременно добыли бы изменника к радости царя, желавшего с ним поквитаться. А королю так и пришлось остаться в Гадяче.

Всего в двенадцати вёрстах от него лежало хорошо укреплённое местечко Веприк. И король вознамерился выбить оттуда гарнизон. Зима в тот год выдалась необычайно суровая. И все попытки шведов овладеть крепостью ни к чему не приводили. Защитники поливали стены водой, и она образовывала скользкий ледяной щит. Штурмующие оскользались, и наиболее благоразумные из генералов советовали королю отступиться. Но Карл закусил удила. И в итоге добился своего, однако потеряв при этом три тысячи своих солдат и офицеров.

Приспело время и для генеральной баталии, о чём гласил указ царя: «Понеже всегда советовано удалятися от генеральной баталии, что и чинено чрез всё лето, чувствительно великий урон неприятелю учинён. Ныне же по всем видам едва или и весьма невозможно без генеральной баталии обойтитися».

На полях сражений установилось временное затишье, вызванное свирепыми морозами. И Пётр, пользуясь этим, отвлёкся для сугубо мирных занятий, тем более что в Сумах, где он обосновался, не было общества.

Тот гражданский шрифт, которым мы пользуемся и поныне, был совершенствован усилиями царя. По его настоянию было упрощено начертание букв, упразднены те славянские литеры, в которых практически не было нужды, титлы над буквам. Велено было вместо буквенного обозначения чисел завести нынешние арабские цифры. Пётр содействовал премного просвещению, приказав перевести на русский язык пользительные книги, которые посылались ему в Сумы.

Наконец там же была задумана и осуществлена административная реформа. Указ предписывал «для всенародной пользы учинить 8 губерний и по ним расписать города».

Но как только установилась благоприятная погода, военные действия возобновились. Карлу предлагалась возможность отступить за Днепр для соединения с двигавшимися ему на помощь армиями Лещинского и генерала Крассау. Но он по обыкновению отвечал высокомерно: «Нет, отступление за Днепр походило бы на бегство: неприятель станет упорней и наглей. Мы прежде выгоним из казацкой земли русских, укрепим за собой Полтаву, а когда наступит лето, то с ним и ясность, куда нам наступать».

С той поры начались метания Карла. Сначала он двинулся на восток, потому круто повернул на запад. Всему этому нет разумного объяснения — только безрассудная воля короля.

Пётр между тем преспокойно отправился в Воронеж, к корабельному строению: насытить зрение картиною строящихся кораблей и утолить тоску по плотницкой работе. Он пробыл там два месяца. Оттуда он отправился в Азов на двух бригантинах, утоливши таким образом свою тоску по плаванию — Дон качал его суда.

Меж тем шведы, прослышав о плавании царя, стали распространять слух о том, что русский монарх собирается со своей морской армадой, которая построена на воронежских верфях, пойти войною на Крым и того более на саму Турцию. Ясное дело, шведам и их союзникам желалось, чтобы Турция объявила войну России. Пришлось опровергать эту сплетню российскому послу в Константинополе Петру Андреевичу Толстому.

Карл оборотил свой взор на Полтаву. Ему казалось, что город этот удобней всего свяжет двигавшееся к нему подкрепление с Днепром река Ворскла, его приток, на которой стоит Полтава. К тому же она — значительная крепость и один из административных центров гетманщины, и овладение ею якобы может преклонить шведам всю Украину. К тому же короля наущал Мазепа, считавший взятие Полтавы весьма важным для шведского престижа.

Да и Пётр трезво оценивал значение Полтавы. Он писал: «Сие место зело нужно, в осаде Полтавской гораздо смотреть надлежит, дабы оная, с помощию Божиею, конечно освобождена или по крайней мере безопасна была от неприятеля».

Полтава была обычной земляной крепостью, гарнизон её был немногочислен, но, получивши указ обороняться до последнего, проявил и стойкость, и мужество.

Два месяца шведы стояли под Полтавой и всё это время безуспешно атаковали крепость. Комендант гарнизона Алексей Степанович Келин отвергал все попытки сдать крепость на почётную капитуляцию. Парламентёру, явившемуся с очередным предложением, он отвечал: «Мы уповаем на Бога, а что объявляешь, о том мы чрез присланные письма, коих семь имеем, известны, такоже знаем, что приступов было восемь и на присланных на приступах более три тысячи при валах Полтавских положили. Итак, тщетная ваша похвальба побить всех не в вашей воле состоит, но в воле Божией, потому что всяк оборонять и защищать себя умеет».

В начале июня Пётр прибыл наконец в расположение российских войск. И, извещённый о положении полтавского гарнизона, поспешил отправить Келину ободряющее письмо с обещанием подать помощь. Обозрев положение, царь пришёл к мысли, что наступило время генеральной баталии: «...сошлися близко с соседями, с помощию Божией, будет, конечно, в сём месяце главное дело с оными иметь».

Первый министр короля граф Пипер жаловался в письме жене: «Поход так тяжек и наше положение так печально, что нельзя описать такого великого бедствия и никак нельзя поверить ему». Однако Карл в своём молодечестве был упрям и непреклонен. Когда генерал Гилленкрок доложил ему об ответе Келина на ультиматум, Карл хвастливо заявил: «У нас довольно материала, чтоб взять такую ничтожную крепость, как Полтава. Русские сдадутся при первом пушечном выстреле с нашей стороны».

Меж тем на воинском совете в русском лагере решали, как подать помощь Полтаве. Стали было подводить апроши, но швед их пресёк. Сообщались с гарнизоном хитроумно: в пустые бомбы вкладывали порох либо провиант и забрасывали их.

В конце концов стало ясно, что без генеральной баталии не обойтись, и армия начала маневрировать, идя на сближение с главными силами короля. До шведа оставалось не более четверти мили. Были сооружены ретраншемент[53] и редуты. И воцарилось затишье.

Сошлись русский царь и шведский король. Сошлись столь близко, что Карл не утерпел: пальнул в казачий бивуак[54]. Ответ последовал тотчас же: король был ранен в ногу.

27 июня 1709 года закипела великая битва, которой суждено было стать решающей. Её открыли шведы. Они опрокинули первые ряды русской конницы и захватили два редута. Генерал Ренне был ранен, его сменил генерал Боур. Он принудил часть пехоты и кавалерии шведов отойти в лес, тем самым отрезав их от главных сил. Там, в лесу, их атаковали Меншиков и генерал Ренцель. Шведы были побиты, генералы Шлиппенбах и Розен взяты в плен.

Но это была всего лишь прелюдия. Поутру вступили в бой главные силы. Пётр был в самой гуще, шляпу и седло пронизали пули.

   — Наша берёт! — возгласил он, когда увидел, что шведы кинулись спасать коляску короля. Раненого Карла возили перед полками. Но он недолго распоряжался боем. Шведы были опрокинуты и побежали.

   — Спасайте короля! — выкрикнул фельдмаршал Реншельд. В тот же миг русский драгун стащил его с седла, и с тем он был взят в плен.

На всех флангах шведы были потеснены. Утро победы занялось над российским воинством. Царь не берег себя, как не берег себя и король. Но он проиграл, и проиграл жестоко. Накануне битвы Карл уверял своих генералов, испытывавших недостаток во всём: «Мы возьмём всё у русских...»

Карл с остатком своего воинства бежал под защиту стен турецкой крепости Бендеры. Там, в предместье Варница, он и обосновался вместе с Мазепой. Там Мазепа вскоре нашёл свой конец.

«Хотя и зело жестоко в огне оба войска бились, однако ж те всё далее двух часов не продолжалось, ибо непобедимые господа шведы скоро хребет показали, и от наших войск с такою храбростию вся неприятельская армия (с малым уроном наших войск, еже наивящще удивительно есть), кавалерия и инфантерия[55] весьма опровергнута, так что шведское войско не единожды потом не остановилось, но без остановки от наших шпагами и байонетами[56] колота... Неприятельских трупов мёртвых перечтено на боевом месте и у редут 9234... И тако милостию Всевышнего совершенная виктория... одержана...» — писал победитель.