Почему бы не спросить. Роберт взглянул на часы. Начало десятого — не так уж поздно. Он вышел из машины и подошел к подъезду. Это был старый четырехэтажный многоквартирный дом, типа нью-йоркских кирпичных зданий, знававший и лучшие времена, и лучших жильцов. Роберт прошел низенькую железную калитку и поднялся по ступеням.

Список жильцов у каждой кнопки звонка справа от двери ничем помочь не мог. Около многих звонков имен вовсе не было; другие явно остались от прошлых лет и не соответствовали действительности. Сегал, Джексон, Метакис, Ирвин — какое из них принадлежит ей? Он изучал выгоревшие, небрежно написанные каракули, и в нем росло чувство отчаяния.

Да и судя по потертым кнопкам, выглядевшим так, будто ими никогда не пользуются, нет никакой гарантии, что звонок прозвенит именно в той квартире, если еще, паче чаяния, ему удастся определить, какая ему нужна. А кроме того, неужели он в самом деле хочет нанести визит в столь неурочный час? Просто проездом? Похоже, что с каждым разом это звучит все менее убедительно. Он решил зайти днем и вернуться в кафе в дневные часы.

Он сбежал по ступенькам и повернул к машине, но в темноте налетел на мусорный ящик, стоявший у заборчика прямо у него за спиной. Тот упал с диким грохотом, нарушив тишину ночной улочки. Наверху чья-то рука отодвинула муслиновую занавеску в окне второго этажа, и, словно попрыгунчик из шкатулки, показалась ее головка.

— Кто там?

Он стоял ошеломленный, не в силах произнести ни слова.

— Кто там!

Это был уже не вопрос, а угроза.

— Если сейчас же не покажетесь — я позвоню в полицию!

— Эй, не кипятитесь! — услышал он свой собственный смех. — Это излишне! — Роберт вышел на свет, струящийся из окна, так, чтобы она его увидела.

— Вы! Да что вы здесь делаете?

— Я не хотел пугать вас. Просто… — Что просто? Что сказать?

Она рассмеялась.

— Тогда уж заходите. Не можете же вы возвращаться домой из такой далищи, не глотнув кофейку. Толкните входную дверь и поднимайтесь на второй этаж — большая комната прямо.

Это была маленькая, убогая и не слишком чистая однокомнатная квартирка. Но девушка двигалась по ней свободно, явно чувствуя себя здесь как дома.

— Присаживайтесь, — пригласила она, указывая на одно из легких кресел. — Кофе? — Взяв чайник, она подошла к раковине, наполнила его и поставила на электроплиту.

В полном изумлении он огляделся вокруг. На стенах висели виды Австралии: Перт, Алис-Спрингс, Большой Барьерный риф. Три пары туфель, яркой расцветки платья, повешенные вплотную, красовались в гардеробной нише. На каминной доске были расставлены девичьи сокровища — маленький ларец с откинутой крышкой открывал взору нитку бус, сережки и пару недорогих браслетов, китайскую кошечку и открытку с сельским видом, судя по всему, английским.

— Это ваш родной город? — спросил Роберт, когда она принесла ему кофе.

Она взглянула на него пренебрежительно.

— Если его можно назвать городом. Глухомань. Сидней лучше. — Она повернулась к нему, и взгляд ее стал суровее. — Что об этом говорить. Лучше скажите, что вы здесь делаете? Это гораздо интереснее.

Он изобразил ухмылку.

— В том-то и вопрос! — Он испытывал такое чувство, будто находится где-то за миллион миллионов миль отсюда, но при этом реальность его присутствия была невероятной. — Я просто хотел узнать, где вы живете. — „И как“, чуть было не добавил он, но не был готов к вопросу, который мог за этим последовать.

— Значит, вы следили за мной от кафе. — Это уже был не вопрос. — Зачем?

— Ну, первым делом, я не считал, что наш разговор в кафе закончился, когда вы обрушились на меня в тот раз!

— Ах, да. — Она вовсе не собиралась извиняться или объясняться. — Я ушла, кажется. Просто пошла домой.

— Вот я и хотел повидать вас снова. Поговорить с вами…

— Зачем?

Вот, наконец. Он набрал полную грудь воздуха.

— Вы напоминаете мне… одну девушку, которую, кажется, я знал.

Она рассмеялась резким смехом.

— Так вы не знаете?

— Нет.

— Кто же она?

— Девушка, которая жила в городке, где я был раньше. Но я ее не знал.

— Мне послышалось, вы сказали, что знали. Как ее звали?

— Алисон. Алисон Калдер. Ее все звали Алли. Вы так на нее похожи. Это невероятно. Словно сестра. Но, вроде бы, у нее не было родственников. Честно говоря, все, что я о ней знаю, это имя. — Где-то в глубине его сознания зазвучала струна. — Кстати, вы не сказали свое.

По лицу ее прошла какая-то тень, но тут же исчезла.

— Эмма.

Эмма. Снова что-то откликнулось эхом в темных лабиринтах времени.

— Эмма. Так звали мою мать.

Теперь на лице ее появилась заинтересованность.

— Та девушка — которую я вам напоминаю — что с ней случилось?

— Она умерла.

— Умерла?

Вновь он заметил какое-то волнение, промелькнувшее на ее лице, но тут же исчезнувшее… Что это было? Злость? Сожаление? Но она не дала ему подумать.

— Значит, вы крутитесь вокруг меня, потому что я напоминаю вам девушку, которая когда-то жила в вашем городке и которую вы даже вряд ли знали?

Как тут можно объяснить?

— Потому что вы так похожи на нее…

— Глупее ничего не выдумаешь!

— Но это так.

— Что же я-то могу поделать, если так похожа на нее. Это не моя вина!

Она вновь рассердилась. Он готов был отдать все на свете, чтобы она успокоилась и снова повеселела.

— Я понимаю, понимаю. И не надеюсь, что вы что-то сделаете, тем более что и сам толком ничего не знаю. Но я делаю все, что в моих силах. А когда до этого докопаюсь, голову даю на отсечение, вам скажу в первую очередь!

— Итак, вы поехали за ней на машине от кафе? — переспросил Меррей мрачным голосом.

— Да.

— И она накрыла вас, когда вы шпионили около ее дома…

— Ну уж, так и шпионил — ради Бога, Меррей!

Про себя Меррей подумал, что двенадцать добропорядочных и честных присяжных посчитали бы слово „шпионить“ самым подходящим для обозначения подобной деятельности, но спорить по этому поводу не стал.

— Нет, нет, конечно. Потом она пригласила вас… пригласила подняться к ней… Не сложилось ли у вас впечатление, что она… что ей свойственно приглашать мужчин к себе?

Он выложил это как можно деликатнее. Но Роберт вспыхнул от негодования и весь подался вперед, словно готов был голыми руками задушить…

— Разумеется, нет! Она не проститутка, если вы об этом подумали! Бога ради, Меррей, она совсем ребенок! Ей от силы восемнадцать или двадцать!

„Прогуляйся до доков, Роберт, — подумал Меррей. — Там ты можешь подцепить девок от девяти до девяноста. Что ж нам с тобой делать?“ Какое-то непонятное чувство не то раздражения, не то беспокойства, не свойственное ему по отношению к другим пациентам, пробуждалось в нем, когда дело касалось Роберта.

— О, я прекрасно понимаю, что несу ахинею, Мер-рей! Разумеется, она могла бы быть такой девицей. Но я твердо знаю, что это не так. Знаю и еще кое-что, и это грызет меня гораздо больше. Я зашел слишком далеко, Меррей, и я знаю это. Послушайте, хоть я и наломал дров, но не настолько потерял голову, чтобы не понимать, как это все выглядело бы — а в моем случае и подавно — если б меня застукали в подобной ситуации! Прицепился к юной девушке — оказался у нее в комнате… Хотя я понимаю, что особого преступления тут нет, но я должен думать о Клер и Джоан. Я не вольная птица. Если будет опорочено мое имя — позор падет и на них.

Меррей кивнул.

— И на вас, Роберт, на вас, не забывайте этого! С собором придется распрощаться за милую душу! — Он помолчал. — Задумывались ли вы когда-нибудь о том, что бы делали, если бы больше не были священником, например?

В наступившей тишине оба почувствовали дыхание грядущих событий, абсолютно неподвластных им.

— Нет! — В крике Роберта слышалась отчаянная решительность. — Но я должен снова повидать эту девушку!

— Должен?

— Да! Проникнуть в белое пятно моей памяти и понять, почему она напоминает мне девушку, которую я в жизни не знал! Вы можете помочь мне? Я умоляю вас, Меррей.