Роберт задумался и, не торопясь, заговорил.

— Знаете, в моей жизни появились такие вещи… которые я не понимаю. А я бы не хотел…

Меррей улыбнулся.

— С большинством людей такое случается, Роберт. Это называется возрастным кризисом, он часто бывает в ваши годы. Это не значит, что у вас что-то с головой не в порядке. Просто происходит переоценка ценностей, вы недовольны своей жизнью, бытом, карьерой. В епархии, — он чуть помешкал, — у нас все в порядке?

Роберт беспокойно заерзал на стуле.

— Раз уж вы затронули этот вопрос, Меррей… В Церкви я не на последнем месте, тут все нормально, но никогда еще я не чувствовал себя дальше от того, что хотел бы делать! Не для того же я стал священником, чтоб трясти богачей! Пусть даже только в благих целях!

— А Клер! — Меррей понизил голос. — Дома как?

— О!..

Боже мой, подумал Роберт, здесь, пожалуй, хуже некуда. Мы расходимся, мы все дальше, это невозможно отрицать. И я не знаю, почему… или откуда начать, чтоб поправить положение…

Он перехватил добрый вопрошающий взгляд Меррея и криво усмехнулся.

— С чего начнем?

— С начала! — Меррею уже многое стало ясно. — Вот что я скажу вам, Роберт, если вы действительно хотите попробовать, думаю, это возможно. С того времени, как мы начали заниматься восстановлением вашей памяти, появилось много нового — препараты, терапия и масса всего прочего. К тому же я изучил кое-какие новые методы — гипноз, например. Да и вы стали крепче, гораздо крепче. Раньше нам приходилось продвигаться мелкими шажками, надо было соблюдать осторожность — вы еще были подвержены посттравматическим явлениям. — Он помолчал и пристально взглянул в глаза Роберта. — Но прежде скажите мне одну вещь.

— Какую?

— Что заставляет вас думать, что вы можете расковать что-то такое, чего сейчас не знаете?

— В этом-то все и дело! — Меррей видел, что отчаяние Роберта, его недовольство собой дошли до опасной черты. Необязательно было квалифицированным психиатром, чтобы понимать: этот человек, если у него произойдет короткое замыкание, может взорваться, и последствия будут ужасные.

— Откуда я знаю? А как я могу?

Роберт почти кричал; его буквально душила ярость от бессильных попыток понять, что творится в собственной душе.

— У меня остались какие-то ошметки вместо памяти и бесконечные дыры в голове! Даже то, что происходит со мной, я толком не понимаю!

— Успокойтесь, Роберт, — говорил медоточивым голосом Меррей. — Есть только одно решение. Я, конечно, помогу. Но и вы должны помочь мне! Я должен знать, с чего начинать.

— Давайте попытаемся вернуть мне память. Я знаю, что если б только удалось вспомнить…

— Нет, Роберт. — В голосе Меррея звучало глубокое сочувствие. — Нет, это неверный путь. Начнем с того, что случилось с вами за последние несколько дней, отчего вы почувствовали вновь необходимость вспомнить прошлое. Ведь если на то пошло, последние двадцать лет вы были вполне счастливы с той памятью, которую вам удалось восстановить. И еще я должен вас предупредить об одной вещи. Со времен Фрейда нам известно, что если какое-то событие забыто — то есть сильно подавлено, — это значит, прежде всего, что есть веские основания для психики поступать таким образом. Уверены ли вы — уверены на все сто процентов — что готовы ко всему, что бы мы ни откопали?

— Миссис Маддокс? — Профессиональная тренировка позволила Джоан скрыть раздражение. Она ведь знала, что так будет, знала с того самого момента, когда поняла, что Роберт ушел, не сказав куда. Обычно она знала каждый его шаг, поэтому всегда могла сказать звонившим, где он и когда будет дома. Но сегодня… А телефон, как назло, ни минуты не молчит! — О, извините, но в данный момент его нет, что я могу передать? О, неотложно? „Алламби“? Надеюсь, он позвонит до обеда… или после… и я тут же скажу ему, как только он объявится…

Он должен знать. Погруженный в свои мысли, Роберт дошел до машины, отпер дверцу, сел на место водителя и застыл в раздумье. Теперь было ясно: во что бы то ни стало он должен через это пройти. Даже первый сеанс с Мерреем уже продвинул его. В конце концов не может же он всю жизнь болтаться как дерьмо в проруби. Пора все выяснить — и как можно скорее. А это значит задавать вопросы — так сказал Меррей, задавать вопросы, от которых он до сих пор уклонялся. Спрашивать кого угодно. И лучше начать сегодня. Не откладывая в долгий ящик. Расправив плечи, он наметил путь на запад, включил зажигание и поехал.

— Мы вас не ждали сегодня, сэр… нам нужно разрешение, вы же знаете, особенно для заключенных категории А… правила…

Роберт видел, что офицер охраны не хочет взять на себя ответственность и тянет резину, ссылаясь на инструкцию. Но в то же время он знал, что, если тот захочет, то может быть и любезным.

— Конечно, конечно, я понимаю, — и он попытался говорить со всей убедительностью, на которую был способен, — но учитывая особые обстоятельства… проезжал мимо… был бы очень обязан, если возможно…

— Роберт! Рад видеть тебя! Что за сюрприз!

Несмотря на поглощенность собственными заботами, Поль заметил, что Роберт похудел и выглядит очень взвинченным. Но он был без ума от счастья — получить такой подарок в его скудном расписании, по которому полагалось всего одно посещение в месяц! Вдруг лицо Поля омрачилось.

— Мама? Она не…?

— О, нет, нет!

— Значит, Клер? — Он был сильно обеспокоен.

— Да нет, с ней все в порядке, у нас все нормально. Я просто… — Он не мог сказать Полю, „проездом“, как охраннику, потому что Полю был прекрасно известен его образ жизни, его привычки и обычная занятость, да и без того ясно, что немногие оказываются „просто проездом“ в районе самой охраняемой из всех тюрем, расположенной, кроме того, в глухом месте, за многие мили от ближайшего населенного пункта. — Я… я был неподалеку, — неуклюже закончил он, — и… захотел увидеть тебя… один… поговорить как мужчина с мужчиной.

— Понимаю! — Еще красивое лицо Поля опять приняло озабоченный вид. — Ты беспокоишься по поводу этого чертова досрочного освобождения — из-за мамы и Клер — как они воспримут отказ. И я тоже, старина, и я тоже! Меня уже столько раз обманывали! Скажу прямо, не знаю, есть ли у меня шансы.

Собственные огорчения отступили на задний план, полный сочувствия Роберт предоставил Полю выговориться.

— Ты думаешь, на этот раз тебя освободят?

— Освободят? Мне только что сказали, что дело передано на рассмотрение начальства! Наверху его сначала приостановили, ублюдки! — Он в ярости ударил жилистым кулаком по ладони. — Но сейчас оно уже где-то здесь!

Потрясенный явными проявлениями ярости и отчаяния, которое Поль обычно скрывал от него и Клер в дни свиданий, Роберт осторожно спросил:

— Какие шансы?

— Ты хочешь сказать, какие против? — С сардоническим смехом Поль потряс кулаками, выказывая всю накопившуюся ярость, и начал перечислять причины, по которым досрочного освобождения ему нечего ждать. — Попытка к бегству — раз. Вторая — через год-два.

— Но это было десять лет назад.

— И с тех пор я такой паинька — только не для них! — И он безжалостно продолжил список прегрешений. — Отказ посещать воскресные богослужения — прости, Роб, я тебе об этом не говорил. Мне не за что благодарить Его, ну, а лицемерить каждую неделю за какие-то вшивые поблажки мне как-то не с руки.

— Но не могут же это тебе ставить в вину?

— Не могут? А если это толковать, как дурное поведение, а? И последнее, но не лучшее, так сказать, сливки коллекции — „призыв к насилию“.

— Но ты же хотел прекратить эту драку! — в гневе воскликнул Роберт.

Поль только пожал плечами, глаза его горели как антрацит.

— Я там был. Парня убили. А стачку, из-за которой сыр-бор разгорелся, возглавлял я.

— Но столько лет прошло, столько лет!

— Прошлое никогда не умирает, Роберт. Оно возвращается.