Занятый приготовлениями к погребению государя, князь Иван не бывал почти нигде. Первые несколько дней после кончины Петра он даже не был у своей невесты Натальи Шереметевой, словно совсем забыл о ней, словно не было у него с нею обручения, словно не ожидала его впереди свадебная церемония. Он вспомнил об этом как-то неожиданно, услышав разговор отца и сестры Катерины, которая говорила о нём.

   — Теперь невеста-то наша на попятный, должно, пойдёт, — уловил князь Иван, как всегда, резкий голос отца.

   — Это отчего же? — спросила княжна Катерина.

   — Отчего, отчего, — повторил князь Алексей слова дочери, — а то ты не знаешь?

   — Чего не знаю? — удивилась княжна.

   — Да того, что все вы, девки, одним миром мазаны.

   — Это как же вас, батюшка, понимать?

   — Так и понимай! Пока жених в фаворе, то будете рассыпаться перед ним, а как случится что, так...

Он не успел докончить фразу, как его громко и зло перебила дочь:

   — Это кто же рассыпался перед женихом? Это вы, батюшка, обо мне речь ведёте?

   — А хоть бы и о тебе.

   — Обо мне? — задохнувшись от несправедливого обвинения, выпалила Катерина. — Да это вы, вы сами меня...

   — Что сам? — грозно спросил отец. — Это я сам тебя в его постель уложил?

   — Вы, вы, вы! — истерически закричала Катерина, выбегая из комнаты, где возле двери и столкнулась с братом-князем Иваном.

   — Будет, будет, Катя, — сказал Иван, подходя к сестре и обнимая её.

   — Слышал, слышал? Ты слышал, как батюшка меня сейчас поносил?

   — Брось, забудь, тебе сейчас никак нельзя сердиться. — Князь Иван выразительно посмотрел на её выпирающий из платья живот.

Княжна Катерина плакала, уткнувшись в грудь брата.

   — Будет, будет, Катя, — вновь повторил он, — теперь у нас вся надежда только на тебя.

   — На меня? — удивлённо спросила она, перестав плакать. — Это почему же?

   — Потому, что царское дитя должна родить. Поняла?

Княжна Катерина с выражением крайнего удивления на заплаканном лице взглянула на брата.

   — Хорошо бы Бог помог тебе сына родить.

   — Сына, — задумчиво повторила княжна.

   — Да-да, сына! Представляешь, ведь это царское дитя. Вот уж он-то точно будет иметь все права занять место своего отца.

   — Ежели это так, как ты, братец, говоришь, то мне не дадут родить живое дитя.

Сказав это, княжна Катерина посмотрела в глаза князя Ивана так пронзительно уверенно, что ему сделалось страшно. Лишь сейчас увидел он, как побледнела, подурнела его красавица сестра, и жалость к ней, к её разбитой судьбе вдруг охватила его.

   — А ты, братец, к невесте-то своей поезжай, проведай, поди, тоже извелась вся, — неожиданно произнесла она, отстраняясь от него и вытирая ладонью мокрое от слёз лицо.

В тот же день князь Иван поехал к невесте на Никитскую. Он застал её стоящей в большой зале у окна, выходившего на широкую Никитскую улицу, по которой несмотря ни на что спешили люди, торговали, кричали, ругались.

Она обернулась сразу, лишь князь Иван вошёл в залу, кинулась к нему и, не обращая внимания на толкавшихся рядом родственников, мгновенно умолкших при его появлении, обняла его.

   — Ванюша, родной, я уж и ждать тебя перестала, говорят мне всё, что раздумаешь ты теперь жениться, что не до того тебе сейчас.

   — Ну что ты, что ты, Натальюшка, — сказал он ласково, освобождаясь от её объятий, — как можно? Ведь мы с тобой только что не венчаны, а так...

   — Вот-вот, и я им то же говорю. — Она обернулась к притихшим родственникам: — Как можно, чтоб отказать жениху!

   — Отказать? — побледнев, переспросил Иван.

   — Да, да, да, — как в горячке твердила Наталья. — Это они меня всё уговаривают, чтоб я тебе отказала: дескать, молода ещё больно.

   — Молода, молода, — бессознательно повторил за нею князь Иван.

   — Ну и что с того, что молода, — горячо и громко продолжала Наталья. — У меня нет такого в заводе — сегодня любить одного, а завтра — другого.

   — Послушайте, графиня, — неожиданно серьёзно произнёс Иван. — Может, они все, — он протянул руку к молчащей родне, — все правы? И вам не стоит по молодости ваших лет замуж идти?

   — Ванюша, ты ли это? Что за слова ты говоришь? Как я могу от себя отказаться? Нет, нет и нет, — вновь горячо заговорила она. — Свадьбе нашей быть непременно, только ты сейчас скажи им всем, что сам берёшь меня за себя замуж.

Наступил скорбный день погребения молодого государя Петра Алексеевича. С раннего утра все улицы, прилегающие ко дворцу, где находилось тело усопшего, были заполнены народом. В скорбной тишине слышался лишь женский плач. Наконец толпа, запрудившая улицу, расступилась, давая дорогу похоронной процессии.

Впереди гроба шло духовенство, множество архиереев, архимандритов и других духовных чинов. За духовенством придворные несли на специальных подушечках государственные гербы, разные ордена, корону. Перед гробом шёл фаворит усопшего государя князь Иван Алексеевич Долгорукий. Он нёс на подушке кавалерию, а два помощника вели мертвенно бледного князя под руки. Он был в длинной траурной одежде, чёрный флёр на шляпе доставал до земли.

Проходя по Никитской улице мимо дома, где жила его невеста, князь Иван взглянул на окно, возле которого она стояла. Взглянул полными слез глазами, словно говоря: «В последний раз провожаю своего государя и друга».

За этой процессией показался гроб, за которым шли придворные, множество знатных дворян, и не было среди них незаплаканного лица. Все скорбели.

Через несколько дней после похорон Петра Алексеевича в Москву под звон колоколов торжественно въезжала новая государыня, суровый лик которой напугал многих. Но были и такие, кто радовался коронной перемене, ожидая для себя милостей от новой царицы.

Брак князя Ивана и молоденькой графини Натальи Шереметевой день ото дня откладывался. Причиной тому была не только смерть и погребение императора, но и сильное нежелание родных Натальи Борисовны войти теперь в родство с отстранённым от дел семейством Долгоруких. О том, что впереди их ждёт немилость, неминуемая опала, никто в Москве не сомневался. Многочисленная родня Натальи Борисовны, ежедневно бывая в доме на Никитской, не уставала отговаривать молодую графиню от этого брака, предрекая ей через него многие беды. Но невеста князя Ивана стойко стояла на своём и с уверенностью юности отвергала все доводы родных, склонявших её к отказу и от жениха, и от брака с ним. Так велика была любовь молоденькой графини к своему жениху, что она предпочитала претерпеть с ним все невзгоды, которые пророчили её родные, чем выйти замуж за нелюбимого, которого в то время усердно ей сватали.

Князь Иван, с одной стороны, и рад был такой верности своей невесты, с другой, опасаясь за свою судьбу, не хотел увлечь за собой ни в чём неповинное существо. Однако Наталья Борисовна была тверда в своём желании завершить обручение браком как можно скорее.

Венчание молодых было назначено на конец марта, но не в Москве, а в подмосковном имении Долгоруких Горенки, где князь Алексей Григорьевич поселился со всем семейством с того дня, как усопшего государя Петра Алексеевича сменила новая государыня.

Узнав об окончательном решении графини Шереметевой венчаться с князем Иваном Долгоруким, все её родственники отступились от неё. Даже родной брат не поехал на венчание, сославшись на немочь. Остальные ближние родственники тоже отвернулись, а дальние, совсем недавно льстившие ей и искавшие её милости, вообще посчитали для себя невозможным быть на этой свадьбе.

В назначенный к свадьбе день никто из родных Натальи Борисовны не появился в доме Шереметевых. Заплаканная невеста, уже наряженная и готовая к отъезду, не отходила от окна в надежде увидеть хоть кого-нибудь из родни, чтобы не одной ехать к жениху. Она уже было собралась взять с собой дворовых девок, как возле парадного крыльца остановилась плохонькая карета и две дальние родственницы-старушки, плача принялись обнимать невесту.