— И для тех, кто будет работать на санитарно-культурной базе, и для отдыхающих в Доме отдыха — всем нужны фрукты, — сказал кто-то из колхозников.

— «Если хочешь сам расти, то расти дерево», говорят в народе, — поддержал другой.

— Правильно, есть такие слова, — подхватил Назаров. — Но слово остается лишь пустым звуком, если сидеть сложа руки. Вы посмотрите, в горах становится все меньше деревьев и кустарников, и если так будет продолжаться, то есть опасность, что Аксай обмелеет уже в самом начале лета. До сих пор районные руководители смотрели на Аксай как на животноводческий район. Требовали от колхоза только масла, мяса, шерсти, молока. И председатели, которые сменялись один за другим, выполняли лишь требования сверху, им не было никакого дела до того, есть ли сады в горах, посохли ли деревья.

Для примера Назаров взял доклад Шербека и отчет о трехлетнем плане. В отчете сказано очень подробно о животноводстве колхоза, о доходах на сегодняшний день и перспективе на будущее, но ни слова не сказано о садоводстве.

— Мы рады успехам животноводов. Во время бедствия они работали, не жалея себя. Мы отдаем дань их самоотверженности. Хорошо поработали. И получили хорошо. Однако почему же такой низкий доход у колхозников садоводческой бригады?

Шербек покраснел и опустил голову, не зная, что ответить.

— Верно! — крикнул кто-то.

Шербек посмотрел в ту сторону, откуда раздался голос. Его глаза встретились с глазами крепкого, коренастого парня.

— Можно мне сказать? — вскочил тот. — Работал я с весны до поздней осени. Рыхлил почву вокруг деревьев, поливал, раскрывал и закутывал виноградные лозы — короче, кетмень не выпускал из рук. А вчера посмотрел в ведомости — такая сумма, что на новый костюм не хватит. Когда спросил, почему так получилось, то счетовод говорит, что аванс я получил и проел. Я-то люблю садовничать. Но если я, ученик садовода, не могу даже одного себя обеспечить, то на кой мне черт садоводство?

Шербек обратил внимание на старую, выгоревшую гимнастерку парня, на заплатанный ватник. «И галифе и сапоги тоже, наверное, еще армейские», — от этой мысли ему стало не по себе.

— Правильно говорит Талибджан, — поддержал Назаров. — Почему же так? Почему нельзя поднять материальную заинтересованность в садоводческой бригаде? Занималось ли этим вообще правление колхоза? По-моему, как бывшее, так и новое правление по-серьезному не занималось.

Шербек стал пунцовым.

Саидгази, сидевший рядом, зашептал на ухо:

— Получается, что секретарь партийной организации натравливает колхозника на председателя...

Шербек не ответил. Наклонившись к столу, он что-то торопливо заносил в записную книжку.

— Этот человек хочет сказать: «Рассыпай по камням в горах прибыль от овец», — снова зашептал Саидгази. — Разве будет зеленеть дерево на камнях?!

В это время Шербек вывел крупно, нажимая на карандаш: «Предложения», а внизу: «1. Построить плотину на Кзылджаре; 2. Посадить восемь тысяч виноградных лоз; 3. На гору Виноградных лоз — пятьсот».

«Поставим на голосование, что скажет народ, то и будет», — подумал он.

— ...А в горах, — Назаров, волнуясь, продолжал развивать свои планы, — много орехов, горной алычи, миндаля, фисташек, боярышника, барбариса, диких яблонь, груш. Урожай с них собирает тот, кому не лень. Да возьмите барбарис, в городе спекулянты продают его ложками. Разве будет лишним, если колхоз на принадлежащих ему землях соберет урожай с этих деревьев, кустарников и прибавит к своим доходам? Давайте же не будем разбрасываться дарами щедрой природы. Давайте орешины, алычу и другие деревья, что растут в горах, не будем считать дикими и наладим уход за ними. Сделаем подсадки. Есть пословица, что золото в земле не замечается. А мы на практике докажем, что эта пословица уже устарела...

Когда Назаров закончил, послышался голос шофера Джалила:

— Говорят, в трехлетнем плане записано о том, чтобы сократить поголовье лошадей и ослов. Я присоединяюсь на сто процентов! Если одна лошадь ест столько же, сколько сорок овец, то осел не меньше. Это же источник убытка для колхоза. Нужно всех уничтожить. До каких пор мы будем передвигаться на лошади и осле, когда все работы выполняют машины, а люди, для экономии времени, садятся не в поезд, а в реактивный самолет. Вместо того чтобы на одном гектаре посеять клевер и скормить его одной лошади и одному ослу, лучше засадить сад, как говорит товарищ Назаров, и получить сто центнеров винограда. Что полезнее? Колхозу вообще не нужны табуны!

Туламат, сидевший впереди, оглянулся на него и отрезал:

— Братишка, надень правильно кепку, сразу мозги на место встанут!

— Дружище, а на чем мы будем добираться в горы — на твоей «старой телеге», которая давно уже списана? — пошутил Суванджан.

— Нет, верхом на шофере, — засмеялся Шавкат.

— Это что за разговоры! — Саидгази, нацепив на нос очки, строго посмотрел на собравшихся. — Здесь обсуждается будущее, жизнь колхоза, а вы все превращаете в шуточки-прибауточки!

Бой, который начинал разгораться, затих.

— В нынешнем году, Джалил, табун зимовал в Куксае, так что можешь не беспокоиться, что съест клевер Аксая. К тому же, если лошадь потеряла процентов на восемьдесят-девяносто свое давнишнее значение для скачек, козлодрания, у нее все же есть и другое назначение. — Саидгази приостановился на самом интригующем месте, как делают опытные ораторы. — Конечно, лучше было бы, если об этом значении лошади рассказал сам товарищ Кучкаров. Потому что этот человек в своих удачных научных опытах в области разведения местного тонкорунного сорта овец «Узбекистан» очень широко пользуется услугами табунов. Сыворотка-то приготовляется из крови жеребой кобылы, а эта сыворотка используется для улучшения наследственности овец. В нынешнем году ее вводили и коровам, поэтому не осталось ни одной яловой. И свиньям привили. Вчера свинари сообщили, что поросята растут на глазах, прибавляя ежедневно по два кило живого веса. Если не верите, спросите вон у самого Тухтасина. Из этого выходит, что в будущем станет широко практиковаться сыворотка, приготовленная из крови кобылиц. А раз так, мы обязаны в известной степени сохранить поголовье лошадей. Понятно, Джалил?

— Понял. Тогда нужно оставить кобыл и пару породистых жеребцов, а остальных зарезать и сделать казы[46].

В зале поднялся хохот.

— О, да это не шофер, а мясник, — раздалось со всех сторон.

— Джалил! Есть у одного начальника шофер. Так вот, если начальник выступает час, то шофер — два. Тебе не кажется, что ты похож на этого шофера?

Хохот раздался с новой силой.

— Товарищи! — Саидгази укоризненно покачал головой. — В трехлетнем плане развития колхоза есть особый параграф, где говорится о постоянном увеличении неделимого фонда. Чем больше неделимый фонд, тем богаче и сильнее колхоз. Вот, к примеру, крупные колхозы строят дворцы культуры, детские сады, больницы, бани, школы, даже городки. Вы думаете, что эти деньги взяты в государственном банке взаймы? Нет, товарищи. Строят на накопления своего неделимого фонда. Да мы сами в нынешнем году под руководством товарища Кучкарова на Куксае построили конюшню, механизировали хлев. Недавно рядом с этим хлевом отстроили силосную башню. Отремонтировали все загоны, а в четырех построили утепленные овчарни для ягнят. Где мы взяли деньги на это строительство? Из нашего неделимого фонда. И в дальнейшем будем много строить. Поэтому было бы неплохо, если в неделимый фонд отчислять больше, нежели указано в плане. Наш председатель товарищ Кучкаров...

Услышав снова свою фамилию, Шербек еще ниже нагнулся над столом, лицо его перекосилось, будто от зубной боли. «Для чего это ему понадобилось? Пусть хвалит тысячу раз, разве не понимает, что из меня не получится Ходжабекова?»

После отчетно-выборного партсобрания Саидгази притих, при каждом удобном случае он намекал Шербеку, что «сделал верные выводы из критики». Но такого явного подхалимажа, откровенно говоря, Шербек не ожидал. Подожди-ка, что это он там говорит?