С горы Тысячи табунов дует прохладный ветерок. В воздухе стоит пряный запах горных цветов. Иногда в шуме далекого водопада слышится слабый звон колокольчика. В воображении Шербека предстал серый вожак — козел Суванджана: его рога будто искривленные клинки, походка величава, на шее колокольчик. Сколько неприятностей принес ему этот взбесившийся козел! А может, наоборот, упрямство этого вожака помогло его сближению с Нигорой! Разве не из-за него он сломал руку, упав с лошади, а Нигора, бросив теплый дом, устремилась в горы, чтобы помочь пострадавшему?

Мысли о Нигоре не давали Шербеку заснуть. На рассвете он вышел из шалаша и сказал Айсулу, подметавшей возле очага:

— Когда Суванджан и Туламат-ака встанут, скажите им, пусть едут в Песчаное кочевье и заберут с собой весы, ножницы, мешки.

Айсулу даже не успела сказать: «Куда это вы без завтрака?», как Шербек вскочил на своего гнедого и поскакал к горе Тысячи табунов.

Холодный ветер обжигал лицо, под копытами лошади чавкала грязь от растаявшего снега. На том берегу бездонного Азабсая кривые клыки гор еще затянуты туманом. По правую руку — пастбище Темиркапка — Железные ворота. Оно уже озарилось солнцем, запестрело первыми весенними цветами. Шербек слышал, что там свободно можно разместить десять отар овец; нужно осмотреть это пастбище, и если на нем действительно много травы, перегнать туда колхозные отары.

Недалеко от этого пастбища пещера Каменной красавицы.

«Если Нигора захочет, отправимся осматривать пастбище вместе, под предлогом поглядеть на Каменную красавицу», — подумал Шербек.

Обогнув гору Каракуш, Шербек спустился в кочевье и увидел, что три женщины стоят подле юрты Юлдаша и о чем-то оживленно разговаривают. Нигоры среди них не было. Шербек с тревогой посмотрел на Уринбуви. Она поняла его без слов.

— Уехала, — сказала Уринбуви, махнув в сторону Куксая. — Получила телеграмму из кишлака и сразу же уехала.

Шербек остановился в растерянности...

Накануне приезда Шербека, утром, когда Нигора пришла в палатку Юлдаша проведать больных, Юнуса на месте не оказалось. Уринбуви виновато объяснила, что он отправился помогать стричь овец.

— Говорю, Нигора не велела вставать, а он говорит: «Нет у меня жара, здоров как лошадь», и был таков...

Нигора хотела было сказать, что лучше бы еще дня три-четыре ему полежать, но промолчала. «Будь что будет, — решила про себя, — после свадьбы не бьют в барабан».

Вчера Нигора съездила в ближние кочевья, поставила там капканы на мышей и сусликов, предупредила чабанов, чтобы присматривали за капканами. Один из молодых чабанов, увидев капканы, посмеялся:

— Я слышал, что яд змеи — лекарство, а какое же лекарство у мышей и сусликов?

Нигора серьезно ответила:

— Может быть, мыши заразили бруцеллезом твоего отца, это мы и хотим выяснить.

Парень сразу перестал смеяться и предложил свою помощь.

От этого кочевья до кочевья Суванджана рукой подать. У Нигоры мелькнула мысль проехать туда, но она тут же отбросила ее, еще скажет кто-нибудь: «Ишь, прискакала вслед за Шербеком».

К вечеру в кочевье прибыл Джанизак-аксакал. Не ответив на приветствие Уринбуви, он прямиком направился к очагу. Разворошил наколотые дрова.

— Что случилось, дедушка? — удивилась Уринбуви.

— Кто-то, чтобы руки у него отсохли, срезал арчу на вершине Караташ. Недавно видел, как переливалась голубизной. Это кто-то из вашего кочевья, больше некому. Ах, поганые, добра не понимаете. Что, мало вам сухих веток и кизяка? Сами ни одного дерева не вырастили, так хоть бы берегли те, что есть. Ух, бесстыжие!

— Дедушка, мы ничего не делали...

— Если не ты, то еще кто-нибудь! — Джанизак бросил свирепый взгляд на крайнюю палатку. Он направился было туда, но вернулся, вынул из кармана помятый листок бумажки и молча сунул его в руки Нигоре. Пробурчал: — Вчера приехал чабан из Аксая, просил передать.

Нигора развернула телеграмму.

— Ой, что с вами?! — вскрикнула Уринбуви, схватив пошатнувшуюся Нигору за руку. — Да вы не волнуйтесь, девушка, Джанизак всегда так сильно ругается...

— Отец... Скорее... скорее, — вырвалось у Нигоры.

Раскинув руки, она вдруг побежала в сторону Куксая, потом остановилась и повернула назад. Уринбуви поняла. Она бросилась в палатку и вынесла ее сумку и одежду.

— Сейчас приведу лошадь! — крикнула она, направляясь к ручью.

Через несколько минут Нигора уже стремительно летела вниз, нещадно погоняя лошадь. Все женщины столпились вокруг Уринбуви, пытаясь выяснить, что произошло с Нигорой.

— Кто знает... Дедушка дал ей в руки какую-то бумажку, так она после этого не могла найти себе места, — рассказывала растерянная Уринбуви.

— Ой, бедняжечка, — вздыхали женщины.

— Как бы шею не свернула наш доктор, ишь, как несется!

— Думай о хорошем! Болтаешь чепуху! — отрезал Джанизак-аксакал. Но слова эти не давали ему покоя. Он отвязал от колышка оседланного коня и пустился вслед за Нигорой.

На взмыленной лошади Нигора прискакала в Аксай, не заходя в больницу, пересела на попутную трехтонку, шедшую в райцентр. Утром следующего дня самолет доставил ее в Самарканд, где ожидал отец.

В кишлаке только и разговоров было, что о возвращении бывшего председателя Назарова.

«Возвратился с бумагой, чистым как стеклышко!», «И партийный билет вернули!» — рассказывали наиболее осведомленные. Через несколько дней после возвращения из Самарканда Нигоры Назаров приехал в Аксай. Некоторые утверждали: «Приехал на машине первого секретаря. Видел собственными глазами!» Акрам, до которого дошли эти разговоры, вызвал к себе в кабинет Нигору и попросил извинения. В ее отсутствие он успел объявить ей в приказе выговор «за то, что вместо обслуживания больных чабанов занималась ловлей мышей в горах и самовольно уехала в Самарканд».

— Что же вы не сказали, что поехали к отцу, я порадовался бы вместе с вами. Какая вы скрытная,— упрекал Акрам. — А что касается вашей деятельности в горах, то запомните: вы и я — обыкновенные врачи. Наша задача ставить диагноз и лечить больных. Выяснение очага распространения болезни — обязанность научных работников.

— Такое безразличие хуже эпидемии! — возмутилась Нигора.

— Нигора Назаровна, зачем расстраиваться из-за пустяков?

— Какие же это пустяки? Посмотрите, сколько чабанов болеют бруцеллезом. Кровь Юнуса... Да вы сами видели под микроскопом! Сколько еще лет будет мучиться этот бедняга? А мы, ссылаясь на то, что наша задача выписывать лекарства, сидим сложа руки. Это по-вашему честно, да?

Акрам вскочил, но сдержался и сказал, мягко улыбаясь:

— Нигора Назаровна, да поймите же, наконец, что мы можем сделать? Хорошо, пусть ваша гипотеза оправдалась: грызуны оказались разносчиками заболеваний, в частности бруцеллеза. А что потом? Мы вдвоем с вами должны ездить по горам, подсыпать мышьяку в норы грызунам и, переходя из дома в дом, выявлять овец, коров, больных бруцеллезом, а потом уговаривать хозяев, чтобы они их закололи и закопали! Наконец, это дело санинспекции, зооветеринарных лечебниц. К чему нам вмешиваться?

— Понимаю, — Нигора насмешливо взглянула на Акрама. — Но нам с вами поручено охранять здоровье людей, и мы должны делать для этого все, что в наших силах, а не сваливать на кого-то. Вы тоже поймите это!

Нигора вышла.

Акрам пожал плечами.

— Вместо того чтобы радоваться приезду отца, ходит и ругается! Фантазерка!

Саидгази, услышав, что Назаров приехал на машине секретаря райкома, был потрясен. Жена, принесшая эту новость, показалась ему дьяволом. Она заметила, как побелело лицо мужа, и, зная, что в такие минуты лучше не попадаться ему на глаза, незаметно исчезла из комнаты.

Когда оцепенение, охватившее Саидгази, прошло, мысли его лихорадочно заработали.

А что, если навестить Назарова? Говорят же, что повинную голову меч не сечет. К тому же навестить родственника или друга, возвратившегося издалека, — древний обычай.