Когда Зухра Каримовна уехала, Шербек еще долго стоял на дороге, провожая взглядом голубую «Победу».

«Чтобы быть хорошим председателем, парень должен, оказывается, жениться», — усмехнулся он.

Из чайханы с той стороны дороги послышался смех.

«Значит, здесь усач, — подумал Шербек. — Где он — там и веселье».

Шербек повернулся, чтобы идти домой, и неожиданно увидел Саидгази.

— Эта женщина стоит ста мужчин, — сказал Саидгази.

«Удивительная женщина», — мысленно согласился Шербек.

— Но мне кажется, что один человек недоволен собранием, — помолчав, начал Саидгази, уставившись в чернеющую пустоту.

Шербек вопросительно посмотрел на бухгалтера.

— Работа с людьми, как вам известно, основная задача партийной организации. Вчера я вызвал Назарова на бюро и провел с ним беседу. Ведь если член партии будет болтаться без дела, то влетит нам с вами. — Саидгази вдруг поймал себя на том, что допустил оплошность: Шербек же мог ему напомнить, что Назаров находится в отпуску. Хорошо, что он не вспомнил об этом. — Так вот, судя по разговору в бюро, у Назарова совершенно определенное настроение; до того трагического дня он был председателем колхоза «Аксай». Ныне справедливость восторжествовала, так, значит, и председательское место принадлежит ему...

Саидгази распрощался с Шербеком, уверенный, что привел его в смятение.

Шербеку не пришло в голову усомниться в правдивости слов бухгалтера, и этот разговор действительно, был ему неприятен. С одной стороны, ему казалась справедливой претензия Назарова, но ведь, он долгое время был оторван от жизни колхоза, ему неизвестны изменения, происшедшие в хозяйстве. А раз так, как же он сможет быть председателем? Шербек и себя не считал подходящим для такой высокой должности. Но раз народ сказал — будешь, разве можно идти против его воли?

— Разыщи завклубом и передай ему, чтобы подготовил красное полотнище для каравана. Скажешь ему, отправляем виноград в город, он знает, что написать, — сказал Шербек табельщику. — А вы, — обратился он к Саидгази, — возьмите из гаража три грузовые автомашины и следуйте за нами. Ну, поехали.

Табельщик, хотя и получил задание, продолжал стоять как вкопанный посреди кабинета. Когда Шербек закончил отдавать распоряжения, он сказал:

— Пришел к вам по одному делу.

— Слушаю.

— Вы, оказывается, сказали, чтобы девушки, помогающие нашей бригаде, перешли в овощеводческую. А у нас то скворцы, то воробьи налетают, ну, не дают покоя. Если девушки не останутся, то и винограда не будет.

Шербек задумался: для прополки нужно добавить людей. Но и девушек с виноградников тоже нельзя трогать. Что же делать? Глядя на озабоченное лицо табельщика, Шербек вдруг улыбнулся и, подойдя к нему поближе, тихонько сказал:

— Ты думаешь, если девушки уйдут, то прелесть сада пропадет?

Табельщик, который никак не ожидал от председателя такого разговора, потупился. Исподлобья взглянул на сидящих — не смеются ли?

— Ладно, сделаем так, — уже серьезно сказал Шербек. — Девушки все-таки пойдут на прополку, а виноградники помогут спасти школьники. Обратимся к учителям, попросим вывести нам в помощь ребят, ведь сейчас каникулы. Что скажете? — обратился Шербек к присутствующим.

— Правильно, — поддержали со всех сторон.

— У меня к вам еще одно дело, — стараясь держаться серьезно, сказал табельщик. — Нужен человек караулить ореховую рощу. Таджимат лежит в больнице.

Шербек вспомнил, что сторож действительно уже давно болен. «Нехорошо, — подумал он, — я даже ни разу не навестил его».

— Кого же ты посоветуешь взять вместо него? — обратился он к табельщику.

Тот замялся.

— Ну ладно, подумай, кого можно туда послать, а к вечеру мне скажешь.

Уже на ходу Шербек сказал секретарю в приемной и сторожу, чтобы обошли дома и всех трудоспособных вывели на сбор винограда.

Вечером этого дня мимо правления проследовал красный караван из четырех грузовиков, направляющихся в город с виноградом. На головной машине красовался лозунг: «Городской товарищ, виноград «Аксая» украсит твой достархан».

— Хорошей торговли вам! — кричали вслед каравану собравшиеся у правления колхозники.

После отъезда каравана Шербек, не заходя в правление, направился к дому Таджимат-ака узнать у родных, как чувствует себя больной. Летом старик обычно редко приходил домой из ореховой рощи, расположенной далеко в горах. Был он шумливый, любил поспорить, поэтому в кишлаке с легкой руки Туламата его называли «сумасшедшим». Теперь Таджимат действительно сошел с ума, пришлось отправить его в психиатрическую больницу.

Приближаясь к дому Таджимат-ака, Шербек почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд и остановился. Парень, сидевший на большом камне у резной двустворчатой двери, встал и поздоровался. На нем была красная тенниска и узенькие голубые брюки, лицо еще не успело загореть. Шербек подумал, что это один из студентов-практикантов, приехавших в колхоз, и тут же почему-то ему вспомнилось, как в студенческие годы перед майским праздником он с товарищами бегал по магазинам, сунув линейку в карман, и искал брюки «чарльстон», со штанинами шириной не меньше тридцати сантиметров. А сейчас совсем наоборот — ищут узкие брюки.

— У вас ко мне какое-нибудь дело? — спросил Шербек. — Вы так пристально смотрите...

Парень смущенно улыбнулся, но сказать ничего не успел: из дома Таджимат-ака, расположенного по соседству, вышла целая процессия стариков в белых чалмах.

— Вы не знаете, что там происходит? — спросил Шербек.

— Кажется, читают суры из корана за выздоровление хозяина, — ответил парень. — Вы, наверное, слышали, что Таджимат-ака...

Шербек кивнул.

— Стоит некоторым людям встретиться с какой-нибудь трудностью, как сразу же в них просыпается раб божий. И когда исчезнет эта дурь! — с досадой проговорил он.

— Когда мысленный рай превратится в настоящий...

Шербек с интересом посмотрел на молодого человека: «У этого парня, кажется, голова работает. Но что же все-таки мне делать? Если сейчас появиться в доме Таджимат-ака, то подумают, что пришел на исцелительную молитву. Придется зайти в другое время». Он хотел возвратиться, но кудрявый парень стал приглашать его в гости.

— Уж если подошли к воротам нашего дома — неужели повернете назад, Шербек-ака?

«Чей же это дом? — вспоминал Шербек. — Кажется, здесь живет колхозный плотник уста[34] Хамид.

А этот парень, видимо, самый младший его сын, Халмурад, который учится в Москве на скульптора. Да, конечно, это он, — вот и родимое пятно на правом виске[35].

— Сколько времени вам еще учиться?

— Сейчас думаю взяться за дипломную работу. Кое-что уже сделал. Пойдемте, я покажу вам.

Пройдя чистый двор, утопающий в цветах, они поднялись на веранду с голубым потолком, потом свернули направо и вошли в большую светлую комнату. Она была почти пуста, лишь старый, но крепкий стол, табуретки, тумбочки. В углу — несколько ящиков: в одном — мел, в другом — гипс, в третьем — пластилин. Куски белого, черного, красноватого мрамора. На столе еще не оконченная скульптура. Халмурад сказал, что это будет статуя девушки — сборщицы хлопка. Лебединая шея, косы, обернутые вокруг тюбетейки, тугие груди — во всей фигуре чувствуется жизнь. А лицо девушки Шербеку не понравилось.

— Смотрю, и сердце наполняется жалостью к ней, — сказал он, улыбаясь.

Шербек заметил, как в глазах Халмурада мелькнула и исчезла насмешка.

— Девушке грусть к лицу.

— Может, и так. Но вы же говорите, что это статуя девушки-сборщицы? Правильно, человек иногда бывает грустным, иногда веселым. Конечно, было бы глупо требовать — раз создаешь образ советского человека, он обязательно должен улыбаться. Природа человека очень сложна, и художник прав, показывая эту сложность. Но когда говорят «девушка-сборщица», то перед моими глазами возникает торжество свободного труда в образе девушки среди безбрежного поля, которая стремится собрать как можно больше хлопка, и не только для себя. И потом: где молодость — там радость, об этом никогда не следует забывать.