В этот момент у порога появился Суванджан. Вид у него был очень виноватый, но от всей фигуры, от круглого, румяного лица веяло такой свежестью и здоровьем, что Назаров с восхищением подумал: «Вылитый Бабакул». А виноватым Суванджан чувствовал себя потому, что раньше положенного срока возвратился со своей отарой с горных пастбищ. Пока Суванджан нерешительно топтался у порога, из-за его спины в дверь проскользнул Саидгази. Бросив уничтожающий взгляд на парня, он с возмущением начал:
— А мы-то тебя всюду хвалим, гордимся тобой! Передовик называется! Улепетывать тоже передовик! А я-то, послушавшись тебя, прогнал из колхоза Ашира! — Саидгази оторвал взгляд от Суванджана и, обращаясь к Шербеку, продолжал: — Было это в то время, когда мы не ладили с Ходжабековым. Приходит этот, — он указал пальцем на Суванджана, — и говорит, что видел, как Ашир воровал, но не смог его поймать. Я решил прогнать Ашира, чтобы избавить колхоз от этого подозрительного типа. И хорошо сделал: теперь над свинофермой взяли шефство комсомольцы...
Саидгази хотел сказать еще что-то, но Шербек прервал его и обратился к Суванджану:
— Твои друзья в горах, узнав, что сбежал без оглядки, тоже, наверное, тронулись в путь, а?
Суванджан молча уставился в пол.
— Разве ты получил распоряжение возвращаться с гор? Что ты здесь позабыл?
— Хотел пасти овец на убранном поле. Там остались колосья... зерно...
— Твоя отара колхозная, а другие отары чужого дяди, что ли?
— Все колхозные, — пробормотал Суванджан.
— А что же тогда раньше людей поднимаешь пыль? Или они хуже тебя? Ведь в горах еще много травы, а жнивье от тебя не уйдет. — Шербека разозлило, что Суванджан молчит. — Твой отец был человеком широкой души. А ты испугался, что жнивье достанется твоим друзьям! Ты слышал, что одна упрямая телка баламутит все стадо?
Лицо и даже шея Суванджана покраснели.
— Забирай, что тебе нужно, и возвращайся назад! Будь здоров!
Суванджан, понурившись, вышел.
— Браво, товарищ председатель, — улыбнулся Саидгази. — Вы блестяще отчитали его. На всю жизнь запомнит ваши слова. На вашем месте Ходжабеков стучал бы кулаком по столу и кричал: «Я тебе покажу!» Вот что значит новый стиль руководства...
— Благодарю, очень признателен. Но, кажется, вы слишком завысили мне цену. Теперь вряд ли кто-нибудь захочет купить меня, — с иронией сказал Шербек. — Да, хочу спросить у вас: есть решение общего собрания об исключении из колхоза Ашира?
— Нет. В то время вас не было, а Ходжабеков позорно бежал. Я остался один. Раздумывать было некогда. Я думаю, что дело не в формальностях. Если вы считаете, что я поступил неправильно — извините, неопытность, спешка... Впрочем, если хотите, Ашира можно вернуть...
Шербек промолчал. Что он мог сказать? Формальности... Шербек никогда не был формалистом. Но если Ашир действительно воровал, то надо было заставить его держать ответ перед народом, а потом сделать так, как решит большинство. Неужели Саидгази, который способен занозу разрубить на сорок частей, вдруг «нечаянно допустил такую оплошность»?
— Товарищ председатель, когда вас здесь не было, получили телефонограмму из райисполкома. Нужно послать в хлопководческий район сто человек для сбора хлопка...
— Сто человек?! Откуда я возьму столько? — возмутился Шербек.
Саидгази пожал плечами.
— Они, наверное, думают, что у нас инкубатор по выведению рабочих рук! — сострил он.
Зазвонил телефон. Шербек поднял трубку.
— А? Да, да, узнал. Спасибо... — Лицо Шербека просветлело. — Да, Зухра Каримовна, фрукты у нас еще собирают руками, мелкая, кропотливая работа... Скоро нужно пригонять скот с пастбищ. Сейчас занимаемся строительством, ремонтом, заготовкой силоса... Сказали — сразу сто человек. Это не так просто, нужно подумать... А? Нет, нет, не до такой степени, Зухра Каримовна. Я сам?.. дела?.. Хорошо, хорошо. Заглядывайте и в наши края. А? — Шербек покраснел и покосился на Назарова. — Не беспокойтесь, без вас не устроим...
Шербек положил трубку и сказал Саидгази:
— Пошлите сторожа, чтобы вызвал бригадиров и завфермами.
Когда Саидгази вышел, Шербек подошел к Назарову.
— Зухра Каримовна говорит, что возглавить отряд помощников должен я. Поедем в «Рассвет». Вы знаете этот колхоз?
— Да, знаю, — кивнул Назаров. — Гордость нашей области! Когда же наш «Аксай» будет таким?
— Будет. Вот и Зухру Каримовну тоже это интересует. Говорит, поезжайте в «Рассвет», там есть чему поучиться.
— А что же будет с нашими делами? На виноградниках сейчас много работы. Мы пустили воду к лозам, с которых сняли урожай, просмотрели подпорки для виноградных лоз, а теперь надо провести опрыскивание и пустить для вспашки трактор. Земля там как камень. Даже лезвие кетменя гнется.
— Вот что, товарищ Назаров. Нужны минеральные удобрения — берите, нужен трактор — берите, берите все, что вам необходимо. А с завтрашнего дня берите в руки и командование — будете замещать меня.
— Вы это серьезно? — опешил Назаров.
— А как же? Кто-то должен остаться вместо меня?
— Как будто люди перевелись...
— Людей много. Но ваша кандидатура самая подходящая.
— Если я только свою телегу буду тянуть, и то большое дело.
— А если немного потянете и мою телегу, выбьетесь из сил?
— Есть много энергичных ребят. Вот и оставьте одного из них.
— Боитесь ответственности?
У Назарова от этих слов покраснела голая макушка. Он долго молчал, опустив голову, потом тихо произнес:
— Ладно, поезжайте. Как-нибудь уж сделаем, чтобы ваше отсутствие на колхозных делах не отразилось.
— Еще одна просьба. — Шербек вынул из ящика стола листок бумаги и ручку. — Вы, видимо, знаете, что породистых овец «рекорд» мы пригнали с гор и уже пятнадцать дней кормим отрубями. С послезавтрашнего дня мы должны перевести их на новый рацион. Напишу и оставлю. Поручите Мансуру, он сделает, но все-таки лучше, если проследите сами. И еще одно...
На улице уже стемнело, зажглись лампочки, а просьбы все не кончались.
Не прошло и недели после отъезда Шербека с бригадой, как по кишлаку пронеслась весть: «Усатый Туламат подстрелил кабана». В этот вечер Туламат собственной персоной заявился в чайхану на берегу сая. Наступила осенняя прохлада, поэтому чаевники, отказавшись от деревянного настила под открытым небом, забились в помещение.
Парни, сидевшие на коврах, поспешили потесниться, освобождая почетное место для Туламата.
— Туламат-ака, сегодня усы у вас блестят по-особенному, — шутливо заметил один из них.
— Наверно, кабанье сало попало, — поддержал второй.
Все расхохотались.
— Вы что, пренебрегаете мясом кабана? — Туламат обвел презрительным взглядом собеседников. — А вы историю изучали?
— Разве в книгах написано, чтобы ели дикого кабана? — спросил кто-то.
Снова поднялся смех.
— Написано! — серьезно сказал Туламат. — Пятьсот-шестьсот лет тому назад сыновья шаха специально выезжали охотиться на кабанов. Подстреленных кабанов целиком зажаривали на вертеле и ели. Тоже мне грамотеи! Вы Навои-то читали?
Все промолчали, чтобы не показать себя невеждами.
— Туламат-ака, но вы же не съели один целого кабана, половина-то хоть осталась? — спросил высокий, плечистый парень.
— Опоздал, душа моя. Сказал бы раньше — оставил бы ляжку.
— Не может быть, есть еще, наверное, какой-нибудь кусочек?
— Да что я буду врать тебе, братишка? А какой был кабан! Верблюд еле-еле поднял его, всю дорогу стонал, бедняга. Чувствую, не дойдет до Аксая. Свернул на рудник. Сдал в мясную лавку. Вмиг расхватали.
— Э, жаль, хотел угостить приятелей!
— Угощение устроим в горах. Вот деньги, — Туламат похлопал по разбухшему поясному платку. — Точно, копейка в копейку, три тысячи. В честь окончания постройки конюшни устроим угощение для всей бригады. Тебя тоже приглашаю. Завтра вместе закупим все, что нужно, погрузим на одногорбого и отправимся. Ну как?
— Ничего, но...
