— Капитан Баллингтон сказала, что вы готовы признаться, но хотели говорить лишь со мной, — пророкотал Абернати. — Я к вашим услугам.

— Да-да, именно, — подтвердил Вестон.

— Скажите, в каких вы отношениях с календрианскими повстанцами?

— В чем? С кем?

— С календрианскими повстанцами, — повторил Абернати.

— Понятия не имею, о ком вы.

— Вы стреляли по звездолету понтифика после того, как «Интрепид» получил повреждение в бою с кораблем повстанцев. Вы всерьез ожидаете, что мы поверим, будто эти события не связаны?

— Связь есть. Но не такая, как вы думаете.

— Вы напрасно занимаете мое время, — заключил Абернати, отворачиваясь и собираясь уйти.

— Постойте! Разве вы не хотите знать, в чем связь?

— Мы уже знаем. В календрианских повстанцах.

— Нет! Она — в вас!

— Что? — спросил Абернати, щурясь.

— Прости, — сказал Вестон Финну и заморгал.

Сперва левым глазом — дважды, затем правым — трижды, затем левым — один раз и трижды правым.

— Бомба! — заорал Финн.

Даль бросился на капитана.

Голова Вестона взорвалась.

Даль ощутил, как горят униформа и кожа на спине. Ударная волна вдавила энсина в Абернати, швырнула обоих в стену.

Стало темно.

Потом Даль услышал, как выкрикивают его имя, открыл глаза и увидел капитана, трясущего его за плечи. На руках и плечах Абернати были ожоги, но в целом капитан выглядел неплохо. Даль понял, что заслонил капитана от взрыва, и ощутил вдруг, как спина вспыхнула болью.

Энсин отпихнул капитана и подполз к Финну. Тот, страшно обожженный, лежал на полу лицом вверх. Финн оказался ближе всех к взорвавшемуся Вестону.

Даль заметил, как двинулся единственный уцелевший глаз. Рука вздрогнула. Даль ухватил ее, и Финн скорчился от боли. Даль хотел отпустить, но друг не дал, вцепился крепко. Его губы зашевелились.

Даль склонился к лицу, чтобы расслышать.

— Это просто… смешно, — прошептал наконец Финн.

— Прости.

— Не твоя… вина…

— Все равно — прости!

Финн крепче стиснул руку Даля.

— Останови это!.. Найди… способ…

— Обещаю!

— Хорошо, — выдохнул Финн и умер.

Абернати склонился над Далем, чтобы оторвать от мертвеца. Теряя сознание от боли, энсин замахнулся — но не попал, потому что провалился в черноту еще до того, как его кулак приблизился к лицу капитана.

— Скажи мне, как это остановить! — взмолился Даль.

Дженкинс, конечно же знавший, что Даль собирается навестить убежище, смерил энсина взглядом.

— Выглядишь вполне здоровым. Это хорошо. Жаль твоего Финна.

— Ты знал, что с ним приключится?

— Нет. Тот, кто пишет эту херню, не присылает мне сценариев на утверждение. Серия с Финном вышла ну совсем никакая. Подумать только, Джер Вестон годами ходил с биобомбой в голове, ожидая встречи с капитаном Абернати, виновным в смерти отца Вестона в разведмиссии двадцать лет назад. И вдруг совсем не связанный с Вестоном политический инцидент, и Джер тут как тут. Чертова халтура!

— Ну так скажи мне, как прикрыть эту лавочку!

— Ты не сможешь. Прикрыть ее нереально. Остается лишь прятаться.

— Прятаться — не выход.

— Еще какой! — возразил Дженкинс и развел руками — посмотри, мол, по сторонам.

— Это выход только для тебя! Мы все не можем зашиться во внутренности звездолета!

— Есть и другие способы. Спроси о них свою бывшую начальницу, Коллинз.

— Она в безопасности, пока о ней печешься ты. И лишь пока ты не отлучишься по нужде.

— Так собирай друзей и валите с «Интрепида».

— А толку? Джер Вестон убил восемнадцать членов команды «Нанта» своими вооруженными тележками. То есть «Нант» отнюдь не был застрахован от чертовщины на «Интрепиде». Целая планета пострадала от чумы, чтобы мы смогли в последний момент сделать лекарство для Керенского. Целая планета! И ты здесь не в безопасности.

— Ошибаешься. Я тут в порядке.

— Ты пока в порядке, потому что погибла твоя жена, а ты был всего лишь деталью ее антуража. Но что случится, если сценарист чертова шоу вспомнит о тебе?

— Не вспомнит.

— Ты уверен? На «Нанте» Джер Вестон использовал твою хитрость — прятался на стоянке для тележек. Там мы его нашли — и взяли. Какой бы халтурщик ни писал для прошлой серии, теперь он знает: служебные коридоры можно использовать в качестве тайного убежища. Как думаешь, скоро он вспомнит о тебе?

Дженкинс не ответил. То ли его задело упоминание о жене, то ли он и в самом деле задумался, попал ли уже в перекрестие сценаристского прицела.

— Опасность грозит каждому! — объявил Эндрю. — Ты потерял жену. Я — друга. Ты сказал, что и я, и все мои друзья умрем ради драматического эффекта. А я добавлю: то же самое произойдет с тобой. Прячься не прячься — не поможет. Дженкинс, ты просто оттягиваешь исполнение приговора. И, бессильно дожидаясь его, ютишься, будто крыса, в переборках.

Дженкинс окинул взглядом свое убежище:

— Не сказал бы, что будто крыса.

— И ты счастлив так жить?

— Я не был счастлив с тех пор, как погибла жена. Ее смерть и подтолкнула меня к проверке статистики, к наблюдению за странностями на «Интрепиде» и к самому логичному выводу про то, что мы — часть телешоу. Ее смерть открыла мне глаза: моя жена умерла ради яркого момента перед рекламным роликом. Она была статистом. Пешкой. Ей посвятили, наверное, секунд десять экранного времени. Никто из смотревших ту серию уже и не помнит мою жену и не знает, что ее звали Маргарет и она любила белое вино больше, чем красное. И что я предложил ей руку и сердце на газоне перед домом ее родителей на семейной вечеринке. И что мы прожили вместе семь лет до того, как халтурщик-сценарист решил убить ее. Но я помню о ней.

— Думаешь, она была бы рада узнать, как ты теперь живешь?

— Я думаю, она бы поняла. Я ведь спасаю жизни людей.

— Спасаешь жизни некоторых людей, — указал Даль. — Это игра с нулевым выигрышем. Кому-то все равно приходится умирать. Твоя система оповещения спасает нескольких ветеранов, но зато делает вероятнее гибель новичков.

— Везде есть риск.

— Дженкинс, как долго вы с женой прослужили на «Интрепиде» до ее гибели?

Тот уж открыл рот, чтобы ответить, но так и не сказал ничего.

— Ведь недолго?

Дженкинс мотнул головой и отвернулся.

— Здешняя команда выяснила, что происходит, еще до тебя. Может, они не пришли к тем же выводам, что и ты, но наверняка заметили странности и прикинули свои шансы на выживание. А теперь ты даешь старожилам лучшее средство и стимул делать с новичками то же самое, что эти самые старожилы учинили с твоей женой.

— Думаю, тебе лучше уйти, — выговорил Дженкинс сдавленно.

— Дженкинс, да послушай ты меня! Невозможно прятаться! И убежать нельзя. От судьбы не убежишь. Если Сюжет существует — а мы с тобой знаем, что он существует, — у нас просто нет своей воли. Рано или поздно Сюжет придет за каждым. И использует как захочет. А потом мы все умрем. Как Финн. Как Маргарет. Это неизбежно, если мы не остановим Сюжет.

Дженкинс наконец обернулся — в глазах его блестели слезы.

— Эндрю, скажи, ты верующий?

— Ты же знаешь мою историю. Да, я верующий.

— И как же ты еще можешь верить?

— Ты о чем?

— Мы оба знаем, в этой вселенной бог — простой телехалтурщик. Он сценарист в паршивом научно-фантастическом сериале, он дважды два сложить не умеет. Как можно верить в Бога, зная такое?

— Потому что это не Бог.

— Значит, ты думаешь, что бог — это продюсер или президент телекопорации?

— Кажется, наши представления о Боге немного расходятся. И я считаю, что наша участь — не Божественный Промысел. Если это телешоу, то его придумали и делают люди. Кто бы это ни делал с нами, они — нам подобные. А это значит, мы можем остановить их. Просто надо выяснить, как именно. Дженкинс, ты должен выяснить.

— Почему я?

— Потому что ты знаешь сериал, в который мы попали, лучше всех. Если есть выход, логическая дыра, тонкое место, лишь ты можешь его отыскать. И быстро. Потому что я не хочу, чтобы от руки бесталанного сценариста гибли мои друзья. И когда я говорю про друзей, я имею в виду и тебя.